Ностальгия

ы, и набивали мешки камнями, сооружая временные укрытия, но у нас так ни хрена и не вышло ничего стоящего. Нас бы всех и перебили, если бы не поддержка с воздуха. Через почти сутки глухой обороны и бессмысленных контратак, командование нашло-таки для нас время и звено “гремящих ангелов” свалилось с орбиты и выжгло к матери полосу прибрежных джунглей на добрых полкилометра, а мобильная пехота под огнем высадилась и оседлала высотки в тылу у повстанцев. Ух, и оторвались мы тогда! Ротный дал команду на дурь, нас сразу наширяло по самые брови. Поднялись в атаку, кто мог, даже легкораненые, и в клочья порезали штыками всех, кто еще шевелился, а потом с ходу ворвались в ту самую номерную деревушку при руднике, и по ней как надо прошлись, и по руднику, и лес прочесали, и все черные от лесной дряни и копоти через пару часов вышли к точке назначения. Моя винтовка все время норовила выскочить из рук, такая вся была скользкая от крови. По-моему, в той деревушке после нас никого не осталось. В таком состоянии разве запомнишь? А потом на берегу мы выкладывали наши трупы, или то, что от них осталось, рядами, и накрывали их изорванными пончо. Вертушки садились одна за одной, а мы все грузили, грузили… Там я и стал сержантом, потому что в моем отделении я один капрал остался. Потом много чего было — и опорные пункты, и автоматические танки в города пускали, и авиация целые острова по бревнышку раскатывала, и местное новоявленное правительство лапки кверху, и в патрули ходили, и леса прочесывали, но запомнились почему-то только первые сутки. Ряды изувеченных тел на ракушечном пляже. А меня даже не ранило тогда. И мне вовсе не улыбается вот так, снова, в самое пекло. На войне всегда находится мишень, которая в ответ пальнуть норовит. Это, скажу я вам, то еще разочарование для больших мальчиков, обожающих пострелять на свежем воздухе.

Новичок тем временем продолжает:

— Я, как откинулся, в дружину вступил, чтобы от копов отмазаться. Мы в нашем квартале с мужиками собрались, по ночам дежурили. Двое копов рядом жили, патруль нам в помощь подбрасывали. Ни одну сволочь к себе не пускали. Пустишь его, вроде почту разнести, глядь — уже мину пристроит в подъезд, сука. Чуть что не так — мы сразу прикладом по репе. Я прямо из окна наблюдать пристроился, у меня улица как на ладони. Один раз, только отчистили стену, гляжу, шкет ихний снова свою дрянь напротив лепит. Ну, я картечью сверху как дал — сшиб гаденыша. Ну и давай он верещать, и тут их много набежало, у них манера такая — сунут кого вперед, ему по соплям, тут и демонстрация, лезут из всех щелей, и орут и плакаты тащат, а под шумок в магазинах шурудят, машины угоняют и в домах тянут, что где плохо лежит. Да копы их газом закидали сразу и мы дробью добавили. Чего жаль, винтовочки там не было. А уж если пулемет — мы враз порядок бы навели. Такие дела…

— Черт, куда Генрих смотрит, — в запале говорит кто-то и сразу пропадает настроение трепаться и разговор как-то резко сворачивается. Сидим, глядя в землю, словно виноваты