Опрокинутый купол

Лошади скакали по самой кромке прибоя. Вода лениво лизала край отлогой каменистой осыпи, и в некотором отдалении за ней круто уходили в поднебесье серые тела скал. Острые каменные клыки, поросшие северным карликовым кустарником, тут и там торчали над волнами. Пахло гнилыми водорослями, в воздухе носились вечно испуганные чайки.

Четверо всадников в плотных серых плащах из грубой шерсти ехали парами вдоль берега. Двое – с длинными мечами на левом боку, у третьего клинок был закреплен за спиной и рукоятка торчала над правым плечом. Четвертый был вооружен тяжелым бронебойным арбалетом. Головы путников покрывали шлемы с поднятыми забралами. По лицам никто не мог бы определить их звания и род занятий: все как один были загорелые, угрюмые и решительные. С такими лицами идут в битву, заранее зная, что вернуться назад будет не суждено.

Подле лежавшего на камнях человека они придержали коней. Лошади зафыркали, пятясь, но, привыкшие повиноваться, все же встали, недовольно перебирая копытами.

– Плохая примета, – вполголоса произнес один из всадников, обращаясь к тому, у кого за спиной торчал длинный сарматский меч. – В самом начале пути…

Тот лишь посмотрел на говорившего устало и отрешенно, так что и слов тратить было не нужно. Плохая примета или хорошая – ни у одного из них не было дороги назад. Он только подумал, что распластанного на земле человека убили не так давно, может быть, еще перед рассветом. Или он умер сам – вон сколько ран покрывали истерзанное тело, непонятно, как вообще держался так долго…

– Хранительница ждет, – пробормотал всадник, трогая коня. – Не отставайте.

Помрачневшие еще больше спутники двинулись следом.

На востоке едва-едва начинали проявляться первые признаки голубого неба. Конные остановились у огромного обломка скалы, сотни лет назад упавшего посреди дороги и успевшего врасти в нее, округлиться линиями благодаря воде и ветру. Перед камнем стояла высокая женщина с распущенными черными волосами. Она была красива диковатой северной красотой и статью могла бы поспорить с королевой. Впрочем, она действительно стояла выше тех, кто правил страной, сидя на троне. Главная Жрица, одна из десяти Хранителей Шара…

Всадники спешились, по одному подошли к Хранительнице и преклонили колени. Все происходило. по-прежнему молча – момент был слишком важен и трагичен, любые слова казались пустыми. Женщина доставала из складок длинной одежды серебряные браслеты тонкой работы, производила над ними какие-то действия (будто читала заклинания) и одевала на запястья тем, кто подходил к ней. Четыре браслета – по одному на каждого.

Они уходили, не прощаясь, сквозь странную дрожащую пелену, за которой продолжала бежать вдаль та же дорога вдоль воды, и те же мрачные скалы торчали, словно зубья дракона, но вместе с тем мир словно менялся, плавно перетекал из одной грани в другую, и вот уже исчезло ледяное море, чайки смолкли и запахло не привычными водорослями и йодом, а чем-то чужим, резким, неприятным… Черный лес окружал их под незнакомым небом (созвездия были невиданными, неправильными, самая яркая звезда торчала прямо над головами, и от нее деревья казались плоскими, будто вырезанными из бархатной бумаги). Они посмотрели друг на друга и одновременно опустили на лица металлические забрала. Кто-то одними губами прошептал молитву…

Тот, что был вооружен арбалетом, соскочил с лошади и бесшумно залег возле раскидистого дерева на обочине дороги. Остальные ощетинились тяжелыми копьями и встали в линию, сдерживая коней. Секунды сливались в минуты, лошади, чуя копытами непривычную ровную поверхность, словно облитую чем-то скользким и холодным, нервно пританцовывали, закусив удила.

Но вот далеко впереди послышался невнятный шелест. Приземистое чудовище, блестя гладкими боками, на которых играли лунные блики, неслось прямо на них – стремительно, почти неслышно, горя двумя дьявольскими глазами. Один, шептал тот, что был с мечом. Два. Три… Когда до чудовища оставались считанные метры, он с шипением вытянул из-за спины тяжелую рукоять, и высоко над головой блеснул серебристый клинок. Три всадника пустили лошадей с места в галоп, а там, перед ними, человек за рулем легковой машины, едва не теряя рассудок от изумления, лихорадочно жал на тормоз…

