Ракетоносцы. Адское пламя

До решительного сражения между Хохзеефлотте и US Navy дело так и не дошло. В конце июня американский флот трижды пытался форсировать Юкатанский пролив, но всякий раз отходил, опасаясь массированной торпедной атаки германских субмарин – память о разгроме соединения Митчера в Наветренном проливе была ещё слишком свежа, а возле западной оконечности Кубы находилось не меньше полусотни тевтонских подводных лодок. Перед каждой попыткой прорыва в Карибское море американцы бросали в бой эскортные корабли и противолодочные самолёты, пытаясь разогнать «волчьи стаи» континенталов, и всякий раз отходили ни с чем. В ходе этих боёв янки потеряли эскортный авианосец и восемь эсминцев, потопив при этом пять германских подводных лодок, но так и не рискнули войти в пролив основными силами, подтверждая русскую пословицу «пуганая ворона куста боится».

Бой между авианосными соединениями сторон свелся к обмену ударами с большого расстояния и не привёл к решающему результату: обе стороны, учтя опыт предыдущих боёв, увеличили на своих авианосцах число истребителей, уменьшив количество торпедоносцев и бомбардировщиков, и выделяли для прикрытия ударных волн слишком мало истребителей, предпочитая держать их в воздухе над кораблями. В итоге ни один авианосец противников потоплен не был: в дополнение к мощным «воздушным зонтикам» и американцы, и немцы располагали многочисленной зенитной артиллерией, использовавшей эффективные снаряды с радиолокационными взрывателями и сбивавшей единичные самолёты, которым удавалось прорваться к кораблям. А после многодневным боёв наносить новые удары обеим сторонам стало нечем: противники взаимно (и очень основательно) проредили свои авиагруппы, сведя на нет их наступательную мощь. Боевые повреждения получили четыре германских и четыре американских авианосца – опять-таки ничейный результат, – однако адмирал Кинг имел кое-какие основания быть довольным: ему удалось оттянуть тевтонский флот от Ямайки и дать возможность генералу Эйзенхауэру перебросить на остров необходимые подкрепления и при поддержке авиации берегового базирования переломить ход боёв на суше.

И генерал воспользовался предоставленной возможностью: он перебросил на Ямайку две армейские дивизии, встретившие и остановившие русское наступление у Браунс-Тауна, а на Кубе в дополнение к «вашингтонскому экспрессу» формировался ещё один конвой – двадцать четыре транспорта, до отказа набитые войсками и техникой.

Чаши весов заколебались…

В ночь с четвёртое на пятое июля конвой, воспользовавшись тёмным временем суток, пересёк пролив Колумба, отделявший Кубу от Ямайки, и прибыл в Монтего-Бей. Порт этот был невелик, и к его причалам под разгрузку в первую очередь встали суда с артиллерией и танками. Остальные ждали своей очереди на рейде – свежая волна не позволяла осуществить высадку катерами и шлюпками. На основательное прикрытие с воздуха коммодор конвоя не рассчитывал – за месяц боёв американская авиация на Кубе понесла очень серьёзные потери, – но и массированного налёта авиации раджеров не опасался: по данным разведки, у русских остался только один авианосец с переполовиненной авиагруппой, британский авианосец «Юникорн» подорвался на мине у мыса Морант и вышел из строя, а германские авианосцы в расчёт можно было уже не принимать. Тем не менее, коммодор торопил коменданта порта с выгрузкой – мало ли что.

На войне нельзя быть ни в чём до конца уверенным. С первыми лучами солнца над Монтего-Бей появились русские «единороги», и их было много. Коммодор конвоя не знал, что ещё сутки назад в Кингстон прибыл новый русский эскадренный авианосец «Полтава», и что адмирал Макаров тут же бросил в бой его полнокровную авиагруппу.

Это был не бой, это было избиение. Топмачтовики и торпедоносцы топили транспорт за транспортом, раскрашивая утреннее небо густыми чёрными дымами; порт горел, и море было усеяно обломками и трупами, плававшими среди радужных нефтяных пятен.

Разгром американского войскового конвоя на рейде Монтего-Бей

Хохзеефлотте возвращался к берегам Ямайки, и в проливе Колумба по ночам начали появляться германские крейсера. Эйзенхауэр прекратил отправку транспортов на Ямайку, заявив раздражённо: «Если флот не может проложить мне дорогу, я не собираюсь зря топить в проливе американских парней». Вице-адмирал Боган просил у адмирала Кинга разрешения выйти к Ямайке со своими линкорами, но Кинг разрешения не дал: у немцев был двойной перевес в линейных силах, и командующий US Navy не хотел, чтобы Боган повторил судьбу Хэлси и Олдендорфа.

