Власть оружия

– В эту сторону?

– А куда ж еще?

Мажуга покачал головой. Самоха нахмурился и поудобней перехватил ружье. Йоля вытащила «беретту» и поглядела на мужчин. Что они решат? Напасть на чужаков или затаиться и пропустить?

– Знать бы, что не зря здесь таскаемся, – проворчал еще один человек, уже совсем близко. – Может, с них и взять нечего?

– Серебряк точно есть, он мне сам показывал, да у другого кошель толстый, навроде него самого. Такой увалень далеко не мог уйти. Да еще девчонка с ними, дохлая совсем.

– Ну, если серебряк есть, дело того стоит…

– Не прознал бы кто. – Еще один голос, высокий, молодой.

– Трупы в холмовейник бросим. Ползуны обожрут, а по шкелету ж не поймешь, чего оно было… пока было.

Мажуга выпрямился, вскинул кольт и стал палить туда, где над решеткой колючих веток мелькали головы. Там заорали, кто-то выстрелил в ответ, пуля прошла далеко. Йоля подскочила, вскидывая «беретту», но крики и треск веток уже удалялись. Бабахнул сдвоенный выстрел, дробь ударила в нескольких шагах – стреляли на бегу, не целясь.

– Идем глянем. – Мажуга, заряжая на ходу кольт, направился туда, где видел местных.

В кустах лежал незнакомый мужчина с простреленной головой. Игнаш обшарил его карманы, поднял обрез и подсумок с зарядами крупной дроби. Вокруг иссеченные и поломанные ветки были в крови, красные следы уводили в сторону дороги.

– Теперь нам здесь еще опасней, – буркнул, подходя, Самоха. – Ночью идти придется. Охо-хо…

Йоля мысленно взвыла. Ноги гудели, и каждый шаг давался с трудом, но она брела и не жаловалась. Жаловался Самоха, но так, без напора – сам понимал, что идти нужно. Далеко за полночь Мажуга остановился и объявил:

– Вроде достаточно отмахали.

Йоля с оружейником тут же повалились на землю. В эту ночь девушке снились кукурузные лепешки и бутыль с водой – из толстого зеленого стекла. Проснувшись, она подумала: какой скучный сон! Вот раньше ей снились важные, значительные вещи – небо там, оружие… а тут мелкое все. Почему? Может, она уже повидала мир, познала все важное, и теперь ее ждут только мелочи вроде лепешек и воды в бутыли толстого стекла?.. Ну уж нет, впереди – счастье. Они спаслись из Донной пустыни, забравшей целую карательную колонну, и теперь все будет хорошо. Скоро они будут дома… Йоля улыбнулась.

– А, проснулась. – Мажуга тоже улыбнулся, хотя дела их были, вообще-то, неважные, но глядеть на грязную счастливую Йолю ему было до некроза приятно. Он тоже подумал: скоро они будут дома, и уж тогда пойдет хорошая жизнь. Совсем немного осталось.

Рядом сел Самоха, потянулся, застонал и стал мять поясницу.

– Эх, не в мои года такие путешествия устраивать… и ноет, и тянет, и кости ломит…

– Да уж, толстяк, – ухмыльнулся Игнаш. – Тебе бы в кабинете, со шкафами, а в шкафах водка у тебя, холуи по каждому слову все принесут-унесут. А?

– Ну и что, я ж заслужил все, что имею. И шкафы, и холуев – всё горбом заработал.

– Дядька Самоха, а тебе чего снилось? – встряла Йоля.

– А… снилось всякое, я уж не помню. Никогда снов не запоминаю. А к чему тебе?

– Да так.

– Выпить бы сейчас, сразу бы полегчало, – пробурчал Самоха, морщась и растирая поясницу. – Так нет ничего.

– Ладно, пошли. Вставай, оружейник, пушки тебя заждались, – ободрил Игнаш. – Скоро возвратишься в свой кабинет к любимым шкафам. Теперь уже недолго осталось. Считай вырвались мы, спаслись.

– Теперь все будет хорошо, – поддакнула Йоля.

Путники снова зашагали на север, другого направления не было. Впереди лежала выжженная солнцем равнина, утыканная обломками бетонных секций. Ветерок шевелил невесомую сгоревшую траву, в которой протянулись блестящие нити – следы ползунов. Холмовейник высился поблизости, его обитатели уже попрятались, слишком жарко для них. Ни дороги, ни каких-либо признаков жилья не заметно.

