Прыжок Волка

Тут же его помощник протянул ему алую ленту с закрепленным на нем знаком ордена — золотым крестом рубинового цвета с гербом Российской Федерации посередине. Сверху, над двухголовым орлом, скрестились два меча. Кедров наклонил голову, и Президент надел на него эту ленту.

— Поздравляю, Андрей Владимирович.

— Спасибо, господин Президент.

Перед улыбающимися мужчинами возник поднос с двумя фужерами с шампанским.

— Давно такого подарка России не преподносили, — Президент взял в руки один из фужеров. — В мире больше привыкли подарки от России получать.

— Вы уж извините, что я несколько неуклюже его преподнес, — Андрей взял в руки другой фужер.

— Я бы сказал — эффектно, чтобы наши генералы сразу оценили его значимость! — фужеры с мелодичным звуком соприкоснулись…

"Вот так и происходят награждения по секретным указам. Без помпезности и с минимумом присутствующих", — Андрей в своем номере в Балашихе смотрел небольшой видеоролик о своем награждении.

Перед отлетом сюда он вновь подтвердил тому же генералу ФСБ о своем желании служить в ГРУ. Подтвердил и через несколько часов опять оказался в знакомом санатории ФСБ.

Прошло еще несколько томительных дней.

"А может ну его, это ГРУ? Преданность своей «конторе» это, конечно, хорошо. Но эта же контора заочно похоронила меня, прислав цинковый гроб неизвестно с чем его матери", — при этой мысли Андрей поморщился.

Поморщился, понимая, что «контора» поступала логично… он бы сам так поступил, если бы ему пришлось принимать решение. Во-первых, "погиб при выполнении служебных обязанностей" вызывает меньший скандал, чем пропал "без вести". У Главного разведывательного управления на тщательно охраняемой местности без вести пропал сотрудник, спецназовец? Вот уже заклятый друг ФСБ похохочет! Во-вторых, "погиб при выполнении служебных обязанностей" — эта пенсия матери.

"Нет, все правильно, моя «контора» действовала правильно. Моя бывшая контора…

Но с другой стороны Андрей отлично понимал, что упорство таких монстров как ФСБ или ГРУ по отношению к одному обычному человеку может быть бесконечным, почти такое же как и у Бога по отношению к обычному смертному. Это у человека несколько лет бесцельного ожидания — несколько лет, вычеркнутых из жизни. А у «контор» — это обычные года, наполненные работой и бюрократической волокитой, а у их начальников — еще пару лет выслуги перед очень хорошей пенсией.

Плетью обуха не перешибешь — печально констатирует народная мудрость.

"Если еще неделю никаких телодвижений не произойдет, буду сдаваться ФСБ", — принял решение Андрей, задумчиво смотря на неспешные воды Волги.

Через шесть дней в его номер вошел все тот же генерал ФСБ. Рядом с ним стоял подтянутый пожилой человек в штатском.

— Разрешите представиться, Андрей Владимирович. Заместитель начальника Главного разведывательного управления генерал-лейтенант Мосолов Викентий Павлович.

"Все же ГРУ сумело отстоять своего птенца", — Андрей с удовольствием крепко пожал протянутую руку.

"А птенец оказался дураком. Вместо того, чтобы спокойно себе служить, давить всяких разномастных бандюков, преимущественно кавказской национальности, а через два года поступить в «консерваторию», [19] открывавшую путь к большим генеральским звездам, птенец втюрился как… птенец. И нет, чтобы найти себе красивую, добрую девушку славянской наружности, так нет же, подобрал в Аллахом забытом горном дагестанском ауле горянку. Тоже мне, Печорин выискался. Только вот эта горянка оказалась не робкой Белой, а циничной убийцей, перерезавшей горло обычным рязанским и ивановским паренькам, а в часы досуга ублажавшая «чехов». Да, эти нежные пальчики игрались не только с «калашами» и «иглами», а и…", — Андрей с размаху кулаком ударил по столу. Ударил не столько, чтобы выплеснуть накопившуюся ярость, а чтобы физической болью хоть на мгновение перебить другую боль, которая своими острыми хищными когтями безжалостно рвала в клочья его душу.

