Мир пауков. Маг и Страна Призраков

Симеон, потянувшись к волосатой груди, снял оттуда небольшой бурый ошметок, похожий на сухой листик.

— Что это? — спросил Фелим.

— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Симеон, подавая ему ошметок. Фелим взял, посмотрел, нюхнул.

— Водоросль, что ли? Он где–то плавал?

— Вот это все нам бы и хотелось выяснить, — сказал Симеон.

Найл пристально смотрел на неподвижное лицо и желтые зубы, видневшиеся в полуоткрытом рту. Положив руку на холодный, влажноватый морщинистый лоб, он испытал странную неприязнь. Затем, даром что на виду у всех, отрешился от мыслей и слился умом с сознанием спящего. Ощущение было странно знакомым, будто заимствованным из прошлого опыта: незаметный выход из собственной сущности и слияние с посторонней. Вокруг образовалась некая пустота, это было все равно что зависнуть среди бездны. Найл невольно схватился за край стола, чтобы не упасть. Через несколько секунд ум вроде как освоился с пустотой. Темнота сделалась привычной; местами ее перемежали тусклые вспышки, подобные зарнице или сполохам молний. У Найла возникла неосознанная мысль, что все это как–то связано с электрической активностью человеческого мозга. Затем, к удивлению, последовал звук, напоминающий отдаленный громовой раскат. Секунду спустя через темноту стал цедиться бледно–голубой свет; вернее, мерцание. И тут послышался еще один громкий раскат. Взору открылся пейзаж — странный, смутный, видимый как бы с огромной высоты. Найл затаил дыхание, внезапно охваченный уверенностью, что сейчас откроется нечто важное.

И тут один за другим последовали два события. Найла на миг одолела гнусная тошнота, будто от дурного запаха — ощущение примерно такое же, как при прощупывании убийцы Скорбо — и почти одновременно сознание Найла точно взрывом было вышвырнуто наружу из сущности незнакомца — как камень, брошенный в воздух рукой атлета.

В глазах резко заломило и тошнота ударила по солнечному сплетению упругим, тугим комом. Молча смотревшие за Найлом Симеон и Фелим увидели, как он поперхнулся дыханием и покачнулся. Фелим успел подхватить, когда у Найла подогнулись колени.

Открыв глаза, он понял, что лежит на одном из узких столов, а Фелим щупает ему пульс. Голос Симеона зазвучал неподалеку:

— Он мертв.

— Кто, я?

— Нет, он мертв, — Симеон указал на мужчину. Найл заставил себя сесть, превозмогая поднимающуюся из желудка тяжелую тошноту, и снял ноги со стола, поддерживаемый под локоть Фелимом. Остекленевшие глаза мужчины бездумно пялились в потолок. Челюсть откинулась, а волосатая грудная клетка застыла, перестав подыматься и опадать.

Найл протяжно застонал и хватил себя по лбу кулаком.

— Ну и кретин же я! — рванул цепочку у трупа с шеи, он с досадой швырнул ее в угол.

Фелим недоуменно повел плечами.

— Да скажет мне хоть кто–нибудь, что здесь происходит?

— Я угробил его по дурости, вот что, — горько сказал Найл.

Симеон положил руку ему на плечо.

— В том не было твоей вины.

— В том–то и дело, что была. Мне надо было сначала снять кулон.

— Но кулон его даже не касайся, он свешивался на стол.

— Какая разница, — Найл поглядел сверху вниз на желтозубого мертвеца. — Он может убивать на расстоянии.

— Кто? — спросил Фелим.

— Тот, кто его послал. Маг.

Фелим посмотрел на Найла с неподдельным изумлением.

— Да ну? Настоящий?

— Я все, когда надо, объясню, — торопливо вмешался, Симеон.

— Но…

— Сейчас не время этим заниматься. Фелима, по всей вероятности, одолевала тревога.

— Я бы все–таки хотел знать, что его убило.

— Если тебе нужна моя догадка, то пусть будет сердечный приступ. — Симеон протянул руку и опустил веки на выпученные глаза.

— А я думал…

Симеон оборвал его, бесцеремонно махнув рукой.

— Давайте прежде снимем остальную паутину. Я хочу видеть, есть там еще кулоны или нет.

