Отстойник

Егерь он, что ли. Вот тоже мне блюститель адского бестиария. Ну да ладно, хозяин – барин. Вот пусть еще разок к нам выберется, я его свожу на публичное выступление какого-нибудь конгрессмена, которого точно так же нельзя пришибить. Пускай тоже локти покусает от огорчения.

Я пихнул Мика в спину, проталкивая дальше по лестнице, и сам обогнал его. Он еще долго будет оглядываться с несчастным видом на неотбитый настенный бурдюк. Что мне очень интересно, так это как я узнаю, что пора сворачивать и искать выход. По горизонтали всегда неплохо ориентировался на сколь угодно пересеченной местности, но вот с чувством высоты все не так радужно. А с математикой и того печальнее, так что, буде начну умножать высоту пролетов на их число, едва ли ошибусь меньше, чем на полмили. Но пока вроде бы еще не зарвался.

Следующую преграду я повстречал на четыре пролета ниже и остановился в затруднении. Площадка, на которой сходились два пролета, оказалась перегорожена вычурной решеткой, более смахивающей на декоративную, чем на реальную преграду. С той стороны, однако, ее замыкал нешуточный навесной замок – уронив такой на ногу, дальше поскачешь на костылях. А самое главное – кто знает, от какого гаракха призвана ограждать эта галерея причудливых финтифлюшек? Так что я огляделся, убедившись, что никто не ползает по стенам над моей головой, и уселся прямо на пыльную ступень в ожидании нашего гида. Сижу это я посреди Ада, жду, когда подойдет горилла с мечом… Пожалуй, если вздумаю заполнять анкеты, этот эпизод моей биографии надо будет замолчать.

Велика все же ригидность человеческого рассудка! С того момента, как вся эта история завертелась, я даже удивиться толком не собрался. Впрочем, можно считать, что я к странностям привычен, а Эл при всей своей нетрадиционной наружности ничуть не страннее Мика, на котором я уже полжизни нарабатываю иммунитет к чудесам. Но вот Айрин, которая еще сегодня утром готова была объявить Эла маньяком, лишь бы не принимать его всерьез?.. А Чарли, чьей фантазии в лучшие моменты едва хватало на добавление в вермут дольки мандарина? Почему-то казалось мне, что при попадании в Ад (ну не нравится мне термин «Отстойник» – какой-то он безрадостный) всякий нормальный человек должен немедленно утратить волю к жизни и, свернувшись калачиком, стать легкой добычей для местных гаракхов. Так ведь нет, топают себе и ворчат под нос, словно бы на похоронах любимой тетушки. Попадешься на пути – затопчут, не поглядят на заслуги. Дать им еще чуток адаптироваться – создадут киноиндустрию, разделят Ад на федеральные округа и начнут устанавливать демократию.

Рядом с маху плюхнулся на ступеньку Мик.

– Опять мыслишь?

– Типа того. Слушай, вот это все…

Фон участливо наклонил голову, всем видом олицетворяя готовность внимать.

– Ну все это, – я раздраженно дернул руками, обозначая окрестности, – Ад и все такое. Оно тебя не удивляет?

– Да не особенно. – Мик поскреб макушку прямо сквозь кепку. – Я уже привычный. А вот когда узнал, что в мире есть Австралия, меня знаешь как заколбасило!

– А что в Австралии не так?

– Сам факт. А что не так в Аду?

С ним не поспоришь. Какое-то вербальное айкидо: каждым своим вопросом сам же по голове и получаешь. Как будто мне не хватает тех, которые я перевариваю внутри себя, не решаясь задать Мику. Он ведь, чего доброго, ответит. А что я буду делать, получив четкий и ясный ответ – в чем смысл жизни? Особенно, если смысл жизни окажется в сахарной свекле? Фон такими пророчествами набит, как знаменитое китайское печенье.

Тут мои размышления капитально прервало появление Эла. Он просочился между нами, выпустил наконец Айрин и уставился на решетку с видом настолько озадаченным, что мне подспудно захотелось напомнить: главный и всезнающий тут именно он. Нефиг давить на жалость. А то я, конечно, могу подсказать, но как бы опять не вышло, как с тем минаретом – несогласно с местными устоями.

– Руку оторвал, зараза шерстистая! – проскулила Айрин ему в спину.

– Я забочусь о вашей безопасности, – механически огрызнулся Эл, осторожно тряхнул решетку, склонил голову на плечо и задумался всерьез.

