Планета битв

– Зараза! Ни хрена не видно!

Совладав с сапогом, стрелок полез по лесенке на крышу. Проводник, побагровев лицом, тряс обожженной рукой — он машинально ухватился за раскаленный титан и теперь на чем свет клял свою тяжкую кочевую долю.

Сквозь гул голосов и шарканье множество ног Елисееву послышались какие-то пугающе знакомые звуки, доносящиеся снаружи. Словно там несколько человек принялись хлопать палками по натянутым шкурам. Но прежде чем он догадался, что это, стрелок загромыхал по лестнице обратно и застрял внизу, нелепо вывернув руки. Из правой его глазницы торчал короткий арбалетный болт…

– Цендорж, окно! — крикнул Клим, пытаясь вытряхнуть из мехового чехла свою винтовку. Монгол ударил прикладом, и каленое стекло разлетелось в брызги. Елисеев, отшвырнув пустой чехол, высунулся — в двух десятках шагов из зарослей торчало несколько темных фигур с большими арбалетами на изготовку. В голове состава слышались крики и лязг клинков.

Клима заметили — сразу четверо налетчиков выстрелили, и смертоносные болты звонко ударили в медную обшивку вагона.

– На пол! Всем лежать! — заорал Елисеев и принялся пробираться к лестнице. В глазах проводника застыл ужас.

– Чего сидишь?! Пары разводи! — рявкнул на него Клим, обернулся к Цендоржу: — Патроны экономь! Бей только наверняка!

Ухватив незадачливого стрелка за ноги, Елисеев вывернул еще не окоченевшее тело из лестничной спирали и полез наверх, машинально потрогав паропровод, ведущий к орудию. Холодный. Пока разгорится сланец, пока закипит вода — пройдет минут семь-восемь. Долго, очень долго…

Выбравшись наверх, Клим вжался в щиток турели, проклиная себя за то, что не взял в дорогу ни шлема, ни панциря. Изогнув шею, он огляделся. Ни один стим-спит не стрелял. На крыше соседнего вагона лежал стрелок, весь утыканный стрелами. Возле паровоза шел бой — охрана поезда рубилась там с нападавшими. «Если они захватят локомотив — все», — подумал Клим, передернул затвор винтовки и просунул ствол в прорезь щитка.

Первого арбалетчика он снял, как в тире — спокойно выцелил и попал в голову. Налетчики тут же ответили, и не менее десятка болтов пробарабанили по толстому бронзовому щитку гибельный марш. Внизу пыхтел проводник. Сухо треснул выстрел из окна вагона — Цендорж воспользовался тем, что арбалетчики сосредоточились на Елисееве, и застрелил еще одного.

– Минус два, — прошептал Клим. — А сейчас будет минус три…

Выстрел — приклад бьет в плечо. Мимо!

– С-сука! Сглазил! — заорал Елисеев, чувствуя, как в нем закипает злая, азартная ярость. Арбалетчики уже не торчали из кустов, подобно неподвижным мишеням. Перемещаясь вдоль вагонов, ныряя в колючие заросли, они вели постоянный беглый огонь.

– Ты давление когда дашь, гад?! — нагнувшись над люком, прорычал Клим проводнику.

– Счас, счас! — испуганно взвизгнул тот, на мгновение показав потное, чумазое лицо.

Торчащая из крыши вагона труба наконец-то разродилась дымом. Теперь нужна была тяга, сильная, гудящая тяга, чтобы сланец занялся как следует. Снизу появилось суставчатое «второе колено», поданное проводником.

– Цендорж, прикрой! — крикнул Клим и под треск выстрелов высунулся из-за щитка, косо нахлобучив «второе колено» на покрытую сажей трубу. Несколько болтов ударили в бронзу — но поздно.

– Вот так вот! — удовлетворенно сказал Клим, глядя, как дым сразу стал гуще и жирнее.

Он сделал еще два выстрела, подранив одного арбалетчика. Целиться было невозможно — к тем налетчикам, что контролировали хвост поезда, подключилось еще как минимум с десяток человек, и смертоносная плеть болтов хлестала по крыше вагона беспрерывно. Вскоре стрелявшим удалось сбить «второе колено», но дело было сделано — сланец разгорелся, набрал температуру, и котел стим-спита начал «давать давление».

Вслушиваясь в звуки боя, идущего у паровоза, Клим, сам того не замечая, вслух уговаривал неизвестных ему меднодорожников — а может быть, само время:

– Ну, еще немного… Чуть-чуть продержитесь… Еще минутку…

Наконец на кожухе стим-спита тоненько запищал сапун-контролька. Прикрутив колпачок, Елисеев оскалил зубы в недоброй усмешке:

– Ну, вот и все, ребята!

