Закон есть закон

– Отдайте! – Она вцепилась в дневник и попыталась вырвать кожаный переплет из рук Пеленца.

Обычного человека Пелена бы обездвижила. Но на Аду, похоже, покров не действовал вовсе. Как и на Графа, кстати. Но ему не требовалась Пелена, чтобы быть честным.

Пеленцу понадобилось несколько секунд, чтобы понять: Ада неподчинима. Но за эти секунды Ада сумела вырвать из его рук дневник.

– Ах ты сука! – Судья замахнулся ее ударить.

Не ведаю, как отреагировала бы на этот удар Пелена. Может быть, тоже стерпела.

Но я не стерпел. Оттолкнул Аду, а сам выставил в блоке руку. Пальцы Пеленца врезались в браслет. Его хорошенько тряхнуло при этом. Я думал – Пелена меня вырубит. Но этого не случилось. Я продолжал стоять. Пеленц тоже.

Неизвестно, что было бы дальше, если бы не внезапный поворот событий. Возможно, Пеленц просто нас с Адой убил. Но дверь распахнулась, и в кабинет Графа, жалкий крошечный кабинетик, где пространства-то, не занятого книгами, было три шага на четыре, вошел Куртиц. Наследник, которого пригретые властью силовики прочили в новые магистры. В следующую минуту охрана Куртица выставила нас с Адой из кабинета (Ада продолжала прижимать к груди дневник отца), а Пеленц с Наследником остались разбираться друг с другом и делить наследство, которое им не принадлежало.

– Отец держал свои архивы в тайнике, – успела шепнуть мне Ада. – Но где – никто не знает.

Мы бежали из дома Графа. Я привел Аду в «Тощую корову» – лучшего убежища придумать не смог. Мы спрятались в маленькой комнатке за кухней, Дайна утверждала, что Пелене эта комнатка недоступна. Так это или нет, нам предстояло проверить. Мы ждали час, другой, сидели держась за руки. А потом сообразили, что наши браслеты соприкоснулись… и не размыкаются… Я дернул рукой изо всех сил, пытаясь разъединиться… Не сразу сообразил, что причиняю Аде боль. А потом наши губы нашли друг друга и слились, и – кажется – браслеты больше не удерживали нас… держало другое.

Наутро я проснулся поздно, почти в полдень. Ада исчезла, и никто не мог сказать, куда она делась. Я отправился к себе, ожидая в любую минуту, что меня загребут. Меня и замели, продержали под арестом три дня на нулевом уровне, каждый день спрашивали, где архив. И я каждый день отвечал: не знаю. Пелена, в данном случае работавшая как детектор лжи, подтверждала мои слова.

Меня отпустили. А потом Ада явилась ко мне на заправку и сказала, что нашла архив, и вывалила пепел на прилавок. Я понял, что она ничего не сжигала, как только графиня вышла за дверь. Это все было розыгрышем. Ада пыталась обыграть Пеленца и Пелену. Да, я понял, но не стал ее догонять. Я сгреб пепел в мешок для мусора и вернулся за прилавок своей заправки. В тот миг я испытывал боль и сознавал лишь одно: если я буду рядом с Адой, я подставлю ее под удар. Одна она могла спастись, со мной – нет.

Ну а две недели спустя она уехала с острова.

В тот день я мечтал стать призраком – сигануть в синеву, а дальше будь что будет. Я бы либо умер, либо стал бессмертным. Сами понимаете, третьего не дано. Меня остановил даже не страх… а то, что я навсегда утрачивал человеческое тело. Слишком уж я люблю все это – просто наслаждение движением, бегать, плавать, да просто лежать на диване тоже удовольствие. Грешен и чревоугодием, и к прекрасному полу меня тянет – не чрезмерно, но порой непреодолимо. Лишиться всего этого мне казалось обидным. Именно так – обидным… Даже когда синь изуродовала мне лицо. Даже после того, как я потерял учителя и девушку.

Так я остался на берегу.

«Необходимо уничтожить Пеленца…» – я пришел к этому выводу не сразу, а постепенно, по мере того как ненависть к этому человеку жгла мою душу все сильнее.

«Зачем? Чтобы восторжествовать над ним?»

Поначалу я думал, что да, – именно для этого, чтобы доказать свое превосходство. Потом понял, что нет.

Я хотел рассчитаться с Пеленцем по иной причине. Если бы он был убийцей и бандитом, как Бульдог, – да, в этом случае речь шла бы именно о такой примитивной мести. Но он был судьей и замарал свои руки в крови. Я не мог ему позволить оставаться там, где он был. Как если бы вы стали свидетелем того, как врач, вместо того чтобы помогать больному, глумится над ним, а затем убивает. Разве в этом случае речь могла идти о мести?

