Одинокая республика (СИ)

— Вы понимаете, что АнФат будет жить и учиться вместе с обычными людьми, крестьянами, может быть даже бродягами?

Решив, что здесь и сейчас, он не в том положении, чтобы вести разговор сидя на каменном троне, барон встал и подошёл к лейтенанту Мате и её людям: — Было сказано много слов о равенстве, но оно должно работать в обе стороны.

— К АнФату не будет никакого особого отношения. Ему придётся жить, учиться и сдавать экзамены на общих условиях, без поблажек.

— Именно об этом я и прошу, — скромно сказал барон.

— Мы должны будем ограничить использование дара АнФата по отношению к другим ученикам, пока у них нет полноценной защиты от влияния.

Барон согласился: — Пусть будет так.

Видно, что лейтенант Мата не хотела брать АнФата, но она сама себя заперла в рамки законов новой республики и в западне этих законов не имелось приемлемого выхода, чтобы отказать желающему учиться, будь он даже паранормалом и баронским внуком.

— Не каждый подходит нам. Нужно пройти проверку на определённый склад личности, на внутренние качества.

Стоящий до этого в тени деда, АнФат сделал шаг вперёд: — Я готов к проверке.

А барон спросил: — Когда вы сможете провести её?

— Прямо сейчас, иди за мной, — нахмурившаяся Мата резко повернулась и пошла к выходу из зала, к металлическим големам, на которых приехали чужаки.

«Иди», относилось к претенденту. Но следом за юным АнФатом пошёл его дед барон, а за ним и все гости и большая часть слуг.

Огромная толпа окружила машина землян. Давно стемнело и пока шли, каждый высший, кто был способен, освещал дорогу себе сам, но подойдя к своим големам, чужаки включили заставили их глаза загореться ярким светом. Ночь обратилась в день, болезненно яркий свет отбрасывал от предметов и людей страшно длинные, чёткие тени. Не без робости, АнФат вошёл внутрь механического голема и позволил чужакам усадить его в мягкое кресло и облепить тело проводами.

Он не протестовал, когда у него взяли кровь, хотя высший, добровольно позволивший врагу завладеть его кровью, безумен. С АнФатом заговорил сам голем, в теле которого он сейчас находился. Приходилось быстро отвечать на самые различные, порой не связанные между собой, вопросы. Это неожиданно утомило и когда чужак в светло-сером доспехе без шлема отлепил от его висков провода, АнФат не сразу встал, позволил себе ещё две минуты отдыха.

Он слышал, как во дворе, его дед спросил — прошёл ли он испытание?

АнФат подумал, что если Мата соврёт? Ведь он ей не нравится, а это так просто сказать, что испытание не пройдено. Никто не сможет проверить. АнФат завозился, стараясь скорее выбраться из мягкого кресла.

Когда он вышел из голема чужаков, раздался вердикт: — Прошёл.

Обернувшись к АнФату, лейтенант Мата велела: — Собирайся, поедешь с нами. Если ещё не передумал.

Разговор происходил в администрации поселения, в кабинете Маты. За окном сумерки, уже видны первые звёзды. Тихо шуршал голографический проектор, и голограмма Зари сидела на столе, болтая ногами.

— Если он тебе так не нравится, могла бы и сказать, что этот АнФат нам не подходит.

Мата в кресле за столом. Перед ней три планшета и два коммуникатора утопают в горе распечаток. Надо будет обязательно прибраться сегодня, потому, что завтра с утра снова будет сотня важных дел. Она вчера попробовала отложить приборку на рабочем столе на сегодня и вот результат.

— Не то, чтобы не нравится. Просто он довольно сильный паранормал, высший, потомственный аристократ, зачем ему к нам? — объяснила Мата.

— Всё просто, — улыбнулась Заря и нарисовала пальцами в воздухе замерцавшее розовым светом сердечко. — Его дед, барон, хочет понять кто мы и что мы. Вот и отправил внука.

Массировавшая себе виски Мата опустила руки, помрачнела: — Значит я привела шпиона?

