Песец подкрался незамеченным

Однако полет все тянулся и тянулся. Сорок минут, час, полтора… Некоторые начали с интересом посматривать в иллюминаторы, хотя в темноте разглядеть что-либо было проблематично, а потом вертолет начало крутить.

Многотонную машину вертело вокруг своей оси как игрушку, все быстрее и быстрее — похоже, что-то случилось с хвостовым винтом. Однако, прежде чем сидящие в салоне осознали это, вертолет накренило и с размаху ударило об землю. Люди — и бодрствующие, и так и не проснувшиеся, полетели в одну кучу вместе со своими вещами, грузом, еще какими-то железками. Лампы в салоне синхронно погасли и наступила темнота…

Сколько они так лежали и кто первым пришел в себя и попытался выбраться из образовавшейся в результате падения кучи малы сказать трудно, однако произошло это уже после того, как заглохли турбины — на этом, вспоминая те минуты, сошлись все. Сначала народ шевелился вяло — ничего удивительно после такого удара, да и наступившая темнота отнюдь не способствовала активности, однако вскоре салон осветился неверным, колеблющимся светом — кто-то догадался вытащить и зажечь зажигалку. Потом зажегся второй огонек, третий, потом зажегся фонарик — у кого-то в дешевой китайской зажигалке нашлась такая вот неожиданно востребованная безделушка. А потом народ стал, постанывая и матюгаясь, выползать из кучи, а секунду спустя распахнулся чудом не заклинивший люк и в салон хлынул неожиданно холодный воздух и целая куча снега.

Примерно час спустя выжившие в авиакатастрофе и сохранившие при этом какие-то остатки здоровья подвели первые и весьма неутешительные итоги. Судя по всему, у вертолета отказал хвостовой винт и потерявшая управление машина рухнула на землю, зарывшись в глубокий снег почти на две трети. Каким-то чудом корпус вертолета выдержал и турбину, которая в момент падения еще работала, не сорвало — а то бывает, как авторитетно заявил уже побывавший до этого в подобной катастрофе Шурманов, что турбина от удара сминает корпус и проваливается в салон. Сейчас, правда, то ли сила удара была не столь велика, то ли конструкция оказалась попрочнее. А может, снег смягчил удар — кто знает… Пилоты, конечно, в таких вещах должны были разбираться, но где теперь эти пилоты? Кабина была разбита буквально в лепешку, даже закрытая в момент падения дверь в пилотскую кабину была искорежена настолько, что просто не открывалась. Одного из пилотов выбросило при падении и буквально насадило на сук некстати попавшейся на пути сосны, у второго даже головы не нашли — снесло ударом. Бортмеханик, правда, оказался жив, но был без сознания и, судя по всему, ударило его так, что мог и не выжить. Во всяком случае, то, что сломаны нога и обе руки видно было сразу, да и ребра, похоже, были помяты. Во всяком случае, именно такой диагноз выдал Гриша-ситовой, [7] сказав, что он такого в Чечне навидался. Грише поверили безоговорочно — несмотря на относительную молодость, он успел не только бросить пединститут и отслужить срочную в морской пехоте, но и послужить по контракту и даже повоевать, был ранен и, вероятно, знал, что говорит.

Остальные, впрочем, выглядели не лучше — в той или иной степени при аварии досталось всем. Правда, погиб только один из пассажиров — при падении какой-то металлический обломок угодил ему точно в висок, однако относительно целым остался только все тот же Вася-химик, хотя его и тошнило периодически, похоже, из-за сотрясения мозга. Остальные отделались переломами, вывихами, ранами, к счастью, не слишком серьезными. Все-таки русские морозы, вынуждающие носить теплые куртки и полушубки, имеют и свои плюсы. Например, позволяют держать тела в относительной безопасности — теплая одежда обладает приличной толщиной и изрядно смягчает удары, да и расхаракиренная куртка — это далеко не то же самое, что распоротый живот.

