Игра предателя

К тому времени наш десантный корабль уже присоединился к скоплению торговых судов. Они, по вполне естественным причинам, сбились поближе к той точке, где пересекались экватор и теневой пояс [6] — всего в нескольких километрах над планетарной столицей, что носила не особенно вдохновляющее название Едваночь [7]. К моему удивлению, взор наблюдателя каким-то естественным образом скользил от яркой стороны планеты — как я и думал, она первой бросалась в глаза — к неожиданно тонкой привлекательности стороны темной. Она же была далека от той непроницаемой, укутывающей все черноты, которую я ожидал увидеть. Вместо этого она сияла едва различимым голубым блеском отраженного звездного света. Равнины, покрытые мерцающим льдом и снегом, простирались на все полушарие. Чем дольше я вглядывался, тем более различал едва уловимые градации теней и фактур — сотни оттенков в этом, на первый взгляд одинаковом, сиянии, порожденном многократными отражениями света от гор, каньонов и еще неведомо каких неровностей рельефа.

— Будет неплохо спуститься туда, — добавила Кастин, проследив направление моего взгляда.

Это, конечно, оставалось вопросом личных предпочтений. Я никак не мог привыкнуть к сильному холоду, в котором мои вальхалльские коллеги, кажется, только и стремились находиться. Ломящую кости температуру, ожидавшую нас по высадке, я предчувствовал даже с меньшим энтузиазмом, чем надвигающийся флот Хаоса.

Но, надо отдать должное вальхалльцам, я ни разу не слышал, чтобы они жаловались на излишнюю, по их мнению, жару, которую они нередко встречали в тех местах, куда прибывал наш полк. Так что и я не собирался подрывать свою репутацию, не говоря уже о командном авторитете, проявляя меньше стоицизма, чем они сами.

— Я уверен, все солдаты чувствуют то же, — только и сказал я.

Мы провели несколько зимних сезонов на более умеренных планетах за последние годы, но не посещали ледяного мира со времени нашего краткого и столь внезапно свернутого пребывания на Симиа Орихалке. Но здесь-то, на темной стороне Адумбрии, будет достаточно холодно, чтобы вальхалльцы смогли почувствовать себя как дома.

Легкая вибрация тронула плиты палубы — настолько привычная, что мы даже не отметили ее сознанием. Но мы все равно обернулись, чтобы поглядеть, как один из десантных кораблей заскользил от корабля вниз, к планете. Его двигатели на секунду ярко вспыхнули, когда он подкорректировал курс и тут же затерялся среди бесчисленного множества других шаттлов. Под нами лежал звездный порт. Резкие, четко различимые булавочные пятнышки света на орбите были крупными судами — в основном торговыми, поскольку Живан оставил ядро наших военных кораблей в заслонной линии на внешних границах системы. Не считая «Благоволения Императора», единственным судном из нашей защитной флотилии, который добрался до самой Адумбрии, был линейный крейсер «Несокрушимый». Лорд-генерал выбрал его транспортом для себя и старшего командного состава [8].

Я попытался различить этот корабль с наблюдательной палубы, когда взошел на нее, но расстояние делало мою затею безнадежной. Вскоре я оставил ее и занялся изучением того мира, который нам предстояло защищать.

— Похоже, нашим талларнским друзьям тоже не терпится оказаться там, внизу, — отметила Кастин, проводив взглядом шаттл.

Тон ее оставался нейтральным, но подтекст был ясен: полковник не меньше моего радовалась, что они отбыли восвояси. За месяц или около того, что мы пересекали варп, наш полк проводил время, вызывая попутчиков на разнообразные рискованные состязания. 425-й бронетанковый с головой бросился в эти социальные отношения. Именно такого энтузиазма и следовало ожидать от людей, которым выпала удача делить десантный корабль с воинской единицей, набранной в их родном мире и вдобавок состоящей в основном из женщин. Другие наши соседи — кастафорейцы прилагали все усилия, чтобы удержать марку перед полком закаленных в боях ветеранов. Если сделать скидку на наш опыт, это им удавалось вполне удовлетворительно. Талларнцы же всю дорогу сторонились воинских забав; их понятие о приятном времяпрепровождении, очевидно, заключалось в нескончаемых, невероятно тягомотных молитвенных собраниях.

