Магия спецназначения

– Ну, жизнь не надо, – добродушно усмехнулся Алан. – Разве что поросячью.

Дом и двор быстро наполнились ароматными запахами. У мангала хлопотали трое оэсэновцев, четверорукий иномирянин с любопытством присматривался к подробностям чужеземной кухни. Для него на сковороде жарился большой ломоть окорока без приправ и соли – он так любил. Хозяин дома извлек из подпола банки с солеными огурцами, маринованными помидорами, домашним кетчупом, нагреб из деревянной кадушки полную миску грибов, засоленных со смородиновым листом, а потом отправил Лети к соседям через улицу за молоком, творогом и маслом.

– У них коровы, – пояснил он.

– Ты им помогаешь? – спросила Кайндел, шинкуя лук для супа.

– Бывает. Собственно, я всем здесь помогаю. А они – мне. Без этого не проживешь.

Не составляло труда догадаться, что именно он имел в виду. Маленький поселочек жил практически натуральным хозяйством под защитой его магии и только благодаря ему мог почти не опасаться неприятных неожиданностей. Так что им было, за что благодарить его и по первой просьбе делиться плодами своего труда. Впрочем, Алан и сам ведь не безрукий. Наверняка многим в поселке помогал строить дома, приводить в порядок мебель…

Они остались одни на маленькой теплой кухне, и мужчина, вздохнув, негромко попросил:

– Расскажи, что с тобой случилось.

Кайндел, пожав плечами, начала рассказывать. С самого первого дня знакомства у них установились особые, очень доверительные отношения. Она сообщала ему о себе все и многое знала о нем. Он удивительно чутко умел слушать (не хуже, чем сама девушка, но, в отличие от нее, делал это неосознанно и без задней мысли), а таким людям всегда несут свои горести и чаянья. Даже не обладай он удивительной памятью и забывай сразу все, что расскажут, ему все равно продолжали бы выкладывать про свои дела и верить, что во всем услышанном он искренне заинтересован. Только потому, что Алан, как никто на памяти Кайндел, умел слушать.

И действительно все запоминал.

Ее он слушал, полузакрыв глаза, даже не слушал, а впитывал, будто губка, и у девушки становилось все легче на душе. Ее больше не терзали сомнения в правильности ухода из Алого Круга, и стало ясно до полной прозрачности, словно она вдруг взглянула на мир сквозь воды горного ручья – она действительно не могла поступить иначе, а значит, ей не в чем винить себя.

– Тебе налить немного? – спросил он, дослушав до конца. – У меня есть смородиновое вино. И даже брусничная настойка. Водочной крепости.

– Чуть позже. Не на пустой же желудок.

– Я, признаться, недавно слышал, будто ты погибла. Потом – что подалась в стан Черного Круга. Он откололся, кстати. Ты в курсе?

– Я здорово отстала от жизни в учебной части ОСН. Там курсантов оберегают от информации. Меня – особенно.

– Из-за твоей профессии?

– В том числе.

Алан слегка повел плечами – это означало у него недоумение.

– Сказать по правде, теперь я удивлен не меньше. Почему ты подалась в Организацию? Потому ли, что не было выбора? Или сознательно?

– Сложно сказать. Когда у боевиков Ночи меня отбил один из офицеров ОСН, я пошла за ним лишь наполовину потому, что такая уж сложилась ситуация. Что значит – не было выбора? Выбор есть всегда.

– Большинство любит жизнь, и в этом нет ничего недостойного.

– Видишь ли, я могла ожидать от людей ОСН абсолютно любой реакции на свое появление. В том числе и убийства без разговоров, и жесткого допроса. Я доверилась им – не от одной же безысходности.

– Понимаю, учинила им проверку. И как?

Заправив суп и накрыв крышкой кастрюлю, она задумчиво посмотрела в окно. Там, во дворе, алел наполненный углями мангал, и доспевала первая порция шашлыков. Над ними колдовал тверчанин с восторженным выражением лица, а рядом с ним с бутылкой домашнего вина стоял Роман и время от времени сбрызгивал мясо, вызывая к жизни клубы ароматного дыма и опасливо жмурясь. Сергей и Горо, потоптавшись неподалеку, ушли рубить дрова.

