Часовые Вселенной

— Я не даю интервью, и если вы журналистка…

— Вы давно догадались, что я не журналистка.

Что ж, в проницательности и откровенности ей не откажешь. В конце концов, он не собирался переходить ту черту, за которой грубость становилась хамством, и поэтому нехотя приоткрыл калитку, тут же признавшись себе, что сделал это из чистого любопытства. Обычно он не ошибался в людях, с первого взгляда определяя основные черты их характера, общественное положение и даже специальность. Однако эта женщина представляла для него сплошную загадку.

Он вел ее через двор, не без злорадства наблюдая за тем, как лакированная поверхность ее новеньких туфель покрывается нашлепками грязи. Ему было интересно, как она поступит, перед тем как войти в дом. Тапочек на крыльце не было, и он решил, что, если она не потрудится счистить у порога прилипшие к подошвам туфель пласты грязи, разговор на этом будет закончен.

Однако ей вновь удалось его удивить. Она попросту сбросила туфли на крыльце коротким и резким движением, даже не нагнувшись, и вошла в комнату в своих тоненьких, как паутинка, чулках.

Посреди его захламленной гостиной молодая женщина остановилась и с нескрываемым интересом осмотрелась. По выражению ее лица нельзя было сказать, что ее шокировал беспорядок его холостяцкой берлоги. Она лишь спросила с легкой иронией в голосе:

— Где мы будем беседовать? Здесь, в этой комнате?

— Вы можете пройти наверх. На втором этаже есть кабинет.

Это была его единственная комната, в которой всегда поддерживался безукоризненный порядок. Здесь стоял старый деревянный стол. В глазах столичной гостьи он наверняка выглядел какой-то антикварной редкостью, хотя достался Заславскому вместе с домом совершенно бесплатно.

На столе располагались ящички с картотекой и магнитофильмами, в которых содержались материалы по тем немногим делам, которыми он заинтересовался еще до открытия агентства и которые на первых порах должны были стать началом его деятельности на поприще частного детектива. Однако правительственные чиновники лишили его лицензии, прежде чем он успел по-настоящему втянуться в эту работу. До сих пор они даже не соизволили объяснить причину своего решения. Ответом на все его официальные запросы было глухое молчание.

Это казалось странным, поскольку обычно бюрократы из полицейского управления не скупились на сочинение официальных бумаг со всевозможными параграфами и инструкциями. Их поведение можно было объяснить одной-единственной причиной — с самого верха пришел приказ с подробными инструкциями на его счет. Но кому это понадобилось? Кому и зачем?

Он сполна расплатился со старыми долгами, добровольно подав в отставку. И этим значительно облегчил задачу своему начальству, не имевшему формального повода для увольнения сотрудника, ставшего вдруг, благодаря стараниям многочисленных журналистов, любимцем широкой публики.

И то, что его гостья знала об агентстве, не просуществовавшем и двух недель, увеличивало интерес Заславского к ее визиту. Полицейские редко делятся служебной информацией с посторонними.

Он пододвинул ей один из двух стульев, находящихся в комнате, и, заметив ее настороженный взгляд, скользнувший по сиденью, демонстративно провел тряпкой по сверкавшей безукоризненной чистотой поверхности стула.

Словно желая воздвигнуть между собой и гостьей некую материально весомую преграду, он обошел стол и уселся с противоположной стороны, боком к окну. Лишь теперь он понял, насколько необычна красота молодой женщины, сидевшей перед ним.

То, что она красива, он заметил еще у калитки, но только сейчас обнаружил десятки деталей в ее внешности, вызывавшие скорее удивление, чем восхищение.

Например, глаза. Зрачки были миндалевидной формы, к тому же радужная оболочка выглядела при боковом освещении двухцветной. Ему даже показалось, что в глубине этих бездонных зрачков притаилось едва заметное фосфорическое мерцание.

Кожа ее рук казалась неестественно белой, будто она покрыла ее слоем отбеливающих румян. Но он не заметил на ее лице даже следов косметики, тонкие голубые жилки просвечивали сквозь нежную чистую и прозрачную, как пергамент, кожу.