Сперва Йоле шагалось легко, мысли приходили только хорошие – о будущем. В самом же деле, осталось совсем немного. Она шла последней, впереди Самоха жаловался на больную спину, а Игнаш над ним подшучивал, звал к себе на ферму – дескать, поработаешь в поле, жирок сгонишь, окрепнешь. Потом навалилась жара, мужчины замолчали. Они обогнули груду обломков бетона, увитую пожелтевшими побегами ползучего плюща, – и Йоля наткнулась на спину Самохи. Тот резко остановился, потом метнулся обратно, под прикрытие бетонных плит. Игнаш присел и выхватил кольт. Йоля отскочила, чтобы не сбил с ног неуклюжий оружейник, и только тут сообразила – что-то стряслось, что-то нехорошее.

– Заметили, точно! – бросил Мажуга, пятясь за руины. – Уходить нужно. Эх, жалко, никакого укрытия, ровное место!

– Вон там, за камнями! – предложил Самоха.

– Что там? – на бегу спросила Йоля.

– Кетчеры!

Они помчались к груде камней, которую выбрал Самоха, а сзади уже тарахтел двигатель. Добежали до укрытия и повалились на землю. Йоля выбрала прореху между камнями, сквозь которую можно было наблюдать, раздвинула жесткие, как из проволоки свитые, побеги плюща и стала смотреть. Слева показался здоровенный самоход с широким открытым кузовом, который прикрывали наваренные на борта ржавые стальные листы. Кабину тоже обшили металлом, сквозь узкие прорези водителя не было видно, но в кузове над бортами раскачивались выцветшие красные банданы, какие обычно носят кетчеры. По бокам капота были приварены здоровенные ржавые лезвия – торчали в стороны, как клыки. Грязные борта были аляповато разрисованы белой краской, картинки изображали повешенных, распятых, отрубленные головы и еще что-то – Йоля не могла сообразить, что имел в виду художник.

Понятно, чего Самоха с Игнашом бросились бежать, – кетчеры еще хуже обычных бандитов. Если тех интересует добыча, то этим нравится убивать. Они истребляют всё без разбора – зверей, людей, мутантов, всё, что попадется на пути. Считают, что прижигают язвы больного мира, но сами они и есть худшая из болезней Пустоши.

Грузовик ехал вокруг руин, огибая их на порядочном расстоянии. Кетчеры заметили беглецов у груды бетонных обломков, и если бы они затаились на том самом месте, сейчас их обошли бы с тыла.

– Придется стрелять, – решил Мажуга.

– Думаешь, они не отстанут? – Оружейнику не хотелось вступать в бой.

– Конечно, они же нас видели. Теперь не успокоятся, пока не отыщут, но дело не в этом.

– А в чем же?

– Самоход нужен. Сидите здесь, не высовывайтесь, пока не представится случай, а я пошел.

– Эй, ты куда? – только и успела пролепетать Йоля, а Игнаша рядом уже не было. Его кепка скользнула над невысокими кустами и пропала.

Самоха с озабоченным видом полез в карман, вытащил горсть зарядов к дробовику и принялся выставлять их перед собой на камне. Две штуки сунул в рот, прижал губами. Йоля глядела на него и завидовала сноровке, с которой толстяк готовится. У нее «беретта», пятнадцать патронов в магазине, и что же ей делать? Просто сидеть и ждать? Неправильно как-то.

Самоха, невнятно из-за того, что патроны во рту, пробурчал:

– Отползи к тому камню, не нужно, чтоб мы рядом торчали.

Она послушно перекатилась за камни. Тем временем самоход, рыча двигателем, остановился позади их прежнего укрытия. Красные банданы над бортом шевелились – кетчеры высматривали, куда подевались беглецы. Один встал в кузове, завертел головой. Йоля видела, как взблескивает на солнце серьга в ухе. Голый по пояс тощий долговязый мужчина с патронташем через плечо. В кузове оживленно заспорили, и тот, что с серьгой, вскарабкался на крышу кабины. Там встал, оглядывая степь из-под ладони. Он медленно поворачивался. Когда уставился в сторону, куда смотрел капот, бахнул выстрел. Долговязый сложился пополам и, не издав ни звука, свалился в кузов, там закричали, и Йоля увидела Мажугу. Ржавый поднялся из травы перед самоходом, словно из-под колес выскочил, поставил ногу на бампер и запрыгнул на капот. Его рука сунулась в щель между броневыми плитами, закрывающими водителя, захлопали выстрелы – звуки были глухие, потому что в кабине. Мотор самохода заглох.