Борьба за будущее: Интроекция (СИ)

       Лень всё ещё блуждала по его мышцам, а тело неохотно подчинялось. Но он таки себя пересилил и встал с кровати. Машинально раздвинул шторы. Его каморка, находившаяся на втором этаже, моментально залилась светом. И каждый раз Синдзи радовался, что окна его комнаты глядят куда-то на юг, а не на восток, ибо в таком случае ему даже не понадобился бы будильник. А мысль просыпаться спозаранку от ярких лучей солнца явно не грела.

       Вид города Нагои из окна его комнаты не выделялся особой выразительностью: практически вплотную через узкую однополосную дорогу находилось трёхэтажное многоквартирное здание. Так что, к своему сожалению, Синдзи по утрам подобием пейзажа любоваться не мог. Спасибо типичному для всех крупных городов Японии жилому району, где дома стоят буквально впритык. Радовал только большой лесопарк к западу всего в одном квартале от его жилища. Можно было даже верхушки деревьев увидеть, если выйти на балкон и не полениться повернуть голову направо. А во всём остальном — беспощадные каменные джунгли, обмотанные проводами.

       Подавив желание подышать знойным апрельским воздухом, Синдзи лениво зашагал в уборную, прихватив полотенце. По-хорошему, ему через полчаса надо было выходить в старшую школу Чигуса, а до неё ещё полчаса достаточно бодрым шагом. Итого чуть более чем через час он уже должен быть в своём классе. Юноша в очередной раз вздохнул — спешить он не любил, но все эти математические расчёты приводили его в чувство лучше, чем любой будильник.

       Парень дёрнул за ручку двери уборной, она оказалась заперта. Скорее всего, Отоя — его двоюродный брат — её уже занял. Что говорило о том, что кузен этим утром намного бодрее Синдзи. Или сказывались привычки бейсболиста: ему часто приходилось рано вставать на пробежку. Но Отоя никогда не слыл особым чистюлей, потому долго себя не заставил ждать.

       — Привет, хмурое лицо! — вышел из уборной брат и одарил хитрой ухмылкой.

       — С добрым утром, — зевнул юноша в ответ.

       — Ты что-то сегодня запозднился. Тоже клёвый сон снился, да? Ну-ка колись.

       — Да не то чтобы. Уже и не помню, — пробубнил Синдзи, прошмыгивая в туалет. — Если вообще что-то снилось.

       — Ладно, за завтраком расскажешь. Ты это, в темпе приводи себя в порядок, а то заставим её ждать, и кто мы после этого?

       Синдзи лишь кивнул, закрывая за собою дверь. Краем глаза приметил, как Отоя уже мчался вниз на кухню, и мысленно поблагодарил его за маленький заряд позитива с утра, при её упоминании. Отоя был всецело прав — нельзя заставлять Ману ждать на перекрёстке, где они в последний год постоянно встречались перед долгим совместным походом в школу.

       Глянув на своё отражение, Синдзи снова приуныл. На него смотрела недовольная гримаса с растрёпанными короткими каштановыми волосами. Серо-голубые глаза будто вопили, что хотят снова забыться в глубоком сне на несколько часов. Он два раза слегка ударил себя по щекам и попытался изобразить подобие улыбки. Вышло кривовато.

       Умывшись, Синдзи вернулся в свою аккуратно прибранную комнату, которая лишний раз подчёркивала чистоплотность её хозяина. Собирая в школьную сумку книги и тетради, он не забыл туда же уложить старый кассетный плеер «Sony». Его подарил отец в далёком детстве, когда мама Синдзи ещё была жива. Тот отец, который тогда проявлял хотя бы капельку заботы и теплоты к своему сыну. Да, он и в ту пору не был идеален, но ещё мог зваться папой. А со смертью матери его будто подменили и всё стало иначе.

       Юноша сам не понимал, почему до сих пор пользуется этим плеером. Видимо, потому, что это был единственный подарок от отца за всё время. А значит, где-то глубоко внутри, похороненная под множеством слоёв обид и разочарований, у Синдзи теплилась какая-то невнятная надежда. Но у неё не осталось ни одного выхода наружу, поэтому к письму, пришедшему от отца месяцем ранее и лежавшему на краю стола на видном месте, Синдзи прикасался лишь дважды: когда получил его и во время одной из уборок.