— Для кого-то шпион, а для кого-то агент влияния, — отмахнулась Заря. — Нам всё равно нужно выходить на более плотный контакт с остатками местной аристократии. Хорошо бы хоть кого-то их них включить в создаваемую нами систему. Постепенно, конечно, не сразу. Чтобы потом не пришлось вырезать всех под чистую.

Висевшее в воздухе розовое сердечко осыпалось на стол гаснущими при падении искрами.

— Так я правильно сделала? — не отставала Мата.

— Правильно, неправильно — в ситуации со слишком большим количеством переменных эти понятия не имеют смысла. В решении отказаться брать мальчишку одни плюсы, в решении взять его — другие. Впрочем, как и минусы. Но всё же интересно, почему ты не сказала, что АнФат не подходит, если не хотела брать его в поселение?

Мата поморщилась. Ни воспоминания о визите к барону, ни эта беседа не доставляли ей удовольствия.

— Это была бы ложь.

— И что? — Заря обернулась к ней, прекратив болтать ногами.

— Мне показалось стыдным врать всем этим аристократам, этим высшим, — последнее слово она буквально выплюнула. Мата почувствовала, как неудержимо, тотально краснеет.

Заря буквально взвизгнула от восторга: — Какая же ты феноменально замечательная!

Вскочив со стола, нарисованный образ, управляемый центральным искусственным интеллектом новой республики, подбежал к Мате, беззвучно и неощутимо коснулся нарисованными губами её красной, как цветущий мак, щеки.

— Что ты? Зачем? — всполошилась командир третьего отделения создаваемой учебно-трудовой армии.

В дверь постучали. После символического стука, не дожидаясь ответа, вошёл державший в руках поднос Констант. А на подносе, маленькое счастье — крепкий, горячий, сладкий чай в термокружках и пара здоровенных бутербродов.

С тоской окинув взглядом захламлённый стол, на котором не оставалось ни капельки свободного места, Констант подвинул ногой стул и водрузил поднос на него: — У вас что, совещание? Ночь на дворе.

— Я тебя люблю, — сказала лейтенант Мата, правда смотрела она при этом на нежно-розовый колбасный бок высовывающийся из листьев салата прижатых с обоих сторон тонкими кусками белого хлеба с золотистой, чуточку рыжей, корочкой.

— А я люблю бутерброды. И тебя тоже, — оставаясь более последовательным в своих чувствах, Констант обошёл стол, поцеловал повернувшую голову Мату, сунул ей в одну руку термокружку, в другую монструозный бутерброд размером с две её ладони, не меньше.

Заря наблюдала за ними с тем умилительным выражением, с каким люди смотрят на играющих и таскающих друг дружку за хвост щенков.

— И стоило столько ходить вокруг да около, чтобы сойтись только теперь? — поинтересовался центральный искусственный интеллект новой республики.

— Стоило! — твёрдо ответил Констант, а откусившая от бутерброда знатный кусок Мата одобрительно замычала.

Глядя на неё и Констант и Заря, одновременно улыбнулись.

С трудом прожевав и запив чаем, Мата обиженно спросила: — Что? Я между прочим с самого утра ничего не ела.

— Жуй давай, — отозвался Констант, — и в следующий раз постарайся не пропускать обед.

— Я посштфраюсь, — неразборчиво пообещала Мата.

Повернувшись к Заре, Констант указал кивком на Мату и попросил: — Проследишь?

— Не, не, не, — нарисованная девочка даже выставила вперёд открытые ладони, будто отталкивая просьбу. — Помнишь, как ты разозлился, когда я наконец-то свела вас двоих? А посмотри, как хорошо вышло. Кроме того, инженер-администратор обещал перевести на пониженное энергопотребление, если не перестану влезать в человеческие взаимоотношения, к вашей же, замечу, человеческой пользе. Поэтому разбирайтесь между собой сами.

— Как будто отказ от действия сам по себе не является действием, — хмыкнул Констант.

Заря погрозила пальцем: — Я простой искусственный интеллект. Не надо грузить меня диалектикой! И вообще, мог бы мне тоже предложить чаю.

— Но ты ведь нарисованная? — удивилась Мата.

— У каждого свои недостатки, — признала Заря, — но можно было набросать в программе трёхмерного моделирования чашку чая и сбросить файл.

— Ты её сама нарисуешь за миллионную долю секунды.