Т-34 — истребитель гархов

— Ну, так говорится, с утра. Стеб такой.

— Чего?

— Стеб. Надо вам в коммуникаторы новую версию словаря залить. Хотя здесь вы ненадолго.

— Где тебя так? — бухнул подошедший Ваня.

— Что — где? — Еж смотрел на Ивана, пытаясь понять крепыша.

— Ну, это. — Суворин махнул большим пальцем себе за спину. — Спину где повредил?

— Ах, это? — Еж засмеялся, запрокинув голову, и шея его ушла в горб, как у черепахи в панцирь. Ковалеву стало неловко. Вечно Ванька сморозит что-нибудь, а потом думает! Да и не думает он вовсе!

— Вот, смотри. — Еж надел на голову шлем и щелкнул какой-то застежкой. Шлем переходил в горб без малейшего шва, как будто был отлит заодно с курткой. — Это специально так сделано, для аэродинамики.

— Что, спину сломал специально? — не унимался Иван.

— Да нет, это куртка такая! — Еж снял шлем, расстегнул несколько кнопок и прожужжал молнией. Горб остался на куртке, а Еж оказался просто худощавым молодым человеком с прямой спиной.

— И хожу я так не потому, что мне ноги поломали, тьфу-тьфу, — Еж уже все понял и веселился от души. — Это мотоботы такие, боты. Специально для мотоцикла. Ходить в них — хуже нет, тут уж деваться некуда.

— Ну, ты и летаешь, однако! — Суворин уже забыл про горб, и теперь от души восхищался мастерством Ежа. — Рисково тормозишь! Надо бы пораньше, а то бы и через руль полетел!

— Честно говоря, я начал оттормаживаться еще во-о-н там, перед складом, а то проехал бы. — Еж показал пальцем на ангар, стоявший примерно в полукилометре, и тут в его куртке зазвонило. Он вытащил оттуда коробочку с кнопками, чуть больше жетона — коммуникатора, вставил в ухо мигающую синим огоньком затычку и начал разговаривать, как будто сам с собой.

С серой реки на подтопленный танк наплывала желтая туша величиной с жилой дом. Туша отрастила из боков черные стальные ноги и опустила их в воду. Через некоторое время она перестала качаться на речной волне — ноги прочно уперлись в грунт. Несколько матросов спрыгнули на танк и начали цеплять металлические канаты, свисающие с гигантской стрелы.

Еж вразвалочку отправился к шоссе — убрать с дороги мотоцикл. Там уже маневрировала плоская платформа на огромном количестве широких колес. Платформу спустили к самой воде и выровняли. Через десять минут погрузка было окончена, и желтая громада с надписью «Спецтехника» и каким-то длинным номером на низком бортике удалялась, вспенивая воду.

— Садитесь в тягач, я поеду своим ходом. — Еж застегнул шлем и уселся на длинное, задранное сзади вверх мотоциклетное сиденье, но передумал. На своих негнущихся ботах он проделал путь до кабины тягача и вызвал водителя. Вместе с ним они достали канистру масла и аккуратно залили густым маслом броню — все закрытые люки и щитки — все, что можно было открыть. Потом на свет появилось ведерко с белой краской, и на борту «Великого Дракона» появились кривая надпись «ЭКСПОНАТ В РЕМОНТ». Поверх масла было ровным слоем рассыпано содержимое черного мешка с мусором.

Еж отступил к обочине. Теперь он был доволен. Мотоцикл поднялся на заднее колесо и со звуком, от которого невольно вздрогнули все в тягаче, ушел в точку, сливаясь с гаснущим заревом утренней Москвы.

Водитель бросил танкистам оранжевые жилеты и белые каски:

— Наденьте, парни.

Мощная платформа задрожала и тронулась, набирая ход. Проехали несколько поселков с островерхими крышами. Возле синей будки с лесенкой и стеклянными стенами стоял знакомый мотоцикл. Толстый офицер в синей форме, похожей на робу с горизонтальными полосами побелки на штанинах и рукавах, метнулся к патрульной машине. Взвыла сирена, полыхнула мигалка, и сопровождение пристроилось впереди платформы с танком. Еж прикинул время. По выходным пробки в сторону Москвы начинались примерно с семи утра. Выходит, платформа будет на месте в восемь, не раньше. Можно было вздремнуть — даже сквозь заторы он пробьется за четверть часа, не больше.

* * *

— Я на «Дукати», да, на «Гипермотарде»… Не-а. Тысяча сто «эс». Знаю, что нет. Мне прототип переправили. Себе потом возьму, пусть доведут до ума. — Еж бормотал, не повышая голоса, в мобильный телефон, а потом слушал бурное кваканье, слегка отстраняя аппарат от уха и улыбаясь. — Наваливает от души. Да. Ладно, позвоню.

