Орден последней надежды. Тетралогия (СИ)

А от паровой машины сразу можно прыгать к пароходам, большим таким кораблям с пушками и ракетами, что не зависят от ветра и морских течений. Да, я здесь и ракеты в обращение введу, если доживу, конечно. А тогда посмотрим, так ли силен английский флот, как его малюют. Я еще дам ракетный залп по Тауэру, высажусь с французским десантом в Лондоне, с беретом набекрень и пылающим факелом в руке прогуляюсь по Пиккадилли‑стрит!

По крайней мере, постараюсь: больно уж неприглядная картина царит вокруг, кто‑то должен все это безобразие прекратить. И не твердите, что объективные законы истории пока что препятствуют наступлению века пара, а мне надо потерпеть еще два столетия; в зубах навязло про ваши производительные силы и производственные отношения.

Объективные законы бывают лишь у природы, у людей все законы – субъективные. Повторюсь, закон всемирного тяготения – объективен, а законы прибавочной стоимости и смены исторических формаций… как бы сказать помягче, вот так, наверное: субъективны, надуманы, высосаны из пальца.

Разумеется, я не буду морочить головы оружейникам и бурчать про космические корабли, что забороздят и еще как забороздят! Речь идет об огнестрельном оружии. Я объясняю про артиллерию полевую и минометы, черчу схемы лафетов. Доказываю, что на телегах, как у чешских Сироток, перевозить пушки может быть и удобнее, зато на двух колесах их гораздо быстрее развернуть к наступающим. Наклон дула и принципиальная схема разрывного снаряда, литье пушек и зажигательные бомбы – для всего находится место.

Ровно шипит пламя в масляных лампах, которые висят прямо над головой. Факелы на стенах горят ровно, как магнитом притягивая многочисленных насекомых, просительно царапающихся в закрытые окна. Уютно потрескивают дрова в просторном камине. Я делаю добрый глоток вина, одобрительно киваю Марку, тот довольно улыбается, угодил. Жан яростно ерошит волосы на затылке, не отрывая застывшего взгляда от рисунка.

– А не лучше ли здесь… – начинает мастер задиристо.

– Погоди, погоди, – выставляю я свободную руку, – мое дело – подсказать, твое – все остальное. Послушай лучше, что расскажу еще.

Жан бережно складывает исписанные листы, тут же убирает их в глубь огромного сейфа с амбарным замком. Марк мигом притаскивает чистые листы, искательно заглядывает в глаза: не надо ли еще вина? Я устало гляжу в распахнутое настежь окно, где восток наливается светом. Еще пара часов, и мне пора на занятия. Вновь невольно зеваю, с хрустом потягиваюсь, бережно тру глаза, туда как песка сыпанули.

– Поехали? – спрашиваю я, братья Бюро синхронно кивают.

В темных как ночь глазах затаилось ожидание: какие еще чудеса суждено услышать этой ночью? Надеюсь, я их не разочарую.

– Подлей чернил, – бодро командую я, выбираю гусиное перо поудобнее, готическим шрифтом вывожу поверх листа: «Пистолеты и ружья».

Разве забудешь о ручном огнестрельном оружии? В первую очередь я забочусь о себе, любимом. Как‑то оно спокойнее с пистолетом за поясом и кинжалом в руке, чем просто с кинжалом. Я рассказываю про ружья и пистолеты, знакомлю озадаченных оружейников с мушкой (да‑да! Их приводит в восхищение сама идея.) и прицелом. Черчу фитильный и кремневый замки, объясняю, что такое приклад и на кой ляд он нужен стрелку. Когда оружейники приходят в себя и подтягивают упавшие до пояса челюсти на место, я знакомлю их с понятием нарезного оружия. К утру, утомленный излитым потоком знаний, задумчиво заявляю:

– Ну вот, все, что знал, рассказал… по данному вопросу.

Казалось бы, глаза человеческие не могут вылезти из орбит еще сильнее, но я ошибался. Еще как вылезают: если бы не знал братьев Бюро достаточно давно, решил бы, что в родословную к ним нечаянно затесался омар.

– Это еще не все! – громко ахает Жан, с силой пихает младшенького в твердый как дерево бок, оттого звук выходит громкий и убедительный.

Брат, который на голову выше и килограммов на десять тяжелее, лишь восторженно вздыхает, не сводя с меня обожающего взгляда. Так маленькие дети глядят на фокусника в цирке, я скромно улыбаюсь в ответ, встаю и вновь потягиваюсь. Ничего, жизнь длинная, отоспаться еще успею.

