Ключ Эдема

– Идем, – буркнула она.

Пленники чуть не плакали, они терлись о стену, катались по земле, кто-то даже кусал себя зубами. Завидев Элиану, они притихли. Но кроме ненависти, в их глазах она видела мольбу, и это было большим шагом к успеху.

– Возьми, – Элиана протянула Хасиму нож. – Раздень их и обрей.

– Обрить? – переспросил тот, решив, что не правильно понял. – Голову?

– Всё. От макушки до пят. Да гляди, не отрежь чего.

Элиана не выходила из комнаты, пока шла процедура. Ей не доставляло никакого удовольствия смотреть, как десять мужчин, ощущая свою наготу и беззащитность, пытаются сохранить остатки достоинства. Держа наготове арбалет, на случай, если кто-то решит напасть и завладеть оружием из рук Хасима, Элиана думала о том, что случайность сыграла большую роль, чем продуманный план. Для них, закаленных смертельной идеологией, физические притеснения – ничто. Но унижение и ощущение зависимости оказалось их слабым местом.

Никто ни словом, ни делом не обидел ее, и со смирением опускали головы, когда Элиана наносила приготовленное средство от вшей на их тела.

– Я сам могу это сделать, тебе ни к чему марать руки, – заметил Хасим вполголоса.

– Чтобы услышать меня, они не должны видеть женщину, – ответила та, смешивая в миске новую порцию. – Мать, но не женщину.

– Ты очень мудрая, – произнес Хасим, не желая тем самым угодить ей, а лишь выражая удивление.

Она не ответила, поскольку не считала себя таковой.

Первые дни относительной свободы пленников, а точнее – нового поколения ассасинов, были самыми тяжелыми. Оставлять их связанными значило бы показать свое недоверие, а это породило бы сомнение в их душах. Они еще только делали первые шаги к просветлению, и любая ошибка на этом этапе могла быть равносильной падению в пропасть. К Элиане они относились с опаской, но доля уважения в этом была больше, чем неприязнь или злость. Хасима они слушали внимательно, и если двое позволяли себе изредка высказывания уничижительного характера, обвиняя его в предательстве, то другие впитывали каждое его слово. Первую радость Элиана почувствовала тогда, когда они начали задавать вопросы, а не только выслушивать лекции. Это было восхитительно! Они открылись и жаждали знаний.

В тот вечер она позвала Хасима к себе в комнату и подала ему бокал вина.

– Это нужно отпраздновать! – едва не пританцовывая, она налила и себе пьянящего напитка. – Поверить не могу! Ростки пробились сквозь камень, это ли не чудо?

– Прости, – Хасим держал бокал неумело и на вытянутой руке, будто тот был из раскаленного металла, – не хочу тебя оскорбить, но я не могу это пить.

– Не мог, – Элиана нахмурилась и подошла к нему, заглядывая в глаза, так похожие на собачьи: в них было понимание и чувство вины, готовность служить и сожаление из-за ограниченных возможностей в этом. – Тебе запрещала не вера, а ложь. Ложь, которую вбил в головы Рашид ад-Дин Синан, Старец Горы, вернее – ваш тиран и самозваный вождь.

Она видела, что от каждого слова тот морщится, рука сжалась крепче. В нем боролась преданность прежнему хозяину и новому. Пусть за последний месяц он многое узнал и переосмыслил, но навсегда забыть прошлое было невозможно.

– Что если смерть не перенесет тебя в райский сад? – спросила она, обходя вокруг него, – если после нас ждет лишь пустота и мрак, бездействие? И все, что мы можем получить хорошего либо плохого – только теперь, сейчас, пока мы дышим и чувствуем? О чем бы ты сожалел тогда? О глотке вина, которое не испробовал из-за страха?

Подумав, Хасим пригубил вино, нехотя, будто собирался на вкус распробовать смертельный яд. Чуть улыбнувшись, он заметил:

– Нет, госпожа. Я жалел бы совсем о другом.

Встретив его взгляд, Элиана нахмурилась и отошла.

– Осуши бокал и иди в город, найди себе женщин, пусть утешат твою плоть.

Бормоча под нос извинения, совершенно поникнув и желая немедленно провалиться сквозь землю, Хасим ушел.

