Потерянные Звёзды

— Ты можешь вернуться, — повторила она. — Знаю, ты думаешь, они арестуют тебя, и да, в любое другое время они так бы и поступили. Но сейчас, после случившегося, они остро нуждаются в квалифицированных офицерах.

— Я не хочу возвращаться, — в который уже раз ответил Тейн.

Сиена по-прежнему отказывалась ему верить:

— Три года в Академии, вся эта работа, все усилия — все зря?

— Думаешь, я этому рад? Нет. Но после того, что я увидел… что Империя делает с бодач'и… после Алдераана — я больше не могу носить эту форму. — Тейн склонился над бокалом эля, подперев лоб рукой, как человек с головной болью. — Я думал, что мы все решили.

— Я думала, мы решили, что после случившегося с нашими друзьями на борту «Звезды Смерти» мы должны быть вместе. Повстанцы убили тысячи наших сослуживцев. Они убили гранд-моффа Таркина…

— Таркин был мил с нами, — признал Тейн. — Встреча с ним изменила нашу жизнь.

— …и они убили Джуд, — продолжила Сиена. — Неужели ты забыл?

— Я не присоединюсь к проклятому Восстанию, Сиена. Я не забыл, что со «Звездой Смерти» или Алдерааном. А ты? Это невозможно. Ты же никогда не думала, что уничтожение целого мира было правильным поступком.

Девушка с несчастным видом покачала головой:

— Нет. Я понимаю, какие соображения привели к атаке на Алдераан, но не оправдываю. Дело в том, я не должна. — Сиена приблизилась, заглядывая в голубые глаза Тейна, словно умоляя его понять. — Император и моффы должны видеть, понимать, что уничтожение Алдераана не помогло. Не усмирило Восстание, более того, сделало мятежников более отчаянными.

— То есть два миллиарда человек погибли напрасно, — сказал Тейн.

— И почти миллион на борту «Звезды Смерти». — Сиена отказывалась игнорировать смерть Джуд. Она все еще видела кошмары, в которых бежала по коридорам станции, звала Джуд к челноку, но не могла отыскать по-другу. — «Звезды Смерти» больше нет. Даже если бы Император хотел сделать что-то подобное вновь, то не смог бы. Кроме того, единственная причина нападения на Алдераан заключалась в предотвращении еще более разрушительной войны. Бойня началась бы в любом случае. Слишком поздно спасать от нее Галактику. Все, что я могу сделать, — это бороться на стороне закона, порядка и стабильности.

Тейн ответил резким смехом:

— Все рушится, Сиена. Наши родители видели самоуничтожение Республики. Империя может просуществовать еще год или десять, но в конце концов установится совершенно новый порядок и новый закон. Кому тогда ты будешь служить?

— Ты не должен быть таким жестоким потому, что я не оставлю, не могу оставить свой пост. — Сиена была не в состоянии даже злиться на Тейна; печаль ее совершенно вымотала. Конечно, он будет говорить об уничтожении Алдераана, но это уже нельзя изменить. Конечно, он ненавидит рабство — и она тоже. Но едва ли Империя изобрела эту практику. Сейчас имело значение лишь дело принципа, а оно было важнее любого личного случая. — Мы приняли присягу. Поклялись служить Империи. Мы не можем нарушить клятву никогда.

Тейн покачал головой. Янтарные огни кантины окрасили его волосы темно-красным и отбрасывали тени на лицо. В их свете было видно, что он борется с собой.

— Ты все еще девушка из долин. Не пойдешь против своего слова, даже если поклялась лидеру и флоту, которые тебя не заслуживают.

— А ты по-прежнему человек второй волны. Тебе легче нарушить обещания, чем сохранить их. — Сиена тут же устыдилась собственных слов. Это говорило предубеждение ее отца и ее собственное горе при мысли потерять Тейна.

Он не обиделся. Вместо этого прошептал:

— Мне нелегко оставить тебя. Это самое трудное, что я когда-либо делал.

Девушка отвернулась, не в силах больше его видеть.

Тейн, казалось, решил, что это был гнев, а не гордость, потому что сказал спокойнее:

— Ты доложишь обо мне?

— Я… — Что она могла сказать или сделать? Она оказалась в ловушке между верностью Тейну и верностью Империи. Как бы ни злилась Сиена на Тейна за дезертирство, она не могла себе представить, что отправит его в тюрьму.

Как можно сотворить подобное с тем, кого она любила? — Я не знаю.

— Ты не знаешь. Отлично. — Он провел рукой по волосам. — Ну, может, ты хотя бы знаешь, собираешься ли это сделать сегодня вечером?

Что-то внутри ее сломалось.

— Конечно нет.

Голос Тейна стал суровым, резким:

— Это не нарушит твою клятву? Не уничтожит драгоценную честь?

— Иногда мы верны не только кому-то одному. Когда возникает конфликт, мы должны выбрать один из вариантов верности. — Сиену начала бить дрожь. Она чувствовала себя так, словно ее разрывает на две части. — Я не знаю, что собираюсь сделать завтра. Но сегодня, прямо сейчас, я выбираю верность тебе.

Тогда весь гнев Тейна растаял. Он прижал руку к ее щеке, и девушка не смогла больше сдерживаться. Сиена наклонилась ближе, стиснув его куртку, чтобы он никуда не ушел от нее. Она хотела лишь остаться с ним сейчас, сегодня, так долго, сколько получится. Хотела верить, что он не хочет уходить.

Тейн снова поцеловал ее, крепче, чем раньше. Сиена закрыла глаза, обвила его руками и пожелала, чтобы время остановилось. Этот момент стал бы вечным: его грудь прижимается к ее, его щетина мягко щекочет ее щеку и слышится его негромкое урчание, когда его рука обвивает ее талию.

Когда они разомкнули объятия, тяжело дыша, девушка коснулась лбом его лба и прошептала:

— Наверх.

Тейну пришлось сделать еще пару вдохов, прежде чем ответить:

— Уверена?

В тот момент она чувствовала, что ни в чем не может быть уверена. Тейн — одна из главных составляющих ее жизни, ее путеводная звезда — уходил навсегда. Мир перевернулся, и Сиена подозревала, что исправить его уже невозможно.

Но именно поэтому она решила взять все, что сможет. Жить полностью в этот момент, в эту ночь с Тейном. Остановить время.

— Да, — прошептала она, целуя его в губы. — Да.

Тейн не мог спать.

Стояла глубокая ночь, и он был вымотан, но это не имело значения. Все, что он мог сделать, — это смотреть на Сиену.

Девушка уткнулась ему в плечо, пребывая где-то между сном и бодрствованием. Ее вьющиеся волосы, получив свободу, темным нимбом рассыпались по подушке. Полные губы распухли от поцелуев. И хотя Тейн провел большую часть последних трех часов, изучая абсолютно все линии ее тела, он по-прежнему не до конца верил, что она лежала рядом с ним, укрытая лишь краем простыни.