Все круги ада

Легко понять, почему туземцы так ревниво охраняли свои охотничьи территории…

Изо рта Флэндри клубами валил пар. Щеки его обледенели. От быстрой ходьбы он разгорячился и слегка вспотел. Стоял ясный, тихий день. Путники могли слышать хруст своих шагов. Тщательно подбирая слова, Флэндри произнес:

— Ринн, я не прошу тебя слепо следовать моему совету. Нельзя исключать, что я могу говорить неправду. Давай придумаем способ, чтобы проверить мои слова. В этом нет ничего опасного. Как вождь племени ты обязан что-нибудь сделать. Подумай только. Если мой народ и мерсейцы враждуют друг с другом, пытаются овладеть чужими звездами, тогда им нужны гавани для кораблей, которые летают по небу. Верно ведь? Ты собственными глазами видел, что не все пришельцы занимаются сбором знаний. Многие то и дело улетают на задания. Поверь мне, они шпионят и нападают на мой народ. Далее. Раз здесь есть военная гавань, ее нужно защищать. Чтобы подготовиться ко дню, когда враг обнаружит мерсейцев, — а такой день обязательно наступит, — необходимо расширить гавань. Маленькое поселение пришельцев разрастется, займет собой всю планету и превратит ее в крепость. — «Из меня бы получился отличный казуист». — Нельзя исключить, что мерсейцы наблюдают за вашей жизнью лишь затем, чтобы найти самый удобный способ согнать племя со своих мест.

Ринн прорычал в ответ:

— А почему я должен быть уверен, что твой народ оставит нас в покое?

— Никаких других доказательств, кроме моего слова, я дать не могу, — согласился Флэндри. — Поэтому ты должен спросить других.

— Как? Может быть, мне пригласить Идвира, показать ему тебя и спросить, почему он никогда раньше не рассказывал о твоем народе?

— Н-нет, я бы не советовал. В таком случае он просто убьет меня, а затем запутает вас своими сладкими речами. Лучше попросить его прийти к виррдам, но так, чтобы мерсеец не знал о моем существовании. Постарайтесь втянуть его в беседу и выяснить, совпадают слова пришельца с тем, что вы узнали во время нашего путешествия, или нет.

— С-с-с, — Ринн схватил свой транслятор, словно это было оружие.

Он явно находился в тревоге и тоске. Мрачная перспектива лишиться собственных земель выбила туземца из колеи. От миллионов своих предков он унаследовал твердую уверенность, что потеря охотничьих угодий означает неминуемую голодную смерть в безжизненной тундре.

— У нас есть еще время подумать о том, что нужно сделать, — подбодрил его Флэндри. «Вернее сказать, у меня есть время заставить тебя думать, что тот план, который я изобрел в потайном доме, — плод твоей собственной мысли. Надеюсь, наши чувства и разум достаточно похожи, чтобы я мог как следует поработать над тобой».

Затем терранин мысленно обратился к себе: «Не дави слишком сильно, Флэндри. Спокойно понаблюдай за жизнью племени, сойдись с ними поближе, постарайся завоевать их симпатию. Кстати, сообрази, нельзя ли будет в случае успеха получить компенсацию за причиненный тебе ущерб».

Внешние обстоятельства заставили Доминика переменить тему размышлений. Вдалеке показалась группа движущихся точек, которая огибала отдаленный холм. Точки приближались и со временем превратились в больших клыкастых животных, размером с лося. Их преследовало несколько мужчин-руадратов. Воздух взорвался от охотничьих криков. Ринн издал радостный вопль и бросился на помощь. Несмотря на сильное желание проявить свою ловкость, Флэндри остался ковылять далеко позади. Он видел, как Ринн встал на пути огромного зверя и вступил с ним в бой — копье и нож против двух громадных бивней, — не дожидаясь, пока подбегут остальные.

В тот вечер все пировали и веселились. Грация танцоров, мелодии песен и их ритмы, которые отстукивались на небольших барабанах, рассказали Доминику о том, что не мог выразить ни один язык. Терранин восхищался искусством руадратов: тонкой резьбой на каждом инструменте и оружии, элегантными формами таких предметов, как сани, чаши, коптилки. К ночи старые женщины предсказали буран. Племя поставило свои иглу. Сидя в одном из них, Флэндри услышал древнюю легенду. Ринн тихонько переводил мурлыкающую речь на эрио. Юноша смог уловить в незатейливом сказании о героическом походе начатки стиля, эпическое величие и даже философию. Позднее, лежа в спальном мешке и размышляя об услышанном, он пришел к утешительному выводу, что у него есть все шансы взять виррдов в свои руки.

