Т-34 — истребитель гархов

Штандартенфюрер Краус снял красивый особняк возле парка. Неринг подозревал, что его заместитель богат и влиятелен, но до какой степени — он и помыслить не мог, пока не случилось одно знаменательное событие…

Вальтер вошел в кабинет Неринга, сияя идеальным пробором в свежей прическе.

— Дружище, разреши пригласить тебя, так сказать, на вечеринку по случаю моего дня рождения! Буду рад видеть тебя и твою супругу. До вечера!

У особняка Вальтера Крауса выстроились в ряд черные мрачные автомобили. Дверь светлого дерева с ажурными коваными украшениями и витой бронзовой ручкой открыла приветливая старушка.

— Фрау Болен, — церемонно представилась пожилая дама. Ловкий денщик принял от вошедшей пары одежду и повесил в общий ряд. Прихожая буквально светилась от витых погон на шинелях, а обилие дорогих меховых воротников на женских пальто почему-то навевало ощущение близкого Рождества. До праздника Weihnachten было еще довольно далеко, но в доме пахло зимней хвойной свежестью, играла легкая музыка, а из закрытой столовой доносились умопомрачительные запахи. Вальтер встретил Виктора и Эльзу на пороге, и Нерингу показалось, что лицо его заместителя дрогнуло, когда тот увидел супругу полковника. Впоследствии Неринг несколько раз ловил странный взгляд Вальтера, обращенный ей вслед, но Эльза, казалось, ничего не замечала. Она веселилась от души, общаясь с женами офицеров и городского начальства, пила шампанское и мило сплетничала. Несколько незамужних девушек флиртовали с одинокими офицерами, и Вальтер был у них несомненным фаворитом.

Виктор с некоторым удивлением заметил, что вся городская знать с удовольствием прибыла на праздник Вальтера. Виктор и раньше был знаком со всеми чиновниками в Пассау, но к нему начинали относиться с гораздо большим почтением, узнав от господина Крауса, что Неринг является его непосредственным начальником. Кульминация вечера произошла в девятом часу, когда двери гостиной распахнулись, и на блестящий паркет ступил сам рейхсфюрер в сопровождении небольшой свиты. Он приветствовал собравшихся общим салютом, а с Нерингом и Вальтером поздоровался отдельно, за руку.

— Можешь не сомневаться, товарищ, теперь у нас не будет проблемы с помещением под новую картотеку, — тихо шептал начальнику Краус, пока Гиммлер провозглашал длинный тост за победу и процветание истинных арийцев.

Как и подобает одному из вождей, Гиммлер быстро уехал, оставив сынов рейха отдыхать в такое трудное и опасное время.

По дороге домой супруги болтали об удачном вечере. Эльза была просто в восторге от общества, обсуждала музыку, наряды дам, и Виктор даже почувствовал себя виноватым в том, что никуда ее не выводит. Да и куда, собственно? Кроме службы и дома Виктор никуда не ходил, да и ходить некуда — война. Три ресторана на весь город. Вообще он мог бы сейчас… Совершенно не хотелось думать о том, где именно мог быть Виктор — лежать под крестом в перелеске возле чужого города, или отрешенно смотреть на тусклый свет дежурной лампы в штабном блиндаже, оглохшим от очередного боя, с алюминиевой рюмкой шнапса в грязной руке.

— Похоже, он тебя знает, — неожиданно сам для себя сказал Неринг.

— Нет, не знает, — в темноте Виктор почувствовал, что Эльза улыбается. — Он видел меня однажды, в ресторане «Первая звезда». Пытался познакомиться, но безуспешно. Спасибо тебе.

Неринг сначала засмеялся, поняв, чем был так озадачен удачливый ловелас, а потом удивился:

— За что спасибо?

— Что тебе не все равно, ведь ты женат на мне уже давно. Ты прав, он слишком странно на меня смотрел. Как будто знал когда-то и теперь припоминает.

Неринг открыл дверь. В доме было темно. Родители давно спали, спал и маленький Зигфрид.

— А не сварить ли нам кофе? — спросил Неринг, принимая пальто Эльзы.

— Как скажете, господин полковник!

Эльза отправилась на кухню кипятить воду, а Виктор прошел в столовую. Стараясь не шуметь, он извлек из буфета кофейные чашки, бутылку коньяка и две коньячные рюмки.