Глава 13

Локки Сарба неожиданно охватила апатия. Не хотелось ничего. Говорить, ходить, сидеть, а уж тем более думать. Это было впервые с Сарбом. До этого он не понимал, как можно не хотеть ничего делать. Как можно по утрам не хотеть делать зарядку, с удовольствием наблюдая, как вздуваются на руках, ногах, животе сильные мышцы? Как можно не хотеть сесть в кресло тренажера крейсера и с удовольствием выиграть очередной бой с компьютером, выиграть с разноцветными кругами перед глазами от перегрузок, которыми тебя подверг этот бескомпромиссный электронный мозг, выиграть с текущими по спине струйками пота? Как можно не хотеть бросить свое тело в командирское кресло настоящего крейсера и с замиранием сердца проваливаться в гиперпространственную бездну, а потом, чувствуя пустоту в желудке слышать вой сирены предупреждения атаки и молиться Всемогущему Картану, чтобы защитные экраны выдержали многомегаваттный импульс вражеских лазеров, а потом возбужденно орать, видя на экране монитора взорвавшийся человский или фроловский звездолет? И как можно не хотеть, сидя за своим рабочим столом, продумывать различные хитроумные комбинации, чтобы перехитрить врага, нанести ему максимальный урон?

А теперь бывшему директору Службы Государственной безопасности хотелось только одного — лежать в постели в сладкой полудреме, не думая ни о чем. Две недели бесконечных совещаний, ругани и «накачек» ученых ничего не дали. Прошли три дня, которые отвел Сарб ученым, чтобы те выработали общую точку зрения на причины создавшегося положения с гиперпространственными переходами и предложили путь, как из этого положения выкарабкиваться, но результата не было. Общая точка выработана не было и уж тем более не было предложено пути, как из этой ситуации выпутываться. Потом прошло еще три дня, потом еще. Результат — нулевой. До этого не боящийся любых преград, прущий на них как бульдозер, Сарб неожиданно ощутил страх. Он вдруг почувствовал себя маленьким человечком, запертым в маленькую камеру с толстыми бетонными стенами и против этих стен у него только собственная голова и кулаки и осознание того, что этого явно недостаточно, чтобы преодолеть этот монолит. Похоже, в этой камере с бетонными стенами ему суждено остаться навсегда. Даже хуже, камеру заменит один из рудников Гамеда.

Не выдержав такого нервного и интеллектуального напряжения, человеческий мозг запросил тайм-аут — на Сарба напала депрессия.

"А может просто взять, выйти на институтский двор, вскочить в флайер, рвануть вверх, а потом, вырубив бортовой компьютер и на полном форсаже отвесно, с высоты пару километров войти в землю? Нет, не дадут. Скрутят и прямиком на Гамед. Да и потом… вставать, заскакивать в пилотское кресло флайера… лень, — Сарб нехотя повернул голову и посмотрел на настенные часы. — Через час очередное совещание с этими безмозглыми идиотами, почему-то называющими себя учеными. Надо вставать и идти. И зачем? Ничего же нового они не скажут. Опять выслушивать эти бесконечные разговоры о старении Вселенной и об облаке темной материи? Не хочу! Лучше яд принять. Только где его возьмешь? Нет, Харк просто так, легко из жизни мне уйти не даст".

Мужчине неожиданно четко представилась картина. Он в роскошном президентском кабинете Харка. Тот, небрежно откинувшись на спинку кресла, сидит за столом, а он стоит перед ним, как провинившийся школьник перед учителем.

— Ну, что Сарб, я великодушно дал тебе шанс перехитрить судьбу. Ты им не воспользовался. Поэтому, увы, тебя ждет Гамед, — и охранники тут же хватают его, больно заламывают руки, а он неожиданно видит Вессу, сидящую на коленях у Харка, обнимающую его за шею и хохочущую ему в лицо.

— Локки, ты не смог перехитрить ни женщину, ни судьбу! Так зачем тебе жить?