Глава 2

Я ИДУ ВСТРЕЧАТЬ БРАТА

Утро было свежим, даже, пожалуй, холодноватым, но мне это нравилось. Только росы чересчур. Стоило перейти через дорогу и слегка углубиться в березнячок, как кроссовки (легендарный «Адидас», 43-й размер, синяя замша с тремя белыми полосками, 120 «штук» на рынке) тут же промокли насквозь. Я пожалел, что не надел туристские ботинки – нашу русскую гордость (помнившие зарю нового мира, Ельцина на танке, смену флагов и вывесок). Ботинки, кстати, и по сей день выглядели как новые, но мне почему-то не хотелось предстать в них перед Дарьей Матвеевной, с которой я сейчас обязательно встречусь – вон там, на тропинке, петляющей меж березок…

Дарью Матвеевну я даже наедине с собой называл только полным именем. Было время, когда она мне отчаянно нравилась: я караулил ее, ловил наши якобы случайные встречи, напоминая себе юного пионера, млеющего перед старшей пионервожатой. Хотя пионерчику-то пошел четвертый десяток…

Она была лет на пять старше меня, но благодаря то ли ежедневным прогулкам и восточной гимнастике, то ли просто природе и генам… черт знает еще чему – выглядела почти юной. Мелкие морщины в уголках глаз – не в счет. Черные волосы она заплетала в роскошную косу, и у меня часто возникало желание… нет, не дернуть (боже упаси!), а, скажем, взять в руку, подержать, узнать, какая она (коса то есть) на ощупь. Что еще? Тугая на вид попка, стройные ножки с узкими лодыжками и сильными икрами, маленькая грудь и прямая осанка. При всем этом – живой ум в очаровательной головке. Возможно, я рисую слишком идеальный портрет, но, в конце концов, это мое право художника.

Трава в лесу была густой и высокой, и – странное ощущение – тяжелой, будто таз с мокрым бельем. Лучи солнца, светившие сквозь кроны, превращали ее в прозрачно-серые кусочки слюды. Наконец я выбрался на ту самую тропинку и зашагал по ней.

В детстве нам с братом казалось, что она ведет в некий мир, где все не так, как здесь (слово «параллельный» в широком обиходе еще отсутствовало). У меня даже была мечта: пройти ее до конца и посмотреть, что там, да родители не пускали. Позже, когда мне было лет двенадцать, я исполнил свое заветное желание. Встал на лыжи (дело было в начале декабря), собрался с духом, оттолкнулся палками от поскрипывавшего укатанного наста и помчался «в неизведанное», представляя себя Амундсеном на пути к Северному полюсу. Путь мой оказался совсем не длинным – часа через полтора я, даже не успев устать толком, уперся в ржавую колючую проволоку дачного поселка. Поселок казался необитаемым и абсолютно не романтичным: разнокалиберные заборы скрывали за собой заколоченные на зиму людские жилища – от богатых двухэтажных вилл до смастеренных чуть ли не из картона хибарок. Дальше лыжня раздваивалась. Та, что шла влево, заканчивалась харчевней для шоферов-дальнобойщиков. Правая выходила к покрытому льдом крошечному озеру. По берегам озера торчал ломкий камыш, а на середине сидел одинокий рыбак, медитировавший над маленькой черной лункой. Помнится, я был страшно разочарован. Если мое воображение и рисовало нечто, то обязательно ТАЙНУ, необычное… Скажем, окно в прошлое или будущее или посадочную площадку НЛО. А тут – безжизненное озеро, колючая проволока и одинокий рыбак (интересно, поймал ли он что-нибудь в тот день?). Вот мой брат (которого я считал слегка не от мира сего) – тот здорово умел видеть необычное в обычном, даже обыденном. Наверно, благодаря этой способности он стал много лет спустя известным кинорежиссером. Я смотрел его фильмы – каждый по нескольку раз. Способный у меня брат. Некоторые знатоки утверждают, гениальный.

Мы родились до смешного похожими, почти близняшками. Наверное, только мама различала нас сразу. Она назвала нас в честь первых русских святых – Борисом и Глебом (Глеб – первенец, я появился на свет чуть позже, из-за чего ужасно переживал). В детстве разница в возрасте казалась огромной. Глеб, пользуясь ею, безбожно мной верховодил, а я подчинялся и радовался втихомолку: с братом было по-настоящему интересно. С годами эта разница все таяла, а различия во внешности, наоборот, увеличивались. Теперь я, пожалуй, выгляжу старше. Мама говорит, это потому, что я совсем не слежу за своим здоровьем. Слишком много сигарет и кофе. Глеб обычно поддакивал со всем подобострастием, чем меня несказанно злил (сам-то тоже хорош… Но им положено как творческой личности, они без «дыма адского» творить не могут-с).