* * *

Через две недели Неринг пригласил Вальтера в гости, и Вальтер принял приглашение без колебаний. В тот день пришлось работать допоздна. Накопился солидный статистический материал, и сотрудники архива сбивались с ног, стремясь поспеть за полковником и его неутомимым заместителем. Когда готовые отчеты были подшиты, сброшюрованы, опломбированы и готовы к отправке, Неринг отпустил подчиненных. По нерушимому правилу, последним со службы уходил либо начальник, либо его заместитель. Виктор постоял у порога, окинул взглядом кабинет и выключил свет. Архив был опечатан, и власть в помещении полностью перешла в руки охраны. За Нерингом и Краусом закрыли дверь, и офицеры очутились под мелким моросящим дождем. Неринг все равно предпочел бы пойти пешком, но они с Вальтером и так сильно задержались. Ехать было три минуты, не более, и сослуживцы уселись в служебный «Хорьх».

По дороге Вальтер шутил, смеялся, но внутри его терзало недавно объявившееся чувство, от которого грудь и плечи немели, как от давящего груза. Ему было тоскливо и страшно. Ночь после своей великолепной вечеринки он провел без сна. Фрау Болен с тревогой прислушивалась к необычным звукам и движениям в особняке. Хлопали двери кабинета, открывались и закрывались фрамуги, затем молодой хозяин перемещался в гостиную, и оттуда по ночным лестницам летели звуки фортепиано, причем слишком «форте», даже для такого энергичного и молодого офицера. Вальтер никогда не играл с собой в жмурки, быстро доводя анализ любой проблемы до понимания истинной причины.

Пятнадцати минут раздумий в полном одиночестве хватило Краусу с лихвой. Он понял, что одержим златокудрой Эльзой Неринг с того самого дня, когда впервые увидел девушку. Эта одержимость звалась на человеческом языке любовью, страстью, еще несколькими подходящими словесными клише, а в языке древних гархов это понятие отсутствовало. Что-то близкое мелькало в сознании Гефора, какой-то легкий выдох с мягким гортанным рычанием, секундный прилив нежности и тепла. Этот выдох звучит очень редко, когда взрослый дракон смотрит на своего маленького смешного наследника, делающего первые шаги на путающихся лапах. Гефор осознавал, что человеческое чувство было неизмеримо богаче и сложнее, но самое неприятное заключалось не в этом. Дракон понимал, что он засыпает в человеческом существе, медленно и неотвратимо тонет и растворяется в глубинах новых чувств, и эти чувства все больше и больше превращают захваченное тело в полноценного человека. И еще тревожила слабеющего Гефора книга, которую последнее время не выпускал из рук и цитировал Наставник. Стихи немецких поэтов о любви. Черный томик с золотым обрезом. Неужели и Наставник…

Вальтер очень не хотел ехать к Нерингу. Обе его натуры восставали против насилия, которое штандартенфюрер совершал над собой, но предлога для отказа не было. Порог уютного фамильного гнезда своего начальника молодой офицер перешагнул со своей обычной плакатной улыбкой и лучистым взглядом истинного арийца.

* * *

Наставник дышал спокойно и размеренно. Даже тропический воздух при правильном вдохе через нос превращался в прохладное дуновение внутри головы, охлаждая возбужденный мозг. Этой дыхательной техникой диверсант владел в совершенстве, на уровне рефлекса. Он уже давно не мог определить, чьим навыком пользуется в той или иной ситуации: Гхорна, дракона высшей касты, или Эрика Гримма, человека, доктора и разведчика. Какая, собственно, разница? Есть задача, и ее нужно решить. Гхорн жалел, что не успел предупредить Гефора о своем наблюдении: натура человека слишком опасна. Она усыпляет личность дракона, коварно обволакивая и опутывая ее недоступными ранее эмоциями. Дракон будто глядит на блестящий кристалл и не может оторваться, сливаясь то с одной гранью, то с другой… Гефор, мальчик, он самый сильный и одаренный из нас, он поймет. Из кого из нас? Людей? Гархов?

Наставник снова использовал технику «холодного дыхания», и в голове прояснилось. Итак, по порядку. Откуда здесь чертов индеец? С кем он перестукивался своими дощечками? Аборигены выглядят совершенно иначе. Верзила Наконечник все сделал правильно, но это только осложнило задачу: гибель индейца уже обнаружили те, кто слушал его сигналы, и времени на рассуждения практически не осталось. Эрик Гримм посмотрел на хронометр. Десять тридцать восемь. Черный циферблат с антибликовым покрытием был расчерчен паутиной тонких линий. Секундная стрелка нервно дергалась, а на втором циферблате стрелка таймера медленно ползла к красному флажку. Оставалось десять минут.