Когда палач придет домой

Я перебрал фотографии и внезапно яростно бросил их на пол. Будь оно все проклято! Что я мог сделать?! Прошлое мертво, его не изменить и не перекроить по своей мерке. Но есть еще настоящее и будущее. Впрочем, уже слишком поздно. Настоящее тоже не переделать. Путь, выбранный в прошлом, уже не изменишь. Во всяком случае, для меня это уже не выход.

Я пошел на кухню, словно пытаясь сбежать от разбросанных по полу фотографий и от своих мыслей, и заказал автоповару стаканчик виски со льдом.

Однако мысли упорно продолжали меня мучить. Воистину, пока я существую, я мыслю, и сбежать от своих мыслей невозможно. Можно удрать от наемного убийцы, обмануть полицию, перехитрить своего шефа и стоящую за ним организацию, но нельзя перехитрить свои мысли. Их можно только заглушить. Чем я и занялся, заказав еще стакан виски.

Телефонный звонок раздался, когда я уже находился в том состоянии, когда блаженное забытье в пьяном сне еще далеко, но прямо ходить и отчетливо говорить уже трудновато. Опрокинув стакан, я с трудом встал и протопал к телефону, проклиная в полный голос того кретина, который вздумал позвонить мне в столь неудачное для разговора время. Однако я вовремя вспомнил, что это вполне может быть мой шеф, решивший пожелать мне спокойной ночи, а потому умерил пыл и, подняв трубку, сказал самым трезвым голосом, на который я был способен в данный момент:

– Бен Роджерс у аппарата.

– Добрый вечер, Бен, – сказал волшебный голос, который мне в этот час так хотелось услышать.

– Светлана, это ты? – с удивлением и восторгом спросил я. Честно говоря, давно судьба не преподносила мне таких подарков. Стоило мне только услышать ее голос, и на душе сразу стало намного легче. Что же такое есть в этой девушке, что один только звук ее голоса вылечил все мои душевные хвори?

– А ты ожидал увидеть здесь епископа? – вопросом на вопрос ответила мне Светлана и рассмеялась неизвестно чему. Я тоже, потому что на душе стало так легко, как никогда прежде. – Это из «Острова сокровищ» Стивенсона, – пояснила она мне. – Так Сильвер ответил своему матросу, когда тот сказал, что на скелете одежда моряка.

Теперь я и сам вспомнил вышеупомянутое место и сказал:

– Надеюсь, призрак капитана Флинта не будет требовать рому, пока мы не договорим.

– Уверена, что он будет скромно молчать, – ответила Светлана и рассмеялась.

– Почему-то я тоже в этом уверен.

– Вот и прекрасно. Ты не в обиде, Бен, за то, что произошло вчера у меня на вечеринке?

– Нисколько. На что мне обижаться? На прекрасный вечер в хорошей компании? – с иронией спросил я и добавил: – Мне даже понравилось. Очень понравилось у тебя в гостях. А за возможность увидеть вас я бы и жизнью пожертвовал, как говорили древние рыцари.

– Что ж, рада это слышать, – сказала Светлана. – Кстати, Бен, ты придешь ко мне завтра вечером? Время называй какое тебе удобно.

– Конечно. Как я могу отказаться?

– Прекрасно, тогда во сколько?

Я задумался. У меня из головы совсем вылетело, что завтра мне надо будет заняться ликвидацией Браунлоу, и на сколько затянется эта операция и в каком виде я с нее вернусь – одному только богу ведомо. Не поторопился ли я, давая Светлане обещание прийти на ее очередную вечеринку?

– Я завтра буду занят допоздна, – сказал я, – так что свое присутствие гарантирую не раньше девяти часов вечера.

– Это, конечно, обидно, – сказала Светлана, – но все равно приходи, когда сможешь. Я буду ждать тебя. Только приди обязательно, иначе я обижусь.

– Всенепременно приду, даже если буду истекать кровью! – горячо сказал я и подумал, что последнее весьма вероятно, если что-нибудь пойдет не так.

– Истекать кровью не надо, а вот прийти надо, – сказала, засмеявшись, Светлана. Видимо, мои слова она восприняла как шутку. Да и как еще их мог воспринять нормальный человек?

– Будет что-то типа вчерашнего? – спросил я и тоже засмеялся.