Он невольно перевел взгляд с ее шеи ниже, где под плотным материалом строгого платья угадывалась высокая грудь совершенной формы.

— Вы уже все рассмотрели? — прозвучало ее насмешливое контральто, и, не давая ему времени отреагировать на этот вопрос, она продолжила: — Тогда, может, перейдем к делу?

— К делу? Я давно не занимаюсь никакими делами.

— Но ведь это можно изменить, разве не так? Разве не от вас это зависит?

— От меня?

Он почувствовал, как знакомая удушливая волна гнева поднимается в нем. Она возникала всегда, когда он вспоминал о своей отставке. То, что произошло с ним, было не просто несправедливо. Здесь таилась утонченная и бездушная человеческая подлость.

— Меня вынудили уйти в отставку и запретили заниматься профессиональной деятельностью.

— Очень хорошо. Именно такой человек мне и нужен.

Теперь поднимавшееся в нем раздражение обратилось против нее. Она играла с ним, как с букашкой, попавшей под стеклянный колпак. Ее, видите ли, устраивало, что он лишился работы и сидит теперь в этой дыре.

— Может, вы наконец представитесь, мадам, и скажете ясно, что вам от меня нужно? — На этот раз в его голосе прозвучала откровенная неприязнь. Почувствовав ее, она улыбнулась, словно не ждала от него ничего другого.

— Меня зовут Беатриса Ланье, но мое имя вряд ли вам знакомо. Что касается вашего второго вопроса, тут есть некоторое затруднение. Я хотела бы предложить вам интересную и очень выгодную работу. Но объяснить, что она собой представляет, я не смогу, пока не буду уверена, что вы именно тот человек, который нам нужен.

Неожиданно он почувствовал, как раздражение покидает его. Ее визит и неопределенное предложение заманчивой работы походили скорее на некий фарс, на странный и необъяснимый розыгрыш. И не каких-то неведомых его доброжелателей. Скорее уж сама судьба играла с ним в эти минуты в кошки-мышки.

— И каким образом вы собираетесь определить мою пригодность? Хотите ознакомиться с моим досье?

— Я уже сказала вам, что я не журналистка и меня не интересуют подробности вашей профессиональной деятельности хотя бы потому, что все они мне хорошо известны. Я читала ваше досье.

— Вот даже как… — Он почувствовал, что ироничная улыбка сползает с его губ. — Тогда, может, вы мне объясните, что произошло на рейсовом корабле «Игрек-12» после его отлета из марсианской колонии? — Этот вопрос был не только проверкой истинности ее слов. Для него полной загадкой осталась последняя запись в его досье, за которой последовала отставка.

— Двенадцатого февраля две тысячи сорок восьмого года инспектор внеземных поселений, так, во всяком случае, было написано в его официальных бумагах, направлялся на Землю в гости к родственникам своей бывшей жены. Случайно он оказался в толпе пассажиров, находившихся в кают-компании корабля в тот момент, когда на корабль было совершено нападение банды террористов.

Она продолжала говорить медленно своим высоким контральто, словно читала заранее заготовленный текст, внимательно следя за его реакцией.

— Этот сотрудник внешней безопасности в тот момент не выполнял никакого задания и мог бы оставаться в толпе пассажиров, не привлекая к себе внимания. Он мог бы дождаться, пока террористами займется отряд специального назначения, уже поджидавший их на земном космодроме. Но он принял другое решение… И в результате случайно пострадало некое высокое должностное лицо…

— Получается, вы знаете об этой истории больше моего. Я до сих пор не представляю, кем был этот «пострадавший» человек.

— Вы действительно не знаете?

— Ну я ведь не мог быть одновременно везде, корабль слишком велик. И во всем, что касалось этой части истории, журналисты словно воды в рот набрали.

— Да, вы правы. Золотой воды. Имя человека, из-за которого вам пришлось уйти в отставку… Впрочем, услуга за услугу. Прежде вы мне объясните, почему вы решили вмешаться, ведь сила была не на вашей стороне, к тому же вы профессионал и знали, что подобное вмешательство могло закончиться трагически для многих ни в чем не повинных пассажиров.