Метро 2033: Подземный доктор

Глава 21

Несостоявшаяся драка

Тетка Клава, мутантка с двумя «лишними» ссохшимися ручками на спине, которые Саша вечером приняла за горб, оказалась вполне милой женщиной. Поставив в центр стола большую тарелку с горячими лепешками и кринку с козьим молоком, она усадила девушку и Пистолетца завтракать, а сама притулилась с краю скамьи.

– Так вы тоже с нами покушайте, – предложила Саша.

– Накушалась уже, пока пекла, – отмахнулась тетка Клава. – Вы сами ешьте, вам ить сила-то нужна, вдруг драться придется. Мне Лёшка-то сказывал, куды вы собрались.

– Уж всяко придется, – проглотив кусок лепешки, кивнул Пистолетец. – Так не отдадут.

– Кто знает, – сказала женщина. – Всегда нужно сперва словом попробовать, а кулаком – лишь когда словом не выйдет.

– Словом мы с ними уже пробовали, – мотнула головой Саша. – Не понимают.

– Вас-то отпустили. Значит, что-то да понимают.

– Ну-уу… – протянул Денисов, но так и не нашел слов, чтобы возразить.

– Поговорите, поговорите сперва, – закивала тетка Клава. – Это ить не чужаки, свои люди-то.

– Чего же эти «свои» моего мужа схватили? – прищурилась Саша. – Он ведь тоже мутант.

Девушка сказала это и вспомнила, что крикнул Глеб при расставании: «Обо мне не думайте – это же мутанты, а я тоже мутант. Мы договоримся, всё будет хорошо!»

Тетка Клава будто подслушала ее мысли.

– Так коли мутант, мож, они уже всё и порешали? Никакой драки не надо будет.

– Глеб-то мутант, – тихо произнесла девушка, – а вот другой…

– Другой им был и не нужен, – сказал Пистолетец. – Вполне вероятно, что они его уже в расход пустили.

– А твой муж им зачем, сказали? – посмотрела на Сашу женщина.

– Не сказали, но, видите ли… дело в том, что мой муж… – Девушка взглядом спросила у Денисова: «Говорить? Нет?», но тот лишь дернул плечом: «Дело твое», и она всё же закончила: – Он сын Святой.

– Эвона как! – вздрогнула тетка Клава. – А разве может у… такой сын мутантом быть?

– Смог вот, – сказала Саша. – Но вы не думайте, он хороший и добрый. И он за «диких». Он вообще всех жалеет…

– Не дурачок, часом? – поджав губы, спросила женщина.

– Чего вдруг?

– Обычно дурачки всех жалеют. А их всё равно все колотят, кому не лень. Жалеть-то ить тож с умом надо, не всех подряд.

– Я вижу, что вы уже настроились против Глеба, – нахмурилась Саша. – И я вас понимаю; Святая для вас – самый ненавистный человек, наверное, после всего… Только я ваши же слова немного переиначу: ненавидеть тоже не всех подряд стоит. Хорошие люди и среди чужих встречаются. Как и плохие среди своих.

– Да знаю я… – опустила глаза тетка Клава. – Тока ты правду сказала: Святая у меня дочку отняла, вот я и… Прости, коли сможешь. А я ничо плохого про твоего мужа говорить не стану, пока сама его не увижу да не узнаю. – Тут женщина подняла взгляд и сказала уже другим тоном: – Коли расклад такой, что Глеб твой не простой «мутант», то и поймали его по той причине. И разговорами тех поимщиков и впрямь навряд ли ублажишь. Но и сидеть они, вас дожидаясь, не станут. Его уже или спрятали куды подальше, если умные, или сразу с ним, если дурни, к Святой торговаться направились.

– Вот глядя на вас и не скажешь, что вы… э-ээ… – восторженно начал, но в итоге запнулся Денисов.

– Что я «дикая»? – усмехнулась тетка Клава. – А по-твоему, что, все «дикие» – дурни безмозглые? Так нет, скажу я тебе, мозги у нас те же, что и у всех. Только вот развить эти мозги нам не дают… За то и моя доченька головушку сложила…

Женщина промокнула глаза платком, а Саша зашептала Пистолетцу:

– Тетка Клава грамотная, ты что, забыл? Это же она Олюшку читать научила…

– Научила, на погибель ее, – услышала всё тетка Клава. – Лучше б и правда она дурочкой росла – живой бы зато осталась.