Ухватившись за поворотную скобу, он вывернул турель, опустив задранные в небо стволы, прикинул траекторию и нажал коленом на тугую педаль. Кольчатая лента, набитая тупоносыми цилиндрами со взрывчаткой, пришла в движение. Орудие задрожало и с натугой выплюнуло первые снаряды.

Ф-ф-ф-ш-ш-банг-банг! Ф-ф-ф-ш-ш-банг-банг! Звуки выстрелов оглушили Клима. Мгновение спустя в зарослях возле паровоза расцвели оранжевые кусты разрывов.

– А теперь дезинсекция! — заорал Елисеев, ворочая турелью.

Банг! Банг! Банг! Он короткой очередью накрыл мешавших целиться арбалетчиков, сделал несколько выстрелов по кустарнику у середины состава и перенес огонь в сторону паровоза, всеми богами заклиная охрану не соваться под дружественный огонь.

Заросли вспыхнули, и пламя с веселым треском принялось пожирать тонкие ветки. Густой дым поплыл над Кустолесьем, и в этом дыму тонули крики налетчиков. Клим захохотал, посылая в разгорающийся пожар снаряд за снарядом.

Странный хлопок он услышал и вычленил из общего шума боя едва ли не случайно. Звук пришел со стороны, и одновременно с ним загудел защитный щиток орудия. Елисеев скосил глаза и увидел чуть смятый наконечник пули, пробившей лист бронзы и застрявший в ней…

Бой закончился так же неожиданно, как и начался. Нападавшие исчезли, растворились за завесой дыма, канули в Кустолесье. В паромете клокотало. Клим привалился спиной к подрагивающему орудию, вытер пот и усмехнулся — у него тряслись руки. Паровоз дал длинный сиплый гудок и следом за ним два коротких — сигнал общего сбора.

Елисеев сполз по лесенке вниз, оглядел перепуганных пассажиров, лежащих на полу, подмигнул проводнику и залпом выпил полную кружку теплой меднодорожной воды.

Котел паровоза оказался пробитым в трех местах — весело журчали струйки воды, разбрызгиваясь на ветру. Трое охранников, закинув за спину пружинные стрелометы, зачеканивали дыры. Начальник охраны, злой и дерганный, то и дело срывался на ругань, отгоняя любопытных от паровоза. Елисеев показал ему медную пластинку удостоверения.

– А, это ты там так вваливал? — с уважением прохрипел начохр и пожал Климу руку. — Да, взяли нас за яйца. Интересно, теперь всегда так будет?

…Помощник машиниста, сибиряк, знакомый Климу еще по обороне Лимеса, нянчил пробитую навылет руку, скупо цедя сквозь сжатые зубы слова:

– Когда увидели разобранный путь, Авдеич вдарил по тормозам. Тут и началось… Первым кочегара, Саидку. В голову. Вон лежит. Стрелять они умеют, мать их… Охрана из кунга высыпала — и трое сразу полегли. Потом, когда полезли, и Авдеича… В общем, у нас всего девять трупов.

– И в вагонах семнадцать, — кивнул Клим. — Итого двадцать шесть.

Пассажиры, высыпав на насыпь, озирались, разговаривая вполголоса. Убитых сложили в стороне, рядом добровольцы рыли братскую могилу. Цендорж и трое уцелевших бойцов меднодорожной охраны прочесывали окрестные заросли, стараясь держаться подальше от пожарища.

– Ничего нет, Клим-сечен, — доложил монгол, вернувшись. — Своих убитых они унесли.

– Ясно. — Клим невесело хмыкнул, повертел в руках выковырянную из щитка стим-спита пулю. Он уже сличил ее с теми, что были в патронах их с Цендоржем винтовок. Пуля оказалась другой — тоньше, длиннее и тяжелее. Елисеев отметил про себя, что нужно обязательно поподробнее расспросить Лускуса относительно пулевого оружия, захваченного в свое время стэлменами.

Путь восстановили довольно быстро — на крыше тендера имелся достаточный запас меднодорожных плит, а от желающих побыстрее покинуть это проклятое место отбоя не было. Еще до захода Эос утыканный арбалетными болтами состав продолжил свой путь на восток. Теперь в турелях на крышах вагонов постоянно дежурили стрелки. Выбитые стрелами окна затянули шкурами и одеялами. Угрюмые охранники вглядывались воспаленными глазами в сгущающиеся сумерки, в паровозной топке гудело пламя. Клим, примостившись на ящике с тормозными башмаками, писал донесение Лускусу. Весь оставшийся путь до Каменного форта они проделали без происшествий…