– О своей позаботься! Еще раз ухватишься – прострелю что-нибудь! Двинься, Микки!

Айрин решительно втиснулась между нами с Миком и сунула мне под нос руку, задрав до локтя рукав куртки.

– Видел? Это они так спасают! Как же тогда калечат?!

Ну я бы сказал, что в деле калечения у «них» простора – несжатое поле. Подумаешь, чуток сдавил в порыве трудового энтузиазма. Тем более руку, не абы какие сокровища. Хотя, конечно, еще чуть-чуть, и руку пришлось бы ампутировать: пальцы побелели, а на предплечье красными полосами отпечаталась мертвая хранительская хватка. Как только пистолет не выронила.

– А никто и не обещал, что легко будет, – заступился я за Эла. – Кроме того, где-то я слышал, что женщины всячески одобряют таких необузданных грубых самцов.

– Где это ты слышал такую чушь?

– Под этим предлогом ему бабы обычно отставку дают, – наябедничал Мик. – А он и верит, наивный.

– Имеется в виду, что эта бандитская рожа не способна на грубость?!

– Способна, но только когда ее будят. До такой фамильярности мало кто дослуживается. А те, кому выпадает счастье повидать Мейсона грубящего, сразу начинают одобрять мужчин культурных, тонких и глубоко интеллектуальных.

А вот и обломись, многознатец. Тонких и желательно чувствительных предпочитают в основном девицы теоретической направленности. Женщины же, повидавшие меня в резкой ипостаси, как правило, установкой приоритетов не утруждаются, вкладывая все силы в энергичное улепетывание.

Элу до наших суждений дела решительно не было: он рассматривал решетку с таким напряженным вниманием, словно бы она была шахматной доской, а он – гроссмейстером, насмерть бьющимся за чемпионское звание.

– Открой же ее! – потребовал из-за наших спин Чарли. – Пока эти слизняки не наползли.

Это он про ползунов? Странно, а мне зверушка слизняком не показалась. Разве что морально – не бросилась ведь, даже зубом не цыкнула. А так, шкура у нее даже волосатая. Правда, комплекция какая-то аморфная, вроде непосредственного начальника Чарли, шефа Осмайера, – тот тоже принимает форму кресла, в которое наливается. А шефа противным жирным слизняком величает все городское дно.

– Я чувствую какую-то магию, – растерянно объявил Эл. – Но крайне слабую. Она не может служить преградой… да, думаю, даже ползуну. Прочность самой решетки тоже очень сомнительна. Металл этот никого из известных мне чудовищ не остановит… Так зачем она тут? Я не понимаю, а трогать непонятное – опасно.

Прямо мои мысли. Только не в этом случае. Для меня тут кругом непонятное, так что я лучше уж трону эту хлипкую решетку, чем пойду по следам того незадачливого Истребителя через логово гаракха. Чем бы этот гаракх ни был.

– Может, узор имеет значение? – предположил Мик и изобразил в воздухе крутую завитушку вроде тех, в какие завивались прутья решетки.

– Символика? – оживился Эл, но тут же скис. – Боюсь, нет. Мне неизвестна. Да и вообще, по-моему, это произвольные бессистемные украшения…

– Именно это я и имею в виду, Эл. Может, вся калабуда просто для красоты?

– А зачаровано зачем?

– А чтоб не ржавело. Я тебе справочное бюро, что ли? Я в магии разбираюсь не лучше, чем ты в женщинах. Хотя нет, лучше, но не в этой. Мы с Мейсоном в «Темницы и драконы» играли на привалах, когда по Конго…

Я еле успел закашляться. Не то чтобы я тут кому-то не доверял, но молчание золото.

– В общем, я друидом был, – закончил Мик скомканно. – Есть у вас друиды, Эл?

– Конечно. И вы правы, знание друидической магии тут не поможет – ее бы я узнал. Здесь какая-то иная магия… сервисного плана. Неужели действительно антикоррозийная?

– Прошли они половину Ада и померли с голоду перед парой медных прутиков, – ядовито продекламировала Айрин. – Эх ты, а еще спаситель!

Уязвленный, видимо, в самую душу, Эл отступил на шаг, глубоко вздохнул и с маху вбил подошву в самую середину решетки. Бах! Чахлую загородку снесло насовсем, а у меня на один миг заныли сразу все зубы.