Квест империя. Трилогия (СИ)

Йааш опустил руку в карман, откуда перед этим вытащил трубку, и извлек небольшой серый диск. Положив его на ладонь левой руки, настоятель показал его сначала Лике, потом Максу и, наконец, положил на стол, накрыв ладонью правой руки.

– Я продолжаю линию герцога Рекеши, – сказал он торжественно. – Соглашение остается в силе.

– Какое именно соглашение? – спросил Макс.

– Разумно, – кивнул Йааш. – Уточняю. Вы помогаете империи, я помогаю вам. Вы удовлетворены, господин Ё?

– Не то чтобы совершенно, – усмехнувшись, ответил Макс. – Но большего вы ведь не скажете, не так ли?

– Да, – твердо ответил Йааш и убрал Камень в карман.

– Ее величество королева Нор, – голос Макса звучал сейчас не менее торжественно, чем голос настоятеля несколькими секундами ранее, – носит под сердцем принцессу дома Йёйж.

Взгляд гроссмейстера стремительно переместился на Лику.

– Да, – кивнула она. – Все обстоит именно так, как сказал господин Ё.

– Вы можете рассчитывать на любую помощь, которую будет в моих силах вам оказать, – поклонился ей Йааш. Глаза его, если, конечно, Лика не ошибалась, горели торжеством.

«Даже так? Впрочем, он человек идеи, как и покойный Рекеша, так что…»

– Спасибо, граф, – сказала она вслух. – Помощь никогда не бывает лишней. Могу я обратиться к вам прямо сейчас?

– Можете, – кивнул Йааш, с любопытством глядя ей в глаза. Макс, по‑видимому, тоже удивился, но на Лику снизошло вдохновение.

– Что означает мое имя? – неожиданно для них обоих и даже для самой себя, спросила Лика. Почему она вспомнила об этом именно сейчас? С чего взяла, что Черной Горе может быть известно что‑то, чего не сохранила память покойной графини Ай Гель Нор? Впрочем, что‑то же все‑таки сохранилось, не так ли? Рыцарь Барс. Повелитель полуночи… Откуда это? Только ли эпическое сознание древних гегх причиной тому, что на свет явилось столь странное имя? И ведь не было вроде бы среди дворянских семей Ойг другого такого имени. Или было? Что‑то такое промелькнуло в памяти, но не задержалось, ушло. Однако при чем здесь граф Йааш?

– Что означает мое имя? – спросила она. – Вы знаете, граф?

– Что, ваше величество, и вас тревожат тени прошлого? – Йааш, казалось, совсем не был удивлен ее вопросом, напротив, он смотрел на Лику с живейшим интересом, как будто говорил: «Не ожидал! Но рад, что ошибся». – Любопытно, – сказал он после паузы, так и не дождавшись реакции Лики на его реплику. – Любопытно… Прежде Ай Гель Норов это совершенно не интересовало, во всяком случае, последние две тысячи лет. А вас, королева,  – он нарочито подчеркнул ее титул интонацией, как будто компенсируя этим намек на непроясненность ее происхождения, – интересует. Я прав?

– Правы, – усмехнулась Лика. – С чего бы я тогда вас спрашивала, если бы меня это не интересовало?

– Ну что ж. – Йааш перевел взгляд с Лики на Макса и смотрел теперь ему прямо в глаза. – Покойный герцог Рекеша счел возможным посвятить вас во многие тайны империи, не вижу причин прерывать столь многообещающую традицию. Вам знакомы «Семь дорог» Йя Шинассы, господин Ё?

– «Семь дорог сливаются в одну, Семь рек впадают в Холодное море…» – процитировал Макс, сохраняя на лице маску вежливого интереса.

– Красивые стихи, не правда ли? – ничуть не удивившись, кивнул Йааш. – Но дело в том, что Йя Шинасса всего лишь переписал чужие стихи. Переписал… Перевел и сделал это, отдадим ему должное, великолепно. Однако образы, которые столь дороги нашему сердцу, изначально принадлежали не нам. Вы знали об этом, господин Ё?

– Нет. – Макс легко коснулся пальцами левой руки своего уха («Я удручен ») и выжидательно посмотрел на молодого гроссмейстера.

