Магнус Красный: Повелитель Просперо (ЛП)

Пока десантный корабль снижался, лавируя между летательных аппаратов, Атхарва, вытянув шею, изучал Шарей-Мавет. Ее математически выверенный силуэт обладал гордой, воинственной красотой. Декоративные навершии венчали крепостные башни, явно лишние орнаменты украшали амбразуры, резные фрески покрывали ворота. Все говорило о разуме художника, скованном кандалами целесообразности.

— Мой брат обожает эффектные жесты, — заметил Магнус, вернувшись в пассажирский отсек.

Атхарве непросто было осознать тот факт, что у его генетического прародителя имеется брат, не говоря уже о девятнадцати. Сама идея существования столь многих несравненных созданий выглядела абсурдной — как будто пантеон полубогов вдруг решил покинуть вышнюю обитель и заняться делами смертных.

Воин не встречал никого из братьев своего отца, но слышал рассказы об их деяниях. По крестоносным флотам уже ходили легенды о примархах, истории невероятных побед и доблестных подвигов, которые Атхарва раньше считал крайне преувеличенными.

Увидев своего повелителя в деле, легионер Тысячи Сынов изменил мнение.

— Он построил все это за один день? — спросил Атхарва.

— Да, — подтвердил Магнус. — Разумеется, при полной свободе действий мы и нечто более грандиозное можем сотворить за пару минут.

— Действительно?

Примарх окинул его заинтересованным взглядом.

— Да.

Развернувшись над одной из верхних посадочных площадок, «Грозовая птица» с шипением выдвинула шасси. Ближние турели поворачивались вслед за кораблем, и Атхарва нахмурился, ощутив в каждой из них свирепую жажду битвы.

Десантный корабль приземлился с облегченным металлическим стоном истерзанного корпуса. Пилот полностью убрал тягу, двигатели взвыли напоследок и утихли. Атхарва расслабленно вздохнул.

Легионеры Тысячи Сынов отстегнули страховку и начали готовиться к выходу. Носовая аппарель с протестующим скрежетом механизмов опустилась.

— Идем со мной, Атхарва, — сказал Магнус, — познакомишься с моим братом-олимпийцем.

Лишь позднее Атенеец сумел отчетливо вспомнить, как прошла его встреча с Пертурабо из Железных Воинов.

Когда Атхарва вышел из брюха израненной «Грозовой птицы», начался дождь — яростный, хлесткий ливень, который отскакивал от брони и смывал с нее пыль Жаррукина. Ослепительные лучи прожекторов со стрелковой платформы наверху обшаривали посадочную площадку, не упуская ни единой капли, и в этом свете падающая с небес вода, казалось, замедляла свой полет.

Навстречу гостям шагали четверо, вышедшие ради них под дождь. Трое из них были легионерами в громоздкой начищенной броне цвета железа, которая в тени выглядела синевато-серой. Бойцы ступали плечом к плечу, в левой руке каждый держал выгнутый прямоугольный щит, на правом боку у всех троих висели гладии в ножнах.

Возглавлял их Пертурабо Олимпийский.

Атхарва споткнулся, увидев Железного Владыку.

Казалось, исполинскую фигуру примарха высекли из того же камня, что и горные хребты. Над его широкими наплечниками выступала обмотанная проволокой рукоять колоссального широколезвийного меча, достойного древних богов войны. Истории о том, как Пертурабо одним ударом сражал целые армии, вдруг показались Атхарве не такими уж недостоверными.

Олимпиец в доспехе терминатора возвышался над своими бойцами. От него веяло силой, могучей и бескрайней, как надвигающаяся грозовая туча. Пертурабо излучал властность, жесткую и непреклонную, но лишенную высокомерия. При виде Магнуса по его приятному открытому лицу тут же расплылась улыбка.

Метеорологики боялись, что тебя накрыла магнабуря, — заговорил Железный Владыка. Его слова вколачивались в окружающий воздух, как кузнечные молоты — в раскаленный металл. — Я ответил им, что какой-то там ураган, даже сносящий города, не справится с Магнусом Красным.

