Ключ Эдема

Монастырь святой Екатерины находился в песчаной колыбели, в ладонях, бережно хранящих его от ветров и бурь. Горы защищали его стеной, даря тень и пряча от посторонних глаз. Своими высокими стенами монастырь больше походил на крепость.

Приближение Элианы не осталось без внимания. Когда она подошла к воротам, дверь распахнулась, и человек в темно-серой рясе до пят впустил ее внутрь.

– Мне нужен отец Иоанн… или брат Иоанн, – произнесла девушка, но в ответ монах лишь опустил голову и молча пошел куда-то.

В недоумении оглядевшись по сторонам, Элиана пошла за ним.

Монастырь словно слепили из песка. Издалека казалось, что стоит ветру сильнее подуть, и все постройки разрушатся, развеются, но сейчас, рассматривая крепкие монолитные плиты и камни, Элиана понимала, что века не властны над этим местом. Дома были просты и непритязательны, территория – невелика. Возвышался крест, увенчавший верхушку православной церковной башни. Неподалеку от нее устремился в небо минарет мечети, а в другой стороне расположилась католическая часовня. Монастырь мог бы служить примером мудрости и способности отложить споры во имя веры.

Присутствие в монастыре, среди неприметных безликих монахов людей в белоснежных одеждах с алым крестом заставило Элиану испытать волнение. В чем крестоносцы были солидарны с мусульманами, так это в ненависти к иудеям. Ее народ они винили во всех смертных грехах, которым сами предавались по семь раз на дню, ловко находя себе подходящее оправдание. Стоящие в тени мужчины с падающими на лицо волосами, масляными от пота, устало пили из кувшина. Кровавые кресты на их груди были смочены падающими с подбородков каплями. Почувствовав взгляд, они обернулись, но Элиана уже шла дальше за встретившим ее монахом.

Она кожей ощущала, что за ней следят. Чего же они ждут? Осенит ли она себя крестом или падет на колени перед пиком минарета? Не сделав ни того, ни другого, Элиана прошла к колодцу и, набрав воды, утолила жажду и умыла лицо от пыли.

– В нашей обители найдет пристанище всякий, если его помыслы чисты.

Повернув голову, она посмотрела на приближающегося мужчину. Он был высоким, худым, обритый наголо череп был вытянутой формы, будто кто-то тащил его за макушку еще из утробы матери. Брови и ресницы у него выцвели, выпуклые глаза были прищурены, длинный, приплюснутый нос нависал над узкими губами.

– Иоанн, – представился он. – Не отец и не брат. Ведь и ты мне не сестра во Христе.

– Я вообще сирота, – улыбнулась Элиана, поправляя платок, прикрывающий волосы. – А сиротки, что лист на ветру: куда дует, туда и несет.

Монах неопределенно хмыкнул, не выказывая ни недовольства, ни одобрения, и позвал ее следовать за ним.

Они приблизились к церкви, над входом в которую была надпись на греческом.

– «Вот врата Господни, – произнес Иоанн, подходя к двери, – праведные войдут в них». Псалом 117 стих 20.

– Так мы праведники? – Элиана погладила древнюю дверь из кедра.

– Видал я грешников и похуже, – загадочно произнес ее спутник.

Из душной прохлады церкви повеяло воском. Они погрузились в обволакивающий полумрак, пропитанный шепотом молитв. Давящее чувство испытала Элиана, идя под пристальными взглядами святых, изображенных на иконах. Мерещится ли ей укор в их печальных глазах, или же строгость лиц была нарочно изображена живописцами, чтобы у каждого верующего возникало непреодолимое желание покаяться?

Иоанн привел ее в библиотеку. Здесь хранился Синайский кодекс, рукопись IV века, Сирийский кодекс, написанный в V веке, книги на греческом языке, а также множество глиняных табличек с клинописью, как те, что скрывал в подземелье Натан бен-Исаак.

– Письмо, – сказал Иоанн, протягивая руку.

Элиана передала ему послание от учителя, и пока монах знакомился с содержимым, она присела на скамью отдохнуть с дороги.

– На каких языках можешь читать и писать? – спросил Иоанн, сворачивая письмо и убирая его себе за пазуху.

