Бригады призраков

9

Полковник Джеймс Роббинс посмотрел на Феникс, висящий над головой.

"Ну вот, я снова здесь", – подумал он.

Его смущение не укрылось от генерала Сцилларда.

– Полковник, вы ведь не слишком любите бывать в генеральской столовой, не так ли? – спросил он, отправляя в рот кусок бифштекса.

– Я ее терпеть не могу, – пробормотал Роббинс, не отдавая себе отчета в своих словах. Опомнившись, он поспешно добавил: – Прошу прощения, сэр.

– Не могу вас в этом винить, – усмехнулся Сциллард, расправляясь с бифштексом. – Вся эта хренотень с запретом питаться здесь всем, кроме генералов, архиглупа. Да, кстати, как ваша вода?

Роббинс бросил взгляд на запотевший стакан перед собой:

– Восхитительная, сэр. Очень освежает.

– Знаете, во всем этом, – Сциллард обвел вилкой зал столовой, – виноваты мы. Я хочу сказать, Специальные силы.

– То есть? – удивился Роббинс.

– Генералы Специальных сил таскали сюда всех, не только офицеров, но сержантов и даже рядовых. Потому что, за исключением боевых ситуаций, в Специальных силах всем глубоко наплевать на звания. Так что вся столовая была забита солдатами, которые уплетали аппетитные бифштексы и глазели на планету над головой. Все это действовало на нервы остальным генералам – и даже не столько то, что им приходилось обедать в обществе рядовых, сколько то, что это были рядовые из Бригад призраков. Это было в старые времена, когда от одной мысли о солдате, которому от роду нет еще и года, у вас, "настоящих рожденных", мурашки по коже бежали.

– Это происходит до сих пор, – признался Роббинс. – Иногда.

– Да, знаю, – усмехнулся Сциллард. – Но теперь вы хотя бы научились лучше это скрывать. Так или иначе, прошло немного времени, и генералы из "настоящих рожденных" заявили во всеуслышание, что это их собственная вотчина. И с тех пор все, на что может рассчитывать простой смертный, попавший сюда, – это стакан восхитительной освежающей воды, на которую вы смотрите с таким отвращением, полковник. Что ж, от лица всех Специальных сил приношу вам глубочайшие извинения за эти неудобства.

– Благодарю вас, генерал. К счастью, мне совсем не хочется есть.

– Вот и хорошо, – пробормотал Сциллард, снова набрасываясь на еду.

Полковник Роббинс молча наблюдал за тем, как генерал расправляется с солидным ломтем мяса, покрытым румяной корочкой. На самом деле он умирал от голода, однако упоминать об этом было бы неприлично. Роббинс мысленно взял на заметку: в следующий раз перед тем, как отправиться на встречу в генеральскую столовую, надо будет основательно подкрепиться.

Дожевав и проглотив кусок, Сциллард снова обратил внимание на Роббинса.

– Полковник, вам приходилось слышать о системе Эсто? Не копайтесь в компьютере, просто скажите, знаете ли вы о такой?

– Впервые слышу, – признался Роббинс.

– А как насчет Краны? Мауны-Кеа? Шеффилда?

– Я знаю Мауна-Кеа – это потухший вулкан на Земле, на Гавайских островах. Но, полагаю, вы имели в виду другое.

– Совершенно верно. – Снова махнув вилкой, Сциллард указал на точку за восточным краем диска Феникса. – Система Мауна-Кеа вон там, у самого горизонта "сквозного скачка", если считать от Феникса. Там основана новая колония.

– Ее основали гавайцы? – спросил Роббинс.

– Разумеется, нет. Если верить тем данным, которые у меня есть, в основном, тамилы. Название выбрали не они; они там просто поселились.

– И что интересного в этой системе?

– То, что меньше трех суток назад в ней пропал крейсер Специальных сил.

– Он подвергся нападению? – встрепенулся Роббинс. – Был уничтожен?

– Нет. Он просто исчез. Ни разу не вышел на связь с того момента, как прибыл в систему.

– Крейсер сообщил о своем появлении колонистам?

– Он и не должен был этого делать, – отрезал Сциллард.

По тону генерала Роббинс понял, что настаивать бессмысленно. Он спросил:

– Быть может, с кораблем что-то случилось при возвращении в обычный космос.

– Мы запустили поисковый зонд, – сказал Сциллард. – Никаких следов крейсера. Никаких следов "черного ящика". Никаких обломков на всем предполагаемом пути полета. Ничего. Крейсер как сквозь землю провалился.