– Это дом Пеленца? Судьи? – спросил Артур.

– Именно… Откуда ты знаешь?

– Я был здесь однажды. Много лет назад.

– В дни хаоса? – спросил я.

– В дни хаоса… – отозвался призрак и не стал продолжать.

Я смотрел на три этажа прочной кладки, стальные решетки на окнах и стальную дверь и в эту минуту представлял себя Кайлом, идущим на встречу с Пеленцем. Кайл был прекрасным Охранником кристалла. Скорее всего, Пеленц надеялся, что Кайл войдет в его команду и станет служить за обещание теплого местечка в будущем, но молодой граф отказался. Просто сказал «нет», и ему сломали шею. Под Пеленой Пеленц не отрицал свою причастность, он просто сказал: «Парень был глуп, явился ко мне в дом без охраны, да еще кочевряжился. Он получил то, что заслужил… Силе не говорят „нет“. Если он этого не понимал, значит, заслуживал смерти».

Я много раз спрашивал себя: если Пеленц так поступил с невиновным, то как он обходился с теми, кто оступился?

– М-да, дверка-то нехилая. Просто так не сломаешь, – заметил Гарри, с видом знатока оглядывая мутно поблескивающую сталь.

– Не будем спешить. Мы постучим и попросим открыть, – сказал я.

Вообще-то это была шутка, но не все ребята из команды Гарри понимали юмор. Одна из девчонок в самом деле побежала к двери, чтобы постучать. Видимо, думала, что ее не тронут, раз девчонка: пестрая широкая юбка, блестящая курточка, даже издалека не примешь за мальчишку. Напрасно я кричал ей в спину: «Стой! Назад!» Она пробежала лишь пять или шесть шагов. Болт, выпущенный из арбалета (кажется, стреляли из окна второго этажа), пробил ее грудную клетку насквозь и швырнул на мостовую.

Гарри ринулся было к ней, но я ухватил его за полу куртки и заставил приземлиться за каменной оградой на другой стороне улицы. Его подстрелят точно так же, как только он высунется наружу. Остальные укрылись за оградой без моей подсказки. Когда-то это была стена обрушенного дома. Возможно, такие же, как Гарри и его друзья, резвились здесь пятнадцать лет назад, а потом особняк не стали восстанавливать, устроили на его месте садик.

– Ее убили? Точно убили? – бормотал Гарри и, не в силах поверить в смерть девчонки, все пытался выглянуть из-за укрытия.

Я почти силой усадил его на место.

Остальные притихли и окаменели. Вчерашние школяры, они почему-то решили, что достаточно собраться в банду, и им уже ничто не будет угрожать.

– Я же сказал: не будем спешить. Почему никто не умеет слушать?! Ты слышишь меня? – Я положил руку Гарри на плечо.

Он молча кивнул. Мне показалось, он глотал слезы.

Я взял двоих из команды, самых здоровых, смуглого черноволосого парня по прозвищу Гриф и Кабана, которому его кличка совершенно не подходила: это был красавец-атлет с длинными русыми волосами до плеч и наивно-хитроватой улыбкой. Хоронясь за оградой, мы направились к соседнему дому – еще когда мы подходили к особняку Пеленца, я приметил стальной наружный шкаф для баллонов синевы. Жильцы так спешно запирались внутри, что оставили оба титановых баллона снаружи. Мы вытащили баллоны из шкафа, и я спрессовал синеву в них до уровня взрывчатки.

Пока я этим занимался, Гарри и его дружки притащили мне еще баллоны. Я спрессовал и эти. Потом велел остановиться – иначе мы взорвали бы весь квартал.

Оставалось решить одну задачу – доставить баллон к дверям здания. Призрак предложил свои услуги, но я отказался. Я не хотел, чтобы люди Пеленца увидели призрака раньше времени. Я подозревал, что существует какой-то способ его пленить, и такие как Пеленц этот способ знали. К тому же все можно было сделать куда проще. Мы с Кабаном разломали столики и скамьи садика и, прикрываясь ими, как щитами, побежали вверх по улице. Отсюда я, слегка приоткрыв вентиль, и покатил первый баллон, направляя с помощью браслетов мой подарок Пеленцу прямиком к двери. А за ним еще один. Кто-то из охранников дома пустил болт, и баллон детонировал прежде, чем достиг двери. Но это им не помогло. Рвануло так, будто крейсер «Первый магистр» шарахнул по городу из главного калибра. Мы с Кабаном рухнули на мостовую, и над нами прокатилась волна жара.