А в заливе Кагуэй в спешном порядке высадились ещё две свежие русские дивизии и новая танковая бригада и форсированным маршем двинулись через джунгли к Браунс-Тауну. Их прибытие решило исход битвы: измотанные американские войска дрогнули и начали в беспорядке отступать к Фалмуту и Монтего-Бей, преследуемые по пятам русскими танками. К середине июля англичане взяли Аннотто-Бей и Порт-Мария, немцы – Саванну-ла-Мер и Литлл-Лондон, а к концу июля последние американские части на Ямайке сложили оружие.

«Не преуменьшая и не преувеличивая наши потери и наши заслуги, – писал после боя адмирал Макаров, – можно с уверенностью сказать, что исход сражения за Ямайку решили стойкость и мужество русских моряков, державшихся под бомбёжками вражеской авиации на повреждённых, горящих и тонущих кораблях. Они с честью погибали, но обеспечили и должную огневую поддержку наших частей на берегу, и бесперебойную доставку на остров подкреплений и всех видов снабжения. И в конечном счёте, они принесли нам победу».

Глава одиннадцатая

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ МЫ ВЫБИРАЕМ

…Кроваво-огненный смерч, бесновавшийся над Ямайкой, трепал и калечил жизни и судьбы тысяч людей, и в его объятья попали и четверо пришельцев из другого пространства-времени.

Павел, едва освоившись со своим новым статусом переводчика при командире 17-й штурмовой бригады, набрался смелости и обратился к нему с просьбой забрать из госпиталя в бригаду и пришедшую в себя Мэрилин. Просьбу свою он мотивировал тем, что она знает английский лучше Павла (как-никак, этот язык для неё родной) и в сложных случаях сможет оказать неоценимую помощь, но полковник, выслушав его, хитро улыбнулся в усы.

– Не хочешь оставлять свою англичанку без присмотра? Правильно делаешь: у нас тут такие ухари водятся – на ходу подмётки режут, а уж девчонку увести из чужого стойла для них вообще раз плюнуть. А девки – они как мотыльки, летят на свет, что поближе да поярче. Ладно, забирай свою кралю к нам, разрешаю – лишний толмач пригодится.

Капитан Пронин, узнав об этом, высказал Ковуну свои подозрения: мол, как бы вы, товарищ полковник, змею на груди не пригрели. А вдруг она шпионка? Да и с самим Павлом Каминским не всё ясно: имеются и на его счёт сомнения.

– Если у тебя есть сомнения, – набычился комбриг, – проверяй, для того ты здесь и предназначен.

– Как мог, проверил, – объяснил начальник особого отдела. – Вот разве что потрясти их обоих… с пристрастием.

– Это как? – лицо полковника потемнело. – Иголки им под ноги загонять будешь, да, Пронин? У тебя голова имеется, вот ею и работай, а не раскалёнными клещами размахивай! Под калёным железом кто угодно признается в чём угодно, только таким признаниям грош цена. Ты русский офицер – не забывай об этом, капитан!

Павел об этом разговоре не узнал. Но Мэрилин была теперь рядом с ним, он мог о ней позаботиться и защитить её, если понадобится, и этого ему было достаточно.

И очень скоро в 17-й оказался и подлечившийся Вован. Бойцы штурмовой бригады широко использовали трофейное оружие, и его знания по этой части пришлись как нельзя кстати. Сосватал Вована Фёдор Резунов – бывший беспризорник и бывший афганец стали закадычными приятелями, – и Вован с большим азартом делился с оружейниками бригады своим богатым опытом по части разных смертоубийственных приспособлений, в том числе и таких, какие в этой Реальности были ещё неведомы, удивляя этим бывалых солдат. Такая осведомленность Вована должна была бы вызвать подозрения – и где это он обучился таким премудростям, не иначе как в американской школе диверсантов, – но как ни странно, Пронин не препятствовал его появлению в 17-й. Вован вызывал у бдительного капитана меньше всего подозрений: вероятно, потому, что уголовники, грабившие «буржуев» (за такого Робин Гуда выдавал себя бывший браток), являлись, по мнению некоторых «идеологов» Народной России, «социально близкими элементами» – во всяком случае, гораздо более близкими, чем разного рода умники, склонные иметь собственное мнение, а не слепо следовать за перстом указующим. Начальник особого отдела распорядился только не давать Вовану в руки оружия и не посылать его на передовую: мол, приглядеться к нему надо. На самом же деле Пронина беспокоило, как бы контуженный «атаман ямайской шпаны» до получения ответа из Москвы не поймал ещё одну пулю, более смертоносную (отвечай потом за него да объясняй, почему не уберёг).