Нянька

ышение с лункой в камине, у самого огня, а пацан от пережитых треволнений уснул рядом, на подстеленном тулупе, полуорка посмела повернуться к Геральту и задать мучивший ее вопрос;

—Зачем?

Геральт мрачно взглянул на нее. Именно мрачно — редкий случай, когда лицо ведьмака отражало хоть какие-то эмоции.

—Что — зачем?

—Зачем ты отобрал малыша у родителей? Зачем не взял денег, если не можешь поступиться своим дурацким кодексом ради чьих-то жизней?

—У таких родителей малыш скорее помрет, чем от испытания фармацевтикой, — сказал Геральт тихо. — Считай, он уже мертв. Я вернул его к жизни, но жизнь его теперь принадлежит мне.

—Мать есть мать, — еще тише возразила Синтия. — Какой бы она ни была — ребенку с ней будет лучше всего.

—Меня не мать волнует, — пояснил Геральт. — И даже не этот ребенок.

—А что же тогда?

—Город. Только город — и больше ничего.

—А что сделается городу, если ты вытащишь из-под пресса двухлетнего мальчишку и отдашь его матери?

—У города станет ведьмаком меньше.

—Так уж и станет! Ему еще нужно выжить после вашего изуверского испытания! Я ведь знаю, выживает один из десяти!

—Значит, у города станет десятой частью ведьмака меньше. Если мы не станем подбирать себе замену — кто защитит город? Кто завтра вытащит снова попавшую под пресс мать с его братьями и сестрами?

—Неужели не найдется кому?

—Если об этом не заботиться уже сегодня — не найдется. Ведьмаков и так становится все меньше и меньше.

—Потому что чудовищ становится все меньше и меньше. Геральт печально улыбнулся:

—Это только кажется. Чудовищ не стало меньше. Их стало труднее распознавать. И труднее убивать. Вот и все.

—А если бы. у того человека нашлось двадцать тысяч? Ты бы содрал целую кучу денег за разбитое стеклышко и нажатие на кнопку?

— Я беру деньги не за то, что жму на кнопку. Я беру деньги за то, что всегда знаю, на какую кнопку жать.

Синтия неожиданно переметнулась на соседнюю ветвь все той же темы:

—А скажи, Геральт, тебя тоже когда-то вот так же отняли у попавшей в беду матери? В качестве платы за спасение братьев и сестер?

— Нет.

— А как же ты стал ведьмаком?

—Это важно?

—Да.

—А по-моему— нет. Совершенно не важно.

—Важно! — упорствовала Синтия. Что-то такое прозвучало в ее голосе. Что-то такое, что заставило Геральта не отмахнуться, не промолчать, как обычно, а, глядя в сторону, глухо и раздраженно, но все же ответить:

—Не было у меня родителей. По крайней мере я их не помню. Меня Зигурд на улице подобрал. Бродягой я был. Оборванцем.

—В два года? — с невольной иронией уточнила Синтия.

—Мне было около четырех;

—Но… четыре года — это ведь поздновато для ведьмачьего испытания!

—Я знаю. Однако я выжил. Тогда у нас совсем плохо было с найденышами. Брали даже заведомых смертников — меня, например, взяли.

Синтия протестующе покачала головой: — Все равно… это ужасно. Вы губите девять подобранных детей, чтобы десятый стал ведьмаком!

—И спас сотни, а то и тысячи живых, — жестко