Вернувшись к своему письму старику Натану, Элиана погрузилась в размышления. Ей поручили ответственную миссию, без подготовки, словно выбросили за борт лодки, ожидая, выплывет или пойдет ко дну. Отрадно было сообщать об успехе. Конечно, по ее словам трудно было понять, что гордость переполняет через край, но Элиана испытывала именно это.

Протянув руку к бокалу вина, она ощутила кожей легкое дуновение воздуха. Продолжив движение, она другой рукой выхватила находящийся на поясе небольшой нож и, бросив бокал назад, вскочила на ноги. Стекло разбилось вдребезги, кроваво-красное пятно разлилось по полу, намочив носки сапог незваного гостя, чье появление едва не осталось без внимания.

– Что-то тихо, пусто, – мужчина, стоящий напротив нее, опустил платок, прикрывающий нижнюю часть лица. Впрочем, она и так узнала его, по глазам. И этот шрам. Он словно метка, отделяющая невозвратное прошлое от безумного настоящего. – Кто же держит сторожевых псов на привязи? Или боишься, что руку откусят?

– Ну здравствуй, Закария, – натянуто улыбнулась она. – С чем пожаловал?

– Говорят, ты кое-что украла из Масьяфа, – он прошелся по комнате, непринужденно рассматривая скромную обстановку. – Знаешь, как поступают с ворами?

– Я знаю, как поступают с убийцами. Ты же встал на их сторону.

– Не я, Аллах привел меня к ним, – Закария остановился возле горящей свечи, затушил ее пальцами, сжав фитилек. – Ты снова и снова приносишь зло. Все, чего ты касаешься, предается тлену.

– Как и ты, – Элиана изобразила участие в голосе. – Я достаточно настойчиво тебя касалась, чтобы ты сгнил на месте. Но вот, гляди-ка, еще стоишь и бредишь наяву. Гашиш отравил твой разум.

Закария поднял на нее взгляд, полный злобы, но тут же на его губах появилась презрительная усмешка, а взгляд стал пренебрежительным.

– Да тебе и самой хорошо знаком его сладостный туман.

– Это в прошлом, – она медленно опустила нож, хоть и не выпускала его из руки. – Теперь я живу иначе. Уйди, и дай мне забыть тебя.

– Забыть? – он подался вперед, сверкнув глазами, – или ударить в спину?

Он вдруг забрал ее стул и сел на него, словно оседлал лошадь, сложил руки на резной спинке.

Глядя на него, Элиана испытывала страх. Именно страх, что было ей несвойственно, ведь уже долгие годы она почти ничего не боялась. С тех пор, как Басир обучил ее мало-мальски держать в руках нож, страх отступил, ему на смену пришла уверенность и жажда мести. Всем. Каждому. А сейчас сердце стучало так, что дышать было тяжело и больно.

– Это ваши твари убили Нур ад-Дина? – спросила она.

Вместо ответа он большим пальцем небрежно почесал уголок рта, хмыкнул.

– Глядите-ка, как собачья дочь за нашего султана переживает. Никак кормил ее с рук.

Вдруг откуда-то издалека ветер принес приглушенные крики. Сперва Элиана не обратила внимания, но спустя секунду поняла, что они доносятся из подвала. Там все еще обитали ее новобранцы, уже свободные, но скрываемые от мира. В испуге бросившись к двери, она была схвачена Закарией и отброшена назад. Ударившись о стул, девушка полетела на пол. Тяжелыми шагами ассасин шел на нее, словно намеревался растоптать, размозжить со всей накопившейся ненавистью. Она оттолкнула его ногой, но тут же была схвачена за щиколотку. От боли в суставе слезы брызнули из глаз. Ее рывком перевернули на живот. Впившись пальцами, как когтями, в волосы, несколько раз ударили головой об пол.

– Убивать крыс – дело неблагодарное, – прохрипел он ей на ухо, придавив тяжестью собственного тела. – Но если поймать одну, отрубить хвост и искалеченную отпустить обратно в стаю, другие добьют ее, и больше не вернутся. Вот и ты ползи, ползи…

На руку, в которой был нож, надавил каблук, и Элиана разжала пальцы. Но вывернув другую руку, впилась в лицо Закарии. Под ногтями оказались клочки его кожи. Боль от сильного удара по спине заставила ее замереть. Девушка не могла ни пошевелиться, ни закричать. Только дышать понемногу, через боль. Он снова схватил ее за волосы и еще сильнее ударил лбом о доски пола. Сквозь наплывающий черный туман она видела его ноги в сапогах, идущие к окну.