— Задержись мы в Жаррукине еще минуту, и они оказались бы правы, — произнес Повелитель Сынов. — Но я успел выучить, брат, что последняя минута решает все.

Гиганты крепко обнялись, будто бронированные звери, сошедшиеся в схватке за лидерство, но — Атхарва это видел — между ними не было соперничества, лишь братские узы.

«Брат. Снова это слово…»

Примархи так явно отличались и по внешнему виду, и по характеру внутренней силы, были настолько непохожими существами, что сама концепция их генетического родства поначалу представлялась безумной. Зато более внимательный взгляд мог обнаружить также их общую страсть к искусству и тайным знаниям, любовь к красоте и талант к сотворению чудес.

Атхарва рассматривал доспех Пертурабо, прослеживая взглядом изгибы, и линии, и украшения, созданные мастерами своего дела, и многочисленные изменения, внесенные кем-то, кто обладал несравненным знанием механики. В миг озарения легионер понял, что броню модифицировал сам примарх.

Железный Владыка заговорил вновь, но лишь через секунду занятый созерцанием Атхарва осознал, что Пертурабо обращается не к Магнусу, а к нему.

— Господин? — переспросил он.

— С конструкцией моего доспеха что-то не так? — повторил олимпиец.

— Нет, мой господин. — Легионер вдруг осознал, что под этим пронизывающим взглядом едва может связать пару слов. — Я… я просто наслаждался качеством отделки. Орнаменты… совершенно уникальны.

— Расскажи, что ты видишь, — велел Пертурабо.

У Атхарвы неожиданно пересохло во рту. Он чуть помедлил, чтобы собраться с мыслями, и заговорил:

— Вижу ручную работу оружейников клана Терраватт: восточная выучка, мотивы эпохи до Объединения. — Он старался не обращать внимания на оценивающий взор примарх а. — Также отголоски росписей с горы Народной — далекие, но тем не менее. Горжет и кирасу, судя по вычурным завиткам, отковали в кузнях Холат-Сяхыла [50].

— У тебя верный глаз, Атхарва, — похвалил Пертурабо, и легионер поразился, что примарх знает его имя. — Еще что-нибудь?

Присмотревшись, воин разглядел письмена, извивающиеся по краям латных перчаток, нагрудника, поножей и наплечников. Сначала он принял вязь за метки отдельных оружейников, но затем осознал, что строчки на разных латах продолжают одна другую.

— Последовательность имен, — сказал Атхарва. — Такая же, как у Кустодиев Императора, но язык мне неизвестен.

— Ур-финикийский, — объяснил Пертурабо. — Одно из древнейших наречий человечества. Его вариант, принесенный с Земли, стал первым языком Олимпии.

— Что здесь сказано?

— Это касается только меня. — Железный Владыка снова повернулся к Магнусу, и с плеч легионера словно свалился тяжкий груз. Странное ощущение: нечто среднее между облегчением и сожалением, что бремя сняли так рано. — Итак, брат, нашел ли ты в тех развалинах хоть что-то, ради чего стоило играть со смертью?

— Время покажет, — ответил Циклоп.

Тем временем воины Тысячи Сынов приступили к разгрузке «Грозовой птицы», технодесантники XV легиона и адепты Механикум уже занимались ее ремонтом. Под брюхом транспортника сверкали ацетиленовые горелки и аппараты магнитной сварки.

Указав на грависани с откопанными артефактами, Магнус произнес:

— Мы обнаружили запечатанные архивы, где хранилось множество объектов, созданных за столетия до Крестового похода. Какой-нибудь из них может нам дать подсказку, почему этот мир, в отличие от соседей по системе, совершенно не пострадал в катаклизмах Долгой Ночи.

— Почему тебе так нужно это узнать?

— Это важно для всех нас.

— Сейчас у нас есть более срочные дела, — напомнил Пертурабо.

Магнус бросил на него взгляд, полный нарочитого превосходства.

— Я вот припоминаю, что в горах Беотии [51] ты умолял меня задержаться еще на часок, чтобы отыскать библиотеку Кадма [52], пока все вокруг не залили пылающим прометием.

Железный Владыка улыбнулся общим воспоминаниям.