– В какой-то степени да, – ответила, немного поколебавшись, Светлана. – Если ты, конечно, не против.

– Я? Я нисколько не против, потому что мне действительно понравилась развлекательная программа вчерашнего вечера.

– Вот и прекрасно.

– Только не слишком ли часто вы устраиваете такие вечеринки? Я уже староват для праздников каждый день.

– Вчера это было незаметно.

– Что поделать, приходится притворяться, – усмехнулся я. – Я вообще большой специалист по притворству. В этом деле я любого за пояс заткну.

– Вот и завтра попритворяйся немного, Бен, – сказала Светлана. Судя по голосу, она улыбалась.

– Уговорила. А народу много будет? – Не то чтобы я не хотел видеть друзей Светланы, просто я боялся, что на вечеринке будет Эд Хамнер, а этого мои нервы просто не выдержат. Я или устрою еще одну драку, или чем-нибудь себя выдам.

– Меньше, чем вчера, – ответила Светлана. – Так, небольшая тесная компашка самых близких друзей.

– Что ж. – На мой вопрос она так и не ответила, но я не рискнул задать его еще раз и потому сказал просто: – Гарантирую свое участие, но, как я уже говорил, не раньше девяти часов вечера. Хотя, конечно, постараюсь приехать как можно раньше.

– Меня это вполне устраивает, – ответила Светлана. – Можешь прийти и позже.

– Как скажешь.

– Значит, договорились?

– Договорились.

– Тогда до завтра, Бен.

– До завтра, Света.

Она повесила трубку, а я поплелся на кухню. Необычный подъем всех сил, который я испытывал во время нашего разговора, пропал вместе с голосом Светланы, и на меня вновь навалилась беспричинная тоска. Желая избавиться от нее, я потребовал у автоповара еще один стакан виски, однако тот отказался выдать его мне под предлогом выполнения с его стороны «Закона о здоровье», строго регламентирующего количество алкоголя, которое можно употребить за один день, и пропустил мимо своих электронных ушей всю мою непотребную ругань как о самом законе, так и об исполняющем его автоповаре. Эти электронные мозги никакая ругань не берет. Я решил было разобрать блок, в котором помещался мозг автоповара, но передумал. Если я их разберу и не смогу собрать, то автоповар присоединится к развлекательному блоку, и я останусь совсем один в этой большой безжизненной квартире. Совсем один.

Впрочем, я и сам почувствовал, что мне хватит. Спиртное ударило в ноги, и я едва дошел до зала, где все еще лежали на столе фотографии семьи Браунлоу и Эда со Светланой. Посмотрев на них, я почувствовал нарастающее бешенство, жгучую ненависть к ним, счастливым в своем незнании страшной правды и свободным от суровых запретов моей службы. Свободным от тяжести моего долга. Свободным от той страшной работы, которую я был вынужден выполнять вместо них, чтобы спасти и их, и многие миллионы других людей от Красной Смерти. Я столько лет спасал их всех, но не заслужил даже благодарности. Ни от них, живущих в счастливом неведении, ни от тех, кто все знал, но распоряжался мной как пешкой, как простым «винтиком» в гигантской машине уничтожения. Что ж, мне благодарностей не надо. Мне не нужны словесные реверансы, я сам возьму то, что мне надо. Я еще способен постоять за себя.

Я принял окончательное решение и теперь рассматривал лежавшие передо мной фотографии лишь с холодным интересом, с каким, наверно, Цезарь рассматривал свои легионы перед тем, как форсировать Рубикон. Он преступил границы запретной территории и одержал блестящую победу, и я собирался завтра сделать то же самое. Я смял фотографию Эда, бросил ее в пепельницу и поджег. Она сгорела почти мгновенно, оставив после себя лишь маленькую кучку пепла. Я сел на край стола и долго смотрел на пепел, оставшийся от фотографии.

От себя не убежишь. Я делаю то, что должен делать, и завтра просто получу с общества, которому я нужен и на которое работаю столько лет в поте лица и многочисленных лишениях, то, что нужно мне, – жизнь Эда Хамнера. Тем более что все мы рано или поздно превратимся в такую же кучку пепла, как и его фотография, и когда это произойдет – не имеет значения. От судьбы все равно не убежишь. А я стану судьбой Эда. От меня он не уйдет.