– Странно, – пробормотал Роббинс.

– Нет, – поправил его Сциллард. – Странно то, что это уже четвертый боевой корабль Специальных сил, который мы потеряли на протяжении месяца.

Роббинс недоуменно уставился на генерала:

– Вы потеряли четыре крейсера? Как?

– Ну, полковник, если бы мы это знали, то уже давно отправились сворачивать кому-нибудь шею. То обстоятельство, что я сижу перед вами и ем бифштекс, красноречиво говорит, что мы пока в полной темноте.

– Но ведь вы подозреваете, что за этим кто-то стоит, – сказал Роббинс. – Тут дело не в том, что какой-то корабль просто неудачно совершил "сквозной скачок".

– Разумеется, – подтвердил Сциллард. – Исчезновение одного корабля можно было бы списать на случайность. Но потеря четырех крейсеров на протяжении одного месяца – это уже нехорошая тенденция. Корабли и "скачки" тут совершенно ни при чем.

– И кто, по-вашему, за этим стоит?

Сциллард раздраженно бросил на стол приборы.

– Черт побери, Роббинс, неужели вы думаете, что я говорю сейчас с вами, потому что у меня нет друзей?

Роббинс помимо воли криво усмехнулся:

– Значит, обиняне.

– Обиняне, – подтвердил генерал. – Да. Те самые, у которых где-то торчит Чарльз Бутэн. Все системы, в которых исчезли наши корабли, или находятся неподалеку от владений обинян, или содержат планеты, на которые они в то или иное время выдвигали свои притязания. Конечно, ниточка тонкая, но пока что у нас нет ничего существеннее. Главное, мы понятия не имеем, как и почему это происходит, и, надеюсь, вы сможете пролить на это какой-то свет.

– Вы хотите знать, как далеко нам удалось продвинуться с рядовым Дираком?

– Если вы ничего не имеете против, – подтвердил Сциллард, снова беря столовые приборы.

– Процесс идет очень медленно, – признался Роббинс. – На наш взгляд, воспоминания из предыдущего пласта вырвались на поверхность вследствие стресса, а также определенных чувственных воздействий. Мы не имеем возможности оказать на Дирака такое психологическое давление, как это случилось с ним в боевой обстановке, поэтому нам приходится постепенно знакомить его с фактами жизни Бутэна.

– С его личным делом?

– Ни в коем случае, – возразил Роббинс. – Мы стараемся избежать всего, что написали и рассказали о Бутэне другие. Это ведь не его собственные мысли, и нам не хочется навязывать Дираку постороннюю точку зрения. Кайнен и лейтенант Уилсон работают с первоисточниками – с записями, которые сделал сам Бутэн, и с предметами, связанными с ним.

– Вы хотите сказать, с его личными вещами?

– Ну да, с тем, что ему принадлежало, что ему нравилось – вспомните мармеладные орешки. Мы не забываем также вещи знакомых Бутэна, водим Дирака туда, где Бутэн родился и вырос. Как вам известно, он уроженец Феникса. На шаттле до планеты рукой подать.

– Очень хорошо, что ему приходится "работать в поле", – без тени иронии заметил Сциллард. – Но, как вы говорите, процесс идет медленно.

– В Дираке всплывает все больше и больше от Бутэна, – объяснил Роббинс, – но пока в основном это моменты личного характера. Я ознакомился с досье на рядового Дирака; до недавних пор он был весьма пассивным типом. Он не определял события, а шел у них на поводу. И таким же Дирак был на протяжении первой недели, проведенной у нас. Но в течение последних трех недель он становится все более целеустремленным и решительным. И, с точки зрения психологии, это гораздо больше соответствует образу Бутэна.

– Значит, Дирак постепенно превращается в Бутэна. Замечательно.

Сциллард помолчал.

– Но он что-нибудь вспоминает?

– В этом-то все и дело, – вздохнул Роббинс. – Память возвращается очень медленно. И в основном это воспоминания личного характера, не имеющие отношения к работе. Мы прокручиваем Дираку аудиозапись голоса Бутэна, говорящего о своих научных проектах, и он слушает их совершенно равнодушно. Но стоит показать ему фотографию дочки Бутэна, и он замирает на мгновение, после чего рассказывает, когда она была сделана и что на ней изображено. Временами нас охватывает отчаяние.