Алан проследил за ее взглядом, потом, встав с кресла, где отдыхал, подошел и остановился рядом, у ее левого плеча. Она ощущала его чистое дыхание на щеке – он не курил и никогда не употреблял спиртное, единственный такой мужчина на ее памяти.

– Они – славные ребята, – проговорил хозяин дома. – Все до единого. Но так же ли хорошо дело, которому они служат?

– Ты же понимаешь, как никто: дело тут абсолютно ни при чем. Можно развесить вокруг какие угодно лозунги, но они никоим образом не помогут заглянуть в будущее, избранное теми, кто эти лозунги выкрикивает.

– Да, я понимаю.

– Все упирается в людей. Только в людей.

– Ну и каковы же в ОСН люди?

– Ты знаешь, меня сложно обмануть, – сказала девушка, разводя руками. И, чтобы легче было общаться с Аланом, повернулась к нему лицом.

– Если вообще возможно, – усмехнулся он.

– Да, это так. Я говорила с главой Организации, с Одином.

– И как?

– Он не лжет.

– Но ОСН, собственно, никаких лозунгов и не предлагает.

– Все так. Однако то, к чему они стремятся, тоже более или менее известно.

– Потому я и спросил тебя о том, что представляет собой ОСН. Как я понял, Организация стремится вернуть мир в то состояние, которое он занимал до снятия печати. Но это же невозможно. Все равно, что зрелому человеку рассчитывать вернуться в юность лишь потому, что она сохранилась в его памяти, как чудесное время.

– Ты прав, нет сомнений. Однако Один стремится лишь к тому, чтобы новый мир получился максимально приближенным к старому. С поправкой на магию, которая теперь существует и многое определяет. Он хочет подтвердить конституцию, и равенство всех перед законом, и… Словом, думаю, ты понимаешь, о чем я говорю.

– Да, – мужчина с любопытством слушал Кайндел. – Понимаю. А какую форму правления он предполагает ввести? Опять эту… коммунистическую демократию, существовавшую раньше?

– Почему коммунистическую? – рассмеялась девушка.

– Потому что, как и при социализме, во времена нашей странной демократии у кормушки всегда оказывались те, кто рвался распределять общие блага, разумеется, оставляя большую часть себе. По-человечески это понятно, трудно отвыкать от хорошего: от довольства, денег, власти… Но как-то не хочется возвращаться к этому режиму.

– Знаешь, что я тебе скажу… Лучше уж возврат к прежнему, не самому лучшему, чем существование при нынешнем, совсем плохом. Всегда жаждешь чего-то нового, пока не теряешь то, что имеешь. А результат каков?

– Да, верно. Я только не хочу перехода от нынешнего дурного к более дурному. Даже если при будущем раскладе я окажусь на вершине.

Она вздохнула и похлопала его по тыльной стороне ладони.

– Вот уж кто-кто, а ты, стоящий у вершины, или на самой вершине, смог бы сделать очень много хорошего, Рахиан.

– Ну, нет. Это не по мне, Аэда, ты же знаешь. Я никогда этого не хотел, и никогда не стремился на самый верх.

– Теперь понимаешь, почему на земле никогда не будет действительно справедливого режима? – усмехнулась девушка. – Потому что тот, кто способен построить его, никогда не захочет этим заниматься. А тот, кто захочет заниматься, способен будет построить только несправедливое общество. В силу особенностей характера, – и улыбнулась снова, разводя руками. – Как это грустно, правда?

– Жизнь вообще тягостная штука.

– Готово! – завопил Илья, поднимая первый шампур и перекладывая его на предупредительно подставленное Романом блюдо. – Мясо – высший класс!

Стол накрыли на террасе, куда из кухни широкой волной шло благословенное печное тепло. На столе, застеленном сероватой скатертью с едва различимыми желтыми пятнами стояли тарелки и миски с угощением. Изобилие поражало – салат, жареная картошка, кабачки, залитые яйцом, огурчики и помидорчики, вынутые из банок, грибки, патиссоны, квашеная капуста, сало, мясо, жаренное на сковороде и над углями, зеленый лук (Алан растил его на подоконнике в больших ящиках), копченая рыба домашнего изготовления, а под занавес явились молочные продукты, принесенные Лети, и доставленная ею же палка домашней колбасы.