Точка падения

Соболь кинулся за ним и пальнул вслед.

— Не попал, — с сожалением сказал он, возвращаясь. — А вы молодец! — Это относилось уже к капитанше. — Я-то надеялся, мамаша явится…

Я поспешил восстановить статус-кво, объяснив Соболю, что произошло, почему я опоздал и отчего не нужно преклоняться перед героизмом капитанши Заяц.

— Надо было ее Излому и отдать, — со свойственной ему простотой заявил Соболь. — А то таскай теперь за собой…

Вернулся лейтенант. Я молча кивнул ему в знак благодарности, тот сделал вид, что не заметил. Сердился, поди. Заяц мычала и дергалась на поводке, и я смилостивился, вынув из ее рта скомканную пилотку стюардессы. Плюясь кровью — кокарда поцарапала капитанше десны, — Заяц завопила:

— Вам это так не сойдет с рук! Убийцы!

Под негодующим взглядом Воскобойникова и одобрительным Соболя я вернул пилотку на место.

Отряд пребывал там, где я его оставил. Распоряжались, разумеется, уже Аспирин, Пауль и профессор, труп тощего Толика лежал у стенки, накрытый мешками из-под портландцемента, а Бернштейну стюардессы чем-то смазывали ожоги. Костер ярко пылал.

При нашем появлении все притихли, только Пауль с Аспирином одобрительно ухнули. Соболь опустил на пол Ирочку, которую нес до этого на руках. Мамаша бросилась к Ирочке обниматься, но тут же отшатнулась, взвизгнув:

— Кровь!!! Она вся в крови, что с ней?!

Это не её, — объяснил я, толкая капитаншу к мертвецу. Заяц бухнулась рядом с Толиком и на коленках отползла в сторонку. — Там в канавке возле бетономешалки — лужа, умойте ребенка. Пауль, проводи их, будь добр. Только водичку проверь на предмет радиации.

— Какой радиации?! Вы и нас убить хотите?! — снова заверещала блондинка. Если честно, она начала меня утомлять. Сильно утомлять.

— Пауль, объясни там по дороге, если не лень. Да смотри, чтоб не напали и автомат опять не отняли.

Пауль густо покраснел и вышел, ведя за руки мамашу и девочку. Несмотря на благополучный исход встречи с Изломом, на душе было неспокойно. Я осмотрелся и выругал себя за невнимательность. Не хватало Скунса.

— Где Скунс? — спросил я у Аспирина.

— Смылся, наверное, когда тут заварушка началась. Ты ж его знаешь.

— Заварушка… Заварушка тут началась, когда профессор бюреров включил. А вы себя дали разоружить бабе и пацану…

— Не учли, чува-ак… — виновато развел руками Аспирин. — Пауль как раз автомат положил, клетку на плечо примащивал, а я отвернулся… А мне — раз! — ствол в затылок.

— Ладно, дело прошлое… Но где же Скунс? Опять в свою трубу полез?

— И вовсе я не полез! — заявил Скунс, появляясь в дверном проеме. — Я ж без оружия, чего б я сделал? Мешал бы только. Думал, обожду малость, гляну, чем закончится… А у тебя там бюреры под брезентом, а? Бюреры, я понял! Они ж сдохнут. Или не сдохнут? А кофеварка зачем?

Я посмотрел на Скунса так, что тот сразу прикусил язык и отошел к костру, стал деловито его поправлять.

— Слушайте сюда, — сказал я. — Места здесь, как выяснилось, опасные, но идти куда-то в темноте — еще опаснее. Да и невозможно это сегодня. Часа через два тут такое начнется… Потому остаемся ночевать здесь, выставим охрану, если что — надеюсь, отобьемся. Дамы, приготовьте что-нибудь поесть, а то весь день всухомятку… Вопросы есть?

Пассажиры смотрели на меня во все глаза. С момента нашего появления так никто и не двигался. Елки, они что ж, думали, сейчас мы их всех свяжем и накажем, что ли? И как пленникам по корке хлеба дадим с глотком воды? Я вздохнул. Определенно зря я в это все ввязался. Благие намерения, чтоб их… Ситуацию спас Сережа, который спросил звонким голосом:

— Дядя… а что начнется через два часа?

Я с благодарностью посмотрел на него и охотно объяснил:

— Через два часа те, кто не спрятался, — я не виноват. Сережа часто заморгал, за него уточнил Боря:

— Дядя негр, это игра такая?