Еж подошел к экипажу тридцатьчетверки. Те сидели под бетонным забором на невысокой садовой скамейке и слушали гул шоссе, по которому текли рекой незнакомые автомобили. Суворин уже облазил тягач, подробно расспросил водителя и теперь сладко жмурился, качая головой. Чаликов тревожно поглядывал в сторону таблички «Москва — центр».

— Скажи, как тебя звать? — спросил Ковалев.

— Меня? — удивился Еж.

— Ну да, имя у тебя есть?

— А! — Еж протянул капитану ладонь. — Алексей Чубаров. Будем знакомы. Я вообще-то привык, что свои меня зовут Ежом или Лехой. Совсем правильно — Еж Высокогорный. Хе-хе…

— Что дальше делаем, Леха?

— А ничего. — Еж уселся рядом с Ковалевым и с наслаждением вытянул длинные ноги. — Вот машинка наша уходит в волшебные ворота, а вернется через полчасика в полном порядке.

— Леха, а зачем ты танк грязью залил? — Суворин обиженно засопел, глядя из-под белой строительной каски. — Масло оттирать — хуже нет, по скользкой броне прыгать — рук-ног не напасешься.

Еж запрокинул голову и тихо засмеялся:

— Танк получим в идеально чистом виде. Там, за забором — целый завод волшебников. После того как вставят кассету и заварят люк, танк вместе с платформой загонят в спецмойку для дезактивации.

— Так зачем было вообще грязь разводить? — не унимался Суворин.

— А это чтобы гайцам не вздумалось проситься внутри посидеть. Для них ведь этот танк не боевой, а так, музейный экземпляр. Представляю, как бы они рты пораскрывали, обнаружив у вас боевую укладку! Лишние проблемы, лишние деньги…

— Кому, кому не вздумалось? — встрепенулся Марис.

— Хе-хе, гайцам, ментам… Ну, милицию видели? Те, что нас сопровождали, синенькие… Они раньше ГАИ назывались, а теперь ГИБДД. Хотя, можно по-всякому, и так, и этак.

— ОРУД, — заговорил Витя Чаликов.

— Кто? Где орут? — не понял Ковалев.

— Раньше это называлось ОРУД. У нас сосед был сотрудник ОРУДа, у него свисток был, белый шлем, сапоги…

— А ты откуда, Виктор? — заинтересовался Е: ж.

— Я? С Грохольского. Знаешь, что ли?

— Хе-хе. — Еж снова засмеялся. — Его все знают. Старая Москва. У нашего Костика дед оттуда, с Грохольского. Ну, у зама нашего генерального. Кстати, вот он, Костик, гайцев на дух не переносит… В прошлом году его в конце Знаменки остановил молодой старлей. В ноябре было дело, вечером, в дождь да слякоть. Все машины чумазые, а у Костика «джип» белый и чистый, без пятнышка. Так старлей его останавливает и говорит: «У вас чистая машина». И в глаза так просительно заглядывает. И так раза три повторил. Короче, Костик потом неделю матерился. Типа, бездельники и вообще нехорошие человечки.

— Так чего старлей хотел-то? Ну, чистая машина, и что? — переспросил Марис.

— Так в том и дело, что Костик не понял, а тот старлей объяснить не смог. Костика нашего от тупых вообще сильно клинит. Понабрали, кричит, уже на чистой машине нельзя ездить. Хе-хе… Правда, жена Костика заметила, что другой гаец еще от Арбатской площади их машину глазами провожал, а потом за рацию схватился. Наверное, это он тому тупарю хрюкнул остановить. Никто не знает, что у них под фуражками творится.

Ворота распахнулись, и из них аккуратно выехала платформа. Вымытый танк блестел и лоснился на ярком осеннем солнышке.

— Так, ребята, пора в машину. Последний рывок, и до вечера отдыхаем. — Еж подошел к водителю тягача, забрал у него папку с документами, а взамен дал другую, вытащив ее откуда-то из-под черно-красной горбатой куртки.

В небольшой сквер въехала машина с мигалкой, уже другая, длинная и приземистая, из нее вышли два милиционера в фуражках с высоко задранными тульями. Один взял у водителя тягача документы и стал их бегло просматривать, а второй проворно засеменил к Ежу. Еж снял шлем, не вставая с мотоцикла, что-то оттуда достал и незаметно передал милиционеру. Еще через минуту машина с мигалкой, развернулась и встала впереди тягача с платформой. Триста метров до забитого транспортом шоссе проехали в тишине, а у самого перекрестка машина сопровождения громко закрякала, раздвигая поток, и втянулась в образовавшийся коридор. За нею медленно и осторожно проследовала тяжелая платформа с влажной после мойки тридцатьчетверкой времен Великой Отечественной.