Впрочем, по-настоящему холодными наши отношения стали лишь в тот день, когда талларнцы отказались участвовать в межполковом боевом состязании — по той причине, что 597-й включил в свою команду нескольких женщин. Это, как донес до нас полковник Асмар, было «непристойно». Естественно и неудивительно для всех, кроме Асмара и, вероятно, Бежье, их полковой чемпион, едва он появился на палубе отдыха, был вызван на импровизированный поединок в неформальной обстановке. Я должен отметить с изрядной степенью удовольствия, что капралу Маго, веселой симпатичной женщине, едва достававшей противнику до подбородка, не потребовалось много времени, чтобы раскатать пустынного воина в лепешку. Она затратила едва ли несколько секунд — и тот оказался распластанным у ее коленей.

Бежье, понятное дело, вышел из себя. Он ворвался в мою приемную, вопрошая, что я собираюсь предпринять по этому поводу.

— Да ничего, — таков был мой ответ. Я сопроводил его обезоруживающей улыбкой и предложил гостю самый неудобный стул. — Потому что уже разобрался с этим вопросом.

Я обернулся к Юргену, моему пахучему, но абсолютно незаменимому помощнику:

— Юрген, не будете ли вы так любезны принести комиссару Бежье немного чайку? Он, кажется, слегка возбужден.

— Пожалуйста, не утруждайте себя. — Комиссар немного побледнел, ибо ему представилась возможность насладиться букетом ароматов моего помощника.

Несомненно, аппетит Бежье был теперь изрядно подпорчен.

— О, это нетрудно, — заверил я. — Я обычно как раз устраиваю себе небольшой перерыв на чашечку в это время. Два прибора, пожалуйста, Юрген.

— Да, комиссар. — Юрген отдал честь столь же неловко, как делал это всегда, и вразвалку вышел.

Каким-то образом он умудрялся выглядеть так, будто его форма нигде не прикасалась к телу — за что ее вряд ли можно осуждать, учитывая наплевательское отношение моего помощника к личной гигиене и донимавшие его приступы псориаза.

На лице Бежье, провожавшего Юргена взглядом, читалось отчаянное недоверие собственным глазам.

— Почему, во имя Императора... — (будь я проклят, если он не осенил себя знамением аквилы, произнося Святое Имя) — почему вы терпите настолько грубое отсутствие выправки? Да этот солдат заслуживает позорного столба!

— Юрген, знаете ли, особенный случай, — сказал я.

Насколько особенный, я, конечно, не собирался раскрывать. Эмберли настоятельно рекомендовала нам обоим не привлекать ничьего внимания к удивительным способностям моего помощника [9], да и сам я отнюдь не искал внимания каких-либо других инквизиторов, кроме нее.

Бежье глядел на меня с недоумением, но комиссарский этикет требовал, чтобы он уважал мое мнение во всем, что касалось полка, чью мораль мне было поручено поддерживать. Так что ему пришлось опустить дальнейшие вопросы. Для того чтобы Бежье не смог предположить и распустить в качестве слухов какие-либо дурные или попросту гнусные причины, я решил подкинуть ему немного правды:

— Несмотря на его внешний вид, это замечательно способный и надежный помощник, а его верность Императору горячее, чем у всех, кого я встречал в своей жизни.

По правде-то говоря, Юрген был единственным человеком во всей Галактике, которому я с полным доверием подставил бы спину, а его бдительность спасала мне жизнь больше раз, чем могло уместиться в памяти.

— Я считаю, что это имеет большее значение, чем тот факт, что он держится немного неопрятно, — закончил я.

Назвать Юргена немного неопрятным было все равно что сказать: «Абаддон Опустошитель иногда бывает сердит по утрам». Но я знал, что легкомысленный тон был вернейшим способом досадить Бежье. Я хорошо изучил этого человека (что легко ожидать от того, кто не раз оставлял неприятные сюрпризы на его койке в Схоле) и с хорошо скрываемым удовольствием заметил, что и теперь его губы раздраженно поджались.