— Считай, что игра. Если кто окажется в это время на улице — тот умрет.

— Вы в него тоже стрельнете, как в того дядю? — Боря махнул рукой на дохлого Толика.

— Нет, я буду тоже прятаться, — серьезно сказал я, — потому что мне самому будет страшно. Кстати, давайте-ка этого дядю выкинем наружу, зачем он тут нам?

— Простите, — робко сказала стюардесса Марина, когда мы с Паулем взяли Толика за руки и за ноги, — а объясните нам, пожалуйста, что произойдет и что мы должны делать.

Остальные пассажиры тоже заволновались.

— Мы должны как минимум все поесть, справить свои естественные нужды, забаррикадировать дверь, а затем ждать, что все для нас окончится благополучно.

— Что? Что закончится? — посыпались вопросы.

— Выброс, — кратко ответил я, и мы выбросили мертвеца за дверь.

Глава двадцать шестая

Сезон дождей

Через два часа все пассажиры напряженно смотрели на меня, словно парадом Зоны должен был командовать я. Дверной проем мы кое-как заделали листами шифера, которых нашлась целая куча за задней стеной здания. Я повелел всем устроиться как можно дальше от входа, сам сел, прислонившись спиной к стене и положив на колени автомат. Мои обормоты никакого волнения не выказывали. Ну, выброс и выброс. Видели-перевидели эти выбросы. Действительно, это не колбаса и не сало с горилкою…

Аспирин, изрядно пожрамши, завалился спать, пристроившись на ту же кучу, на которой недавно сидел связанным. Пауль о чем-то вполголоса трепался со Скунсом, Соболь осматривал свои ружья, искоса приглядывая за пассажирами. Значит, можно слегка расслабиться и вздремнуть — два часа это я так сказал, для острастки. Хотя кости мои ломило со страшной силой. Вот-вот начнется вся эта катавасия. Хорошо, женщины догадались детей помягче устроить. Детвора весь вечер держалась вместе, о чем-то шепталась, небось Ирочка, придя в себя, рассказывала им о пережитых ужасах. Девчонка молодец, все же на ее месте иной взрослый мужик с полными портками скакал бы и запивал все поскорее спиртом, чтобы забыть напрочь. А она вроде как даже гордится, глазки горят…

Я и впрямь задремал бы, несмотря на ноющие кости, но тут завозились бюреры в своей клетке. Да так бойко, что я аж подскочил.

Твою ж мать! Как я мог упустить это из виду!

Известно же, что во время выброса может случиться кратковременное усиление, а то и изменение свойств всяческих аномалий, артефактов и прочих порождений Зоны. А что, как не порождение, наши карлики?! Еще какое порождение, да в самой гуще людей. Прибор прибором, но береженого бог бережет.

Я подскочил к клетке, лихорадочно соображая, что с ними делать. Профессор забеспокоился за своих тварей, тоже подбежал, но я велел ему убраться подальше. Клетка тряслась изо всех сил, оттуда раздавалось злобное ворчание, переходящее в какие-то вибрирующие низкие звуки. Срывать с клетки брезент почему-то не хотелось. Я обвел глазами помещение, думая, что предпринять. Пауль со Скунсом прервали свою беседу и смотрели на меня. Соболь поднялся и подошел поближе. Обиженный профессор растолкал Аспирина — на свою сторону, что ли, привлечь хотел.

— Чё ты, чува-ак? — поинтересовался Аспирин, подходя к нам и протирая глаза.

— Выброс щас, — сказал я тихо, — а эти тут.

Аспирин нахмурился, потом взял клетку и живо потащил к выходу. Мы с Соболем бросились за ним.

— Аспирин, ты что, хочешь их наружу выставить? — поинтересовался Соболь.

— А чё, здесь их оставлять, чува-ак? А если им во время выброса этот аппарат по барабану?

Я аж челюсть отвалил:

— Ты это… Аспирин, наглотался, может, чего? А деньги?

— Нет, чува-ак. Это ты, похоже, чего наглотался.

Тут Соболь задумчиво поддержал Аспирина:

— Ты, Упырь, послушал бы. Еще ни один сталкер в здравом уме не переживал выброс в одном бункере с мутантами. Постоят за дверью, что им сделается.

Тут снаружи за шифером послышалось робкое «абанамат», и Аспирин зашелся в истеричном хохоте:

— А давай, чува-ак, еще сюда мутантов позовем, чтоб всем нескучно было! Вон уже и твоя подруга подтянулась!