Элиана написала ему ответ на пыльном столе, пальцем выводя слово за словом на персидском, арабском, и так называемом «лингва-франка» – то есть помесь языков, позволяющая более-менее общаться арабам и «франкам» – западноевропейским захватчикам, пришедшим во славу Господа, но ради наживы.

– Я научу тебя латыни, – Иоанн смотрел на нее с интересом, – итальянскому и греческому. Если ты способна к языкам, это не составит труда.

– Если мне суждено умереть здесь от старости, то не составит, – без улыбки произнесла девушка.

Монах удивился, о чем свидетельствовало движение его невидимых бровей – кожа над глазами натянулась, подчеркивая выразительные глазницы.

– Если ты шла не за учением, то за чем же?

– Меня сослали, не за преступление, а за благодетель. Бывает и так.

– Чаще, чем может показаться, – Иоанн не выглядел удивленным. – Мой друг пишет, что в тебе есть жажда знаний. Но нет веры, нет цели.

– И я должна отыскать их здесь? В молитвах и усмирении плоти? – она не скрывала иронию. Озираясь, Элиана все яснее ощущала, как стены монастыря давят на нее, грозясь растереть в порошок. Здесь не больше свободы, чем в яме, куда ее бросил Гариб.

Иоанн долго размышлял в молчании, а затем позвал ее за собой. Они покинули церковь, прошли сквозь сад, где росли плодовые деревья, а во взрыхленной почве под тенью крон зрели овощи. Отдельно находилось кладбище и помещение, называемое оссуарий или костница – место, где были сложены останки монахов, черепа со скелетами раздельно. Элиане приходилось видеть немало мертвецов, но даже ей стало жутко и неприятно при виде костей. Черепа больше походили на дырявые глиняные чаши. И пусть в их положении ощущался порядок, Элиана бы с большей готовностью поверила, что скелеты были обезглавлены варварами, а не послушниками.

– Обрати свой взор сюда, – Иоанн провел ее в отдельное помещение, где на полу, устеленном саваном, были разложены кости.

Сперва Элиане показалось, что это останки коровы или верблюда, но их размер был слишком велик. Должно быть, кости принадлежали слону.

– Известно ли тебе, кто такие рефаимы? – спросил Иоанн, отодвигаясь и давая возможность Элиане ознакомиться с содержимым комнаты.

– Исполины, – подтвердила она. – Детища, рожденные от союза ангелов и человеческих женщин. Хотите сказать, это их останки?

– Разумеется, – улыбнулся Иоанн, – так говорю не только я. Но, как мне известно, о невероятном росте этих созданий нам поведали в книге Чисел, [15] и речь там идет о сыновьях Еаковых. В то время как нефилимы погибли при Потопе. Но рефаимы – не то же самое. Один из них тебе хорошо известен под именем Голиаф.

– Ах да, маленький меткий Давид сразил его наповал, – усмехнулась Элиана. – В самом деле? Хотела бы я взглянуть на его череп. Разве у него не должно быть шестнадцати рядов зубов? А рост восемнадцать локтей, не так ли?

– Мой друг хорошо обучил тебя, – довольно произнес Иоанн. – Знаниями апокрифов [16] немногие могут похвастать. Должно быть я тебя разочарую, но…

Он вывел ее в соседнюю комнату, и там вниманию Элианы были предоставлены различные черепа. Одни из них были размером с коровьи, другие превышали их, а формой напоминали не то собачьи, не то кошачьи, вытянутые и раздутые в десятки раз. Не все черепа были целыми. Многие состояли из осколков, тщательно собранных и склеенных изнутри глиной. Наружу торчали клыки, отдельно лежали горсти треугольных звериных зубов, каждый из которых был размером с палец.

– Клянусь, я преклоняюсь перед мужеством Давида! – воскликнула Элиана. – Если бы мне навстречу двинулся мужчина с такими чертами, я бы убежала прочь!

– Мы полагаем, что эти останки не принадлежат человеческому роду, – Иоанн прошел вперед и достал свиток. Развернув его, он продемонстрировал рисунок. Кто-то изобразил странного зверя, рядом с которым были нарисованы, будто детской рукой, человечки, казавшиеся крошечными. – Это зарисовал еще один мой друг, отправившись в дальнее путешествие. Он отыскал подобную картину в пещере на стене, неподалеку от того места, где в глине, под вулканическим пеплом дивным образом сохранился скелет, который ты можешь наблюдать.