Рапсодия гнева

– Вы не знаете русских, майор! Им в голову никогда не придет, что проповедник или представитель финансового фонда – диверсант. А даже если до них дойдет, то стрелять они не станут. Думаете, почему наше правительство вбухивало миллионные средства в пропаганду американского образа жизни? Да потому, что никто из русских не сочтет это диверсией. Они считают это приобщением к мировым ценностям, понимаете? Не то что защищаться не станут, но еще и радуются! Они сами считают себя ниже нас. Мы богаче, мы сильнее, значит, мы лучше, значит, на нас надо равняться.

Она неуловимым движением подтянула брюки и расслабленно расставила ноги, словно в уютной домашней обстановке после долгого дня.

– Поэтому я считаю, – понизила она голос, – что ночной стрелок – фигура удивительная. Его необходимо найти и изучить его мотивации, понять, что им движет. Ведь если выяснится, что эти мотивации могут двигать не только им, то наша экспансия в Крым, да и вообще в Россию, окажется под угрозой. Если его мораль – стрелять во всех вражеских солдат, а не только в тех, кто с оружием, – овладеет даже полусотней горожан, то и два ваших экипажа морских пехотинцев ничего не смогут сделать. Нас вышвырнут отсюда, как паршивых котят. А если поднимется шум, то повышвыривают и из других городов. И тогда на ветер полетят все миллионы, потраченные на развал Советского Союза, на умасливание украинского руководства, на бесчисленную «гуманитарную помощь». Америка – великая держава, но и нам с великим трудом удалось создать среди русских имидж доброго Дядюшки Сэма. Нельзя позволить одному человеку с винтовкой пустить под откос все усилия. Вы понимаете?

– Это я понимаю прекрасно, – кивнул майор. – Я не пойму лишь того, какую роль вы отводите в этом процессе себе. Ведь это дело русской полиции. Точнее, украинской. Они найдут его и по первому требованию выдадут нам, а мы окажем им в этом всестороннюю помощь и поддержку. Вам надо эвакуироваться под защиту морских пехотинцев, мэм. Вам и вашим людям.

– Вы понять не можете, как отреагируют наши прихожане на такую эвакуацию. Нам надо остаться и продолжать работать! В русских слишком глубоко сидит понимание того, что бежит только преступник и вор. Когда лиса съедает курицу, у нее на морде остается пух, поэтому у русских есть поговорка, что если кто-то тихонько сбегает, значит, у него «рыльце в пуху». Понимаете? В данной обстановке мы должны остаться и всячески поддерживать ваш имидж освободителей и миротворцев. Иначе в вас начнут стрелять и резать по ночам. Вы ведь пришли с оружием! Рано, слишком рано… Для тех, кто «пришел с мечом», у русских особая мораль. Видимо, ночной стрелок добился большего, чем я подумала вначале… Застрелив троих американцев, он вынудил вас сойти с кораблей и начать эвакуацию. Он просчитал ваши действия, как шахматист! И теперь вы оказались в очень невыгодной позиции – чужеземные солдаты с оружием на улицах родного города. Дали бы вы нам еще пару лет, и вас бы тут встречали с цветами… Теперь придется прилагать втрое больше усилий, чтоб компенсировать сложившуюся обстановку. А вы говорите об эвакуации…

– Мэм, у меня приказ, – уже тверже напомнил майор.

– Но вы ведь могли нас не застать? – со всей возможной мягкостью улыбнулась Марта. – Мы не обязаны все время сидеть на месте. Допустим… Мы уехали в областной центр. Идет?

– Но… – Майор даже встал с кресла от такого неприкрытого давления.

– Какие могут быть возражения?

Марта подошла к нему вплотную, забрала фуражку и положила на монитор. Потом взяла его задрожавшие ладони и смело положила на свою крепкую, покрытую лишь тонкой тканью сорочки грудь. Майор не успел сказать и слова, щеки покрылись густым румянцем желания, а Марта встала перед ним на колени и рывком расстегнула форменные штаны.

Жизнь научила ее оказывать влияние на мужчин, добиваться того, что требовалось именно ей.