– Не надо так говорить! – вскочила Саша, на глазах у которой заблестели слезы. – Оля погибла не зря. Я вчера уже сказала Борису, а сейчас и вам скажу… Я всё сделаю, что в моих силах, чтобы этот ужасный закон отменили! Чтобы вы имели право быть грамотными! Святая ко мне хорошо относится, я смогу ее убедить!..

– Даже если и сможешь, – вздохнула женщина, – Олюшку уже не вернуть. Да и что с того, что нам дозволят читать и писать? Кто нас будет этому учить? Может, Святая вместо карателей учителей по деревням рассылать станет?.. Но даже если и научится кто – какой теперь с этого прок? На старости книжки читать, которых тоже нету? Зачем старикам грамота? Недолго уже осталось до того, когда не станет на свете «диких» мутантов. Так что самый-то страшный закон не тот, что читать не велит, а тот, что запрещает нам деток иметь. А уж его Святая ни за что никогда не отменит, хоть ты на коленях перед ней ползай, хоть пятки целуй.

– Почему?.. – промямлила Саша, понимая уже, что тетка Клава стопроцентно права. – Я попробую…

– Ты лучше попробуй сама ее место занять, – улыбнулась женщина. – Вот тогда, может, толк будет.

В дверь постучали, а потом она приоткрылась и в избу просунулась Лёшкина голова:

– Идемте, мы готовы!

Уговорить пойти «на бой» Борису с Лёшкой удалось только одного кособокого и безгубого, похожего на лягушку мужичка, назвавшегося Павлом. Он то и дело вздыхал и оглядывался, подумывая, вероятно, не слинять ли домой.

– Мы ж говорили, – развел руками Борис, – што у нас тока двое ишшо, кто с руками-ногами. Но второй, Петро, идти отказался. У него мать больная совсем, да братья-сестры, што сами ничо не могут…

– Ладно, – сказала Саша. – Спасибо вам. Только, наверное, и вам идти не надо.

Все, кроме Денисова, уставились на нее с удивлением, а Павел растянул до ушей безгубый рот и радостно квакнул:

– Тады я домой?

– Погодь, – остановил его Борис и спросил у девушки: – Што за хрень? То звала, то не надо?

Саша смущенно шмыгнула носом. Вместо нее ответил Пистолетец:

– Тетка Клава тут сказала кое-что дельное… В общем, скорее всего, мы напрасно пойдем. Никто нас там не дожидается. Глеба или спрятали, где нам не найти, или в город увезли. Нам бы и самим можно было об этом подумать, но… Так что и впрямь, вы уж того, простите нас и прощайте – мы одни пойдем. Посмотреть всё равно надо: а вдруг?..

– Ну так на «вдруг» и мы, глядишь, пригодимся, – сказал Борис и махнул Лёшке с Павлом: – Берем колья – и за ними.

Едва покинули село, Саша юркнула в кусты и переоделась в храмовницкую форму. Одежду погибшей Олюшки она завязала в узелок и отдала Лёшке. Затем, обогнав мужчин, первой выбежала из леса на берег и застала там впечатлившую ее изысканной бредовостью картину: на речном песке, расчерченном прутиком в клеточку, разноногий плешивый мутант и здоровенный чешуйчатый «птеродактиль» играли камешками в шашки.

– Ой! – сказал сидящий к ней «лицом» «птеродактиль».

Разноногий обернулся. Из леса как раз вышли и направились к девушке Пистолетец и трое «диких».

– Ого, какую ты армию собрала! – зацокал языком Игнатий. – Ваша взяла, мы сдаемся. Тока погодь, партейку доиграем, лады? – и, не дожидаясь ответа, повернулся к Стёпику: – Мой ход!.. – Затем он трижды шлепнул черным камешком между белыми, смел их с «доски» и объявил: – Я выиграл.

– Так нечес-стно! – взвыл «птеродактиль». – Так нельзя ес-сть! Так не по правилам!

– А нас с тобой по правилам ели? Вот то-то же. Каждый ест, как умеет. Было бы што. Но то в жизни. А в шашки я тебя честно обыграл, это ты правил не знаешь. И вообче, хорош спорить, нас, вон, люди ждут.

Саша, забыв о цели визита, недоуменно моргала, глядя на говорящего «птера». Наконец всё же очухалась:

– Почему он… разговаривает?.. И вы не боитесь, что он вас тоже… съест?..

– А ш-што мне, молчать, ш-што ли, кады он ж-жульничает?! – возмутился «птеродактиль». – А ес-сть вс-сяких ж-жуликов мне и вовс-се противно.

– Сам ты жулик! – завопил Игнатий. – Не умеет играть, а садится!.. – затем подмигнул Саше и сказал: – Вы его не бойтесь, он человечины брезгует.