       «Приезжай. Икари Гендо».

       Это всё, что написал ему отец за столь долгое время. В конверте лежали ещё разные бумаги, видимо с телефонными данными, карта, фотография и пропуск. Но юноша за всё время так и не решился ни взглянуть на них, ни тем более позвонить. Всего каких-то три бесчувственных слова, два из которых можно было и не писать, способны отправить в нокаут любую появившуюся настороженную радость. Что уж говорить про таящуюся где-то внутри надежду — Икари Гендо, как заправский гробовщик, её окончательно похоронил.

       О содержании конверта Синдзи никому не сказал. Юноша решил, что эта реликвия останется тайной и когда-нибудь осядет в коробке со старыми вещами в дальнем углу чердака. Там ей и место.

       Синдзи быстро переоделся в школьную форму: чёрные брюки и белая безрукавная рубашка, на груди которой эмблема старшей школы Чигуса. Прихватив сумку с книгами и тетрадями, парень спустился на кухню, где уже собралось всё семейство Рокобунги. Отоя жадно пожирал яичницу с беконом. Хиро, отец Отои, уткнулся в недавно купленный за немалые деньги небольшой плазменный телевизор. Сколько всякого ему пришлось выслушать от своей жены — не счесть. Но мужчина всегда остаётся ребёнком, только немного большим. И игрушки становятся большими. Поэтому Хиро никак не мог нарадоваться новой игрушке.

       Говорящие головы в плоском ящике вещали на совсем неинтересные для Синдзи темы: политика, ещё раз политика, теперь внешняя политика, экономика, снова экономика, опять где-то война и, словно начиная сначала, политика с экономикой. Замкнутый круг.

       «...демографический провал. Официальная статистика сообщает об уменьшении численности населения Японии ниже 79 миллионов...»

       А мать Отои — Яори — тем временем готовила бенто на всех членов семейства плюс одного. «Плюс одним» был Синдзи. Она бросила на него уже привычный неодобрительный взгляд и продолжила заниматься едой. Юноша прекрасно знал, что Яори к нему всегда относилась холодно, хотя дальше недобрых взглядов и обидных слов дело чаще всего не заходило. Но каждый раз это ему напоминало, что он здесь чужой. Синдзи не винил женщину, но приятного было мало.

       «...точки роста экономики пока никак не нащупываются. Бизнес скептически настроен к принимаемым Кабинетом министров мерам...»

       — С добрым утром, — выдавил из себя парень, присаживаясь рядом с Отоей, приступая к тому же блюду, что и у него. Как всегда, очень вкусно — Яори умела готовить. И никогда не вымещала своё раздражение на парня через готовку.

       — С добрым, — буркнул отец семейства, не отводя взгляд от телевизора.

       «...средства будут направлены в развитие Сил самообороны. В частности, увеличится финансирование авиации и флота...»

       — Ты бы хоть на секунду отвлёкся и поел нормально. — Усаживаясь рядом, Яори для проформы одарила мужа лёгким подзатыльником.

       — Нет, ну ты только послушай! — воскликнул Хиро. — Они снова хотят урезать расходы на медицину и социалку, пустив эти деньги военным! В наше время такое звучало бы абсурдом, а эти сумасброды вырыли бы себе политическую могилу.

       — Наше время закончилось семнадцать лет назад, — возразила жена, — мы давно в другом мире живём, а ты всё удивляешься как ребёнок.

       «...проходят консультации на площадке "Прорыв-2017". Ожидается выработка общих позиций США, России, Германии и Кореи по специальному агентству NERV...»

       — Это не значит, что наши дети не имеют права на достойную жизнь, которую имели мы до Удара. Такое ощущение, что все дипломаты извелись, взлетев на воздух вместе с Токио. А теперь могут полагаться только на грубую силу. Лучше бы эти деньги на строительство и восстановление пустили, если так чешется деньгами посорить. А то многие префектуры до сих пор как после катастрофы.

       — «Наши дети»? — презрительно фыркнула жена, пропустив всё остальное.