– Пока достаточно, – твердо заявляю я, – и так лет на двести вперед перескочили. Вы хотя бы то, что сегодня узнали, в строй введите. А то подавай вам небось про тяжелые танки с активной броней, штурмовую авиацию и ракетные космические платформы!

– Непременно введем, – уверенно заявляют братья, – тем более что и заказ на пушки поступил. Впереди – война!

Я возвращаюсь в отведенную мне комнату уже на рассвете, задумчиво киваю ползущим как улитки монахам, которые, сонно зевая, плетутся на работы. Кто бы мог подумать, что зародившееся в детстве увлечение огнестрельным оружием из простого хобби обернется полезным и важным делом. Что за птица вылупится из того яйца знаний, которое сегодняшней ночью я подарил братьям? Даже не возьмусь гадать, да и некогда, меня ждет учеба!

Не сочтите, что вся подготовка заключается в упражнениях умственных. Ровно половина учебного процесса отведена дисциплинам физическим, ибо нет для дворянина, пусть и лекаря, превыше задачи, чем научиться защищать себя. Кое‑какие навыки достались мне от бывшего владельца тела, чему‑то научил Гектор, но по‑настоящему моим воспитанием занялись только в аббатстве Сен‑Венсан. Основные навыки работы с холодным оружием: меч, булава и секира. Арбалет и лук, последний – чисто в ознакомительных целях. Техника работы кинжалом в ограниченном пространстве – весьма подробно и со многими деталями.

Хорошо хоть, не стали учить меня скакать на горячем боевом жеребце с копьем наперевес да пользоваться двуручным мечом; сочли, что для лекаря это уже перебор. Но вот те пробежки ранним утром вокруг аббатства с мешком брюквы на спине – так ли уж они были необходимы? Совершенно особое место в моем обучении отвели занятиям рукопашным боем.

Лекарь – это человек, не отягощенный доспехами. Максимум, что он может позволить себе, не привлекая излишнего внимания, так это кольчугу под одежду. Главное его орудие – ум и наблюдательность, лучше сто раз громко вызвать стражу, чем один раз самому кинуться в бой и глупо погибнуть. Но в жизни случается всякое, а потому весьма вероятно, что вместо толпы гигантов телохранителей, с ног до головы закованных в дюймовую броню миланского производства, толпе убийц встретится вооруженный кинжалом доктор с доброй улыбкой Айболита. Судьба целой династии может повиснуть на тонком волоске, лично моя задача в том, чтобы тот волосок не оборвался. А потому…

Наставников по рукопашному бою у меня целых трое. Двое из них – местные монахи, третий – приезжий. Я рассказываю чистую правду, не всю правду, разумеется, но здесь нет ни капли лжи. Потому не буду сочинять, как на закате или на рассвете меня водили заниматься медитацией на местный пруд, в город мертвых или иное сакральное место. Не учили меня и тайному искусству «алмазной рубашки», что позволяет овладевшему им адепту голыми руками встречать удары смешных китайских сабелек или сгибать игрушечные копья, уперев их себе в горло.

Хотел бы посмотреть на человека, что голой рукой встретит удар двуручника, рассекающего человека в тяжелой броне на две равные половинки! Пусть «сенсей» попробует любым местом согнуть рыцарское копье, что не всегда ломается от прямого таранного удара на полном скаку. Те фокусы пригодны для стран с мелким хилым населением и худым железом, в Европе они не пройдут.

Сават означает «старый стоптанный башмак», так французы называют всяческих бродяг, босяков, оборванцев и прочих бомжей. По преданию, именно парижские бродяги создали технику боя в тяжелой обуви. Стиль комбинированный, где применение холодного оружия только приветствуется, а большинство стоек взято из боевого фехтования. Саватом во Франции владеют наемные убийцы и телохранители, учителя фехтования и купцы. Потихоньку сават начали изучать даже дворяне, ведь лишних боевых умений в жизни не бывает.

В нем приняты увесистые пинки не выше колена, в пах и живот – ни‑ни, популярны подножки и подсечки. Кулаками не бьют, используют ребро и основание ладони, а также пальцы, сжатые или растопыренные. Эффект достигается не силой удара, главное в савате – скорость и точность, а лупят в основном в голову и шею.