Однако осмотреться всерьез мешали не только и не столько ушибы (огромное количество адреналина в крови неплохо снимает боль), сколько темнота, поэтому решено было ждать утра. Вынеся трупы, кое-как задраив люк и завернувшись во все, что нашли (у кого-то был с собой свитер, а кто-то и зимнюю робу с собой тащил) люди кое-как разместились в искореженном, быстро остывающем салоне и дождались утра. Одним повезло заснуть, другие просто сидели или лежали, закрыв глаза или таращась в темноту, но все дрожали от холода…

Утро радости не добавило — ночью умер механик, а когда вылезли наружу, то оставалось только удивленно присвистнуть. Хвоста у вертолета просто не было, чуть позже его обнаружили метрах в двухстах, он торчал, косо воткнувшись в снег. Фюзеляж вертолета был пробит в нескольких местах, однако баки уцелели. Впрочем, будь иначе — скорее всего, никто не дожил бы до утра. Да что там до утра — сгорели бы вместе с вертушкой сразу после падения. Но самым плохим было то, что вертолет лежал в лесу, да еще на горном склоне. Ну не могло здесь быть ни леса, ни гор — по дороге к Усинску большую часть пространства занимает тундра, ближе к городу, правда, лес, но вот гор там нет точно. Получалось, что вертолет отклонился от курса и, похоже, ушел на восток или, скорее, на юго-восток. Ближайшими горами были Урал на востоке и Тиманский кряж на западе, но на Тимане горы невысокие, сильно выветрившиеся, поросшие лесом, а здесь невооруженным глазом было видно, что леса вокруг не так и много. Химик как единственный почти целый кое-как залез на ель и с вершины увидел вполне даже приличные скалы и авторитетно (а то как же, он родился и почти всю жизнь прожил в Ухте, что в самом сердце Тиманского кряжа) заявил, что на Тиман это совсем не похоже, а вот на Урал (а как же, бывали, знаем) — очень и очень. А это значило, что вертолет, во-первых, отклонился от курса очень сильно, а во-вторых, что искать их будут совсем в другом месте. Впрочем, как все слышали, на вертолете должен быть радиомаяк, поэтому надежда, что их найдут, все-таки оставалась, хотя, конечно, если и найдут, то не сразу — это понимали все.

Так или иначе, надо было обустраиваться. В первую очередь провели инвентаризацию всего, что было, и сразу же заполучили скандал. Серьезный скандал, по полной программе. Повариха, когда кто-то полез смотреть ее сумку, завопила, что не даст никому копаться в ее белье. Ну, не больно-то и хотелось, но тут кому-то пришла в голову мысль, что для женского белья здоровенная клеенчатая сумка «мечта оккупанта» не только великовата, но и тяжеловата. Отчаянно вопящую повариху отодвинули в сторону и тут же обнаружили, что в сумке не только и не столько белье, сколько мясо, колбаса, консервы и еще много чего. И вот тут поварих на полном серьезе хотели убить.

— Б…, с… — вопил, потрясая кулаками, один из стропалей. — Мало того, что обсчитывают, недокладывают да за наш счет жрут, так еще и крадут у нас же!

Дальше было просто непечатно и многоэтажно. Остальные были с ним согласны полностью и безоговорочно, некоторые выражали свои эмоции и куда более выразительно, однако… Русский человек отходчив. Поварих не стали ни убивать, ни даже просто выгонять из вертолета (что было бы тем же убийством), надавали, конечно, плюх, но этим и обошлось. А потом кое-как начали устраиваться и кое-кто даже пропустил шуточку насчет того, что не будь у них в команде таких вот вороватых поваров, то пришлось бы или с голоду дохнуть, или этих же поваров жрать, благо — толстые, откормленные. А так — ничего, живем, ребята!

В вертолете нашелся топор и пара лопат, почти у всех были ножи, были кое-какие теплые вещи. Люди, хоть и кривились от боли, но смогли и утеплиться, и соорудить подобие печки-буржуйки, и заготовить дров. Остатки топлива из баков пригодились на растопку и вскоре салон уже освещался, пусть и кое-как, отблесками огня из самодельной печки (без нужды батарейки в найденном там же фонаре решили не тратить), температура медленно, но верно поднималась и жизнь стала казаться не такой уж и пропащей.

Два дня они ждали, потом погода испортилась, пошел снег, окончательно засыпавший обломки вертолета, и людей охватило уныние. Похоже было, что их не найдут — если и искали, то совсем в другом районе, а радиомаяк, очевидно, не работал, иначе спасатели давно бы уже прилетели. Жгли, правда, костер, пытаясь дымом обозначить свое местонахождение, но без толку. А еще через сутки стало ясно, что еды, даже в режиме строжайшей экономии, хватит еще на сутки — и все, суши весла…