Для получения желаемого нужно было немного… Никаких особенных сил, ни ума, ни старания, какие требуются мужчинам для достижения цели. Оказалось, что женщине, в отличие от них, не нужно поступаться ни карьерой, ни честью, ни совестью. Главное – повторить просьбу почти перед самым мужским оргазмом. Марта не могла вспомнить, чтоб кто-то ей отказал в таком состоянии.

Вариация 12

15 ИЮНЯ. ПОБЕГ

Фролов взвесил все четко, как в боевой обстановке, да она и была боевой по большому счету.

Он не мнил себя спасителем человечества, но сидеть, сложа скованные наручниками руки, он тоже не мог себе позволить. Слишком хорошо знал, как будет чувствовать себя после такого бездействия. Лучше уж наломать дров, наделать ошибок, наполучать синяков, чем через пару лет корить себя по ночам за то, что мог сделать и не сделал, представлять, как оно могло бы быть, махать кулаками после несостоявшейся драки. Американцам с оружием в этом городе делать нечего, в этом Фролов был уверен.

Эксперт уже закончил снимать тест и возился с чемоданчиком, готовый позвать дежурного, чтоб защелкнул наручники. Но пока Сашины руки были свободны.

Сколько есть времени? Полминуты? Двадцать секунд? Ждать! Не в игрушки играть собрался – любая неточность или ошибка не только перечеркнет все жирной корявой чертой, но лишит какого бы то ни было шанса на повтор, на возможность хоть что-нибудь изменить.

Ждать…

Второго шанса не будет.

Фролов еще не представлял в деталях, что станет делать, да оно и не нужно – он привык решать проблемы по мере их возникновения. Главное, вовремя вычленить проблему из череды событий, но это уже боевое чутье и боевая реакция, а ими Саша обижен не был. Успел нажить, наработать, умудрился не растратить за годы мирной жизни.

Эксперт защелкнул наконец замки чемоданчика и крикнул дежурному:

– Я закончил! Можно надевать кандалы.

Дежурный, чуть посмеиваясь, показался в дверях:

– Ну что, узник замка Иф, загибай назад свои грабли!

Это помогло. Это вызвало в Саше ту необходимую боевую злобу, без которой война не война, а так – стрельба и перемещения в пространстве. Воевать без злобы, без особенного куража – это все равно что кушать без аппетита и целоваться без любви – только время зря тратить.

Фролов весь собрался в комок, чувствуя привычные адреналиновые мурашки на затылке, будто он зверь и шерсть встает у него на загривке. Зверь… Главное, никого не убить! Враг дальше, за стенами, а это только преграда к свободе. Никто из присутствующих не покусился ни на Сашину семью, ни на землю, ни на честь рода. Никто не заслужил смерти.

До удаляющейся спины эксперта было полметра, когда Фролов пружиной подлетел с кресла, молниеносным рывком, как удав, выбросил руку и ухватил его за шиворот, застыв в низкой устойчивой стойке.

Рывок на себя, мощный удар раскрытой ладонью в затылок…

Эксперт полетел вперед, как отброшенная пинком кегля, на лету лишаясь остатков сознания, и дежурный оказался в очень невыгодной позиции – в дверном проеме, едва дотянувшись до кобуры, а восьмидесятикилограммовое тело эксперта летело на него огромным неуправляемым мешком. Оставалось одно – отпрыгнуть назад и вбок, потеряв противника из виду. Но это не сильно испугало дежурного, ведь у него есть пистолет! Вот он уже холодит руку приятной тяжестью… Предохранитель вниз, передернуть затвор… Ну держись теперь, узник замка Иф!

Основная и роковая ошибка всех, кто носит оружие, но редко применяет его в бою, – это особое к оружию отношение. Ладно бы трепетное, но они почему-то считают, что одно только наличие пистолета в кобуре уже делает его неуязвимым, могучим и властным. Чушь собачья! Дежурный рванулся вперед, как показывали в американских боевиках: на согнутых в коленях ногах, выставив перед собой пистолет, зажатый в обеих руках.

Круто. Грозно. Захватывающе.

Саша ухватился за дверной косяк и так всадил ему ногой в печень, что тот влетел в дежурку, спиной распахнув незапертую дверь. Выстрел грянул в момент удара, но Фролов предусмотрительно бил боковым, заведомо уйдя с линии огня.