Через десять минут шелковистая кисея была снята с остальных тел. Всего тел было четырнадцать, и судя по одежде, Скорбо с дружками добывал съестное в городе пауков. Особенно заметно по лицам: черты у всех одновременно и броские, и вместе с тем какие–то вялые — породистость и тупость, полулюди–полускот. Трое были из сословия слуг. Четверо женщин, семеро юношей и девушек, из которых некоторые едва достигли подросткового возраста. У каждого (Фелим указал) на плече или на шее имеются следы клыков — свидетельство, что любители человечинки накидывались сверху.

Все это время Найлом владела гневливая досада; он по–прежнему клял себя за неосмотрительность. Когда было покончено с последним коконом, Фелим подытожил:

— Кулонов больше нет.

Симеон высказал вслух то, что было на уме у Найла:

— Значит, в живых у нас остается одна только девушка. Надо беречь ее как зеницу ока.

— А еще лучше сделать как–нибудь так, чтобы она очнулась.

— Как насчет гадючьей сыворотки? — поинтересовался Фелим.

Симеон подумал.

— Слушай, а ведь может, и получится. Во всяком случае стоит попробовать.

— Что еще за сыворотка? — переспросил Найл.

— Противоядие от яда рогатой болотной гадюки. Я ее создавал, вводя яд под кожу лошади, пока у той не выработался иммунитет. Это однажды спасло мою жену в Великой Дельте. Яд болотной гадюки действует примерно так же, как и паучий яд — от небольшой дозы наступает паралич, от большой — смерть.

— А мы ее тем самым не убьем?

— Да ну, что ты. Яд в сыворотке уже нейтрализован. Если на то пошло, мы могли бы ее вначале опробовать на одной из этих спящих красавиц. — Он повернулся к Фелиму. — Помоги–ка мне подыскать кого–нибудь с хорошим, стойким пульсом.

Фелим пощупал запястье девушки, лежащей по соседству.

— Может, эту?

Симеон взял другое ее запястье, деловито кивнул. Затем приподнял ей веко и тихонько коснулся кончиком пальца глазного яблока. Найлу показалось, что второй глаз, под закрытым веком тоже слегка шевельнулся.

Из деревянного ящичка–аптечки Симеон вынул предмет, в котором Найл узнал шприц. Шприц он видел впервые, но урок истории в Белой башне открыл ему их существование. Симеон догадался, о чем он думает.

— Я тоже никогда ими не пользовался. — Он протянул шприц Найлу, чтобы тот получше рассмотрел. — Красота, правда? Всего один такой мог бы спасти моему отцу жизнь. А теперь их у нас под сотню штук.

— Двенадцать дюжин, — послышался голос. В дверь вошел паренек лет четырнадцати. Волосы у него были коротко подстрижены, в остальном же — вылитый Фелим.

— Что, нашел еще? Молодчина. — Симеон положил руку пареньку на плечо. — Это мой племянник Бойд, юный гений механики, разбирается лучше всех в семье.

— А угадай, что я еще нашел? — живо спросил Бойд. — Электрический генератор! Здорово, правда? Фелим смешливо фыркнул.

— Может, было бы здорово, если б нам от этого электричества имелась какая–то польза.

— Польза? — в голосе паренька чувствовалась уязвленность. — Что значит, «польза»?

— Ну скажи, на кой он тут ляд, — усмехнулся Фелим.

— Ну, для начала, осветил бы эту комнату; это уже кое–что. Генератор–то аварийный. У тебя что, в голове совсем уж темный лес? — было видно, что братья при случае не прочь поддеть друг друга.

— Не обращай внимания, — сказал Симеон пареньку, — Я думаю, это прекрасная находка. А что там еще у тебя?

Бойд держал гибкую металлическую ленту бледно–золотистого цвета.

— Точно не знаю. Наверное, или бипартитный энцефалоскоп, или аппарат Галлстранда. Я думал, может, ты знаешь.

Фелим взял ленту у брата.

— По мне, так это просто надо напяливать на голову.

Действительно, лента была вроде той, которую носит Мерлью, чтобы держалась прическа. Вместе с тем было что–то чарующее в ее золотистом поблескивании и изяществе этой металлической полоски.

— Пошел бы да поискал название в Большой медицинской энциклопедии, — подал идею Симеон. — Ты уже закончил распаковывать?

— Куда там! Там еще целая груда.

— Тогда иди и доканчивай. Мы скоро подойдем.