Удастся ли ему впоследствии выжать что-нибудь из мерсейцев — это был уже другой вопрос. Засыпавший терранин решил отложить его решение на потом.

Идвир спокойно произнес:

— Нет, ты не станешь предательницей своей расы. Высшая цель каждого человека должна состоять в том, чтобы помочь своим собратьям сбросить цепи Империи.

— Какие цепи? — возразила Джана. — Где были Император и его законы, когда я пятнадцатилетней девочкой пыталась удрать из Черной Дыры, а мой хозяин поймал меня и отдал Хихикающему Человеку?

Идвир протянул к ней руки, коснулся волос, погладил по щекам и на минуту задержал ладони на плечах. Она была здесь чужой, ее тело не вызывало у мерсейцев ни желания, ни отвращения. Поэтому, чтобы поберечь одежду, Джана привыкла носить в теплом помещении только юбку с карманами. Прикосновение к обнаженной коже было одновременно твердым и нежным, его грубоватая суровость подчеркивала таящуюся за ним сдерживаемую силу. Девушка светилась любовью, которая втекала в нее через руки Идвира. Вскоре пустой маленький кабинет наполнился сиянием, подобно тому как бывает на Терре, когда золотые закаты пропитывают собой воздух.

«Любовь? Нет, любовь — избитое, пошлое слово. Помню, кто-то говорил мне… Не есть ли это та самая милость, с которой Господь обращается с нами, смертными?»

Над серым балахоном, над Джаной нависало властное и ласковое лицо Идвира. «Я не должна называть тебя Богом. Но я могу про себя звать тебя Отцом. В эрио есть слово „рохадванн“: привязанность, преданность, основанная на уважении и моей собственной чести».

— Да, лучше выразиться иначе: не сбросить цепи, а выжечь раковую опухоль, — согласился мерсеец. — Сползание законной власти к слабости или насилию — последняя стадия фатальной болезни. И та и другая крайности являются лишь двумя сторонами одного и того же процесса: превращения Рук в Главы.

Мужчина-терранин непременно бы обнял расстроенную девушку и попытался бы ласковыми словами изгнать из ее памяти страшные воспоминания, от которых у нее до сих пор сводит судорогой живот и наливаются кровью глаза. Вслед за тем он бы считал себя сильно обиженным, если б она не согласилась лечь с ним в постель. Идвир требовательно продолжал:

— У тебя хватило твердости пережить свою муку, а впоследствии перехитрить мучителей. Согласись, что ты обязана помочь освободиться именно тем людям, которые обязательно отвергли бы твое наследие.

Она опустила глаза, сцепила пальцы.

— Как? Я думала… то есть… ты хочешь поработить человечество, так ведь?

— Я думал, ты давно поняла, чего стоит пропаганда, — сказал он с упреком в голосе. — Что бы ни случилось, тебе никогда не увидеть реальных изменений. Для этого понадобятся века непрерывных усилий. А конечная цель — освобождение. Освобождение мерсейцев. Мы не собираемся лукавить и делать вид, что наши главные усилия направлены на что-то другое. Но в своей работе мы нуждаемся в партнерах. Ведь, в конце концов, у всех у нас одно общее желание: подчинить Воле слепую Природу и Случай.

«Вам нужны младшие партнеры, — добавила Джана про себя. — Может быть, это не так уж и плохо?» — Она закрыла глаза и представила себе человека с лицом Ники Флэндри, шагавшего в авангарде армии, которую возглавлял мерсейский Христос. Над ним не стояло продажных властей, его не связывали по рукам и ногам трусливые, бесхребетные союзники, он был свободен от груза мелких грешков, сомнений и неудач. В руке он держал простой боевой нож громадных размеров. Воин шел и смеялся. Рядом с ним двигалась она, Джана. Ветер трепал ее волосы и раскачивал зеленые ветви деревьев. Им было суждено никогда не расставаться.