– Как звали настоящего автора стихов, когда он жил и где, мы не знаем. – Йааш чуть улыбнулся, как будто извиняясь за то, что даже в Черной Горе знают отнюдь не все, что хотелось бы знать. – Мы не знаем даже, как называлась эта поэма, и уже вряд ли когда‑нибудь узнаем. Однако это не так уж важно. Рукопись попала к Йя Шинасса во время взятия столицы Фаров.[342] Йя знал гегхский язык, и случайно найденные стихи ему, вероятно, понравились. Беда, однако, в том, что «Дышащий серебром и золотом» знал старогегхский язык поверхностно, если не сказать хуже, и поэтому ему многое пришлось домысливать, а перевод некоторых, в том числе и ключевых, слов и понятий оказался примитивным, отчего смысл первоисточника исказился. Вот вам пример. Звезда… – Йааш снова улыбнулся и перевел взгляд на Лику. Теперь он рассказывал свою историю ей. – В старогегхском языке, не знаю, известно ли вам это, ваше величество, было два очень похожих слова – «йоэ» и «иоэ». Первое означало «небесная свеча» или «небесный светильник», то есть звезда в ее физическом, конкретном смысле. Второе же относилось к сакральному знанию. Мы бы сказали, «небесный зверь», но Йя Шинасса этого слова не знал и ошибочно перевел его словом «звезда». Звезда… «Семь звезд», а должен был написать «Семь небесных Зверей», или просто «Семь Зверей». Чувствуете разницу?

– Да. – Лика почувствовала, как мороз прокатывается по ее позвоночнику. Зверь… Звери… Семь Зверей. Семь!

– И правильно, – кивнул Йааш. – Потому что древний гегхский автор имел в виду не звезды, пусть даже самые яркие из звезд небосклона, и даже не богов и героев, которых обыденное сознание аханков привычно отождествляет с «сияющими в ночи». Он говорил именно о семи Зверях, о таинственном и чудесном событии, которое произошло за много столетий до того, как он записал свои стихи. Событие это не было для автора стихов историей в современном смысле слова, а являлось легендой, но эту историю он знал, а Йя Шинасса – нет. Существенная разница, вы не находите?

– Допустим, – вежливо ответил Макс и посмотрел на Лику, как будто спрашивая ее мнение.

– А вы эту легенду знаете? – Лике трудно было правильно выражаться на высоких уровнях Ахан‑Гал‑ши. Ее голосовые связки, по‑видимому, тоже пострадали, и если на русском или кавар вайра она говорила вполне сносно, то подняться сейчас выше второго уровня выражения, при всем своем желании, не могла. Получилось жестковато – «Ты знаешь. Говори» – но, может быть, оно и к лучшему.

– Знаю, – усмехнулся гроссмейстер. – Знаю и расскажу. Дело в том. – Он подчеркнуто покинул третий уровень и говорил теперь, балансируя между первым и вторым. Делал он это, надо признать, виртуозно, и речь его не только не стала грубой или неряшливой, но, напротив, приобрела, как ни странно, новые, несвойственные ей раньше, краски. – Дело в том, что на заре истории, когда мы – и аханки и гегх – только обживали мир, доставшийся нам в наследство от вуспсу, новые хозяева Камней еще плохо знали, на что способны эти великие вещи. Но мы учились, не так ли? Мы искали и обретали знание, копили его и приумножали, торжествовали большие и малые победы и умирали, естественно, но ни о тех, кто получил за свою дерзость могущество, ни о других, кто поплатился за него головой, мы ничего определенного сказать не можем. Слишком много прошло с тех пор лет, слишком многое произошло. Их имена забыты. Вам не жаль, ваше величество?

– Не знаю, – мысленно выругавшись, ответила Лика. – Я об этом никогда не задумывалась.

– А вы, господин Ё?

– Не думаю, что это что‑то меняет. – Лицо Макса ничего не выражало, на нем по‑прежнему была надета маска вежливого внимания.

– Возможно, – не стал спорить Йааш. – Но лично я хотел бы знать имена тех людей, кто догадался, что с помощью некоторых Камней можно менять человеческую сущность, вторгаясь в святая святых нашей природы. Впрочем, одно имя я знаю. Его звали Гъяджайяр, и он был шестым от начала времен настоятелем Черной Горы… Вы понимаете, о чем я говорю?

– Продолжайте, граф, мы вас внимательно слушаем. – Лику начинало раздражать словоблудие Йааша; нет, чтобы сказать прямо.

– Вы имеете в виду Ревнителей ? – спросил Макс.

– Да, – кивнул гроссмейстер. – Именно это и совершил Гъяджайяр. Примерно тогда же появились и первые Чьёр. Это ведь не природный феномен, как думают многие, не игра крови. Это результат поиска и, между прочим, – он галантно улыбнулся Лике, – отголосок тех времен, когда женщины доминировали в племенах Южного Пучка,[343] но кто был тот гений, который сделал сказку былью, и что это был за Камень, никому не известно.