Там, где горит земля

— Как видим, на внутренней стороне шлема много разных шпунтиков и дюндиков, — простым, понятным языком объяснял инструктор. – Они вам ни к чему, все равно не разберетесь. Запомните три главных указателя, они прямо по центру вверху. Первый – светограмма гидравлики по основным узлам. В зависимости от давления горит одна из трех лампочек. Зелёная – все путем, жёлтая – давление падает, красная – амба. И не забывайте – «ноги» берегутся больше всего, а ремонтируются в первую очередь!

Майор вдохнул весенний воздух, все ещё прохладный, но уже с лёгким намёком на летний букет настоящего тепла, травы и прочей флоры. А ещё оружейного масла, бензина и вездесущего пота. Призывники переминались с ноги на ногу, добросовестно постигая азы «механической» науки.

— Далее циферблат, который указывает количество топлива. Полная заправка даёт вам часов пять более–менее полноценного движения. И, наконец, состояние аккумулятора. Он небольшой, это запас на крайний случай, если бак пробит или топливо само закончилось.

Инструктор помолчал, озирая слушателей, и веским жестом поднял палец, сообщая:

— Состояние копиров, масло и все остальное – это важно, но вам пока без надобности, освоите по ходу работы. Давление в системе, дизель и аккумулятор – вот первое, с чего начинается война в «шагоходе» или его ремонт и заправка. Запишите на руки и читайте по тыще раз на день.

— Господин ефрейтор, разрешите обратиться, — несмело обратился один из призывников, на вид самый юный.

— Разрешаю, — сумрачно ответил инструктор.

— А я ещё видел, как внутри шлема на резинке–растяжке подвешивают какую‑то таблетку… Это что?

— Ох ты какой наблюдательный, — развеселился наставник, но в его веселии был какой‑то нехороший, злой оттенок. – Это яд.

— Зачем? – спросил новобранец и осекся.

— А ты подумай, — негромко, но очень жёстко ответил ефрейтор, хотя его слова были уже излишни.

Инструктор поднял голову и, перехватив испытующий взгляд майора, едва заметно кивнул. Дескать, все в порядке, справлюсь. Таланов так же чуть качнул подбородком в ответ – «понятно$1 — и двинулся дальше, на поиски комбрига.

Мимо бодро прокатились два колёсных бульдозера Tournadozer, на оборудование новых позиций. Каким образом полковник сумел выцепить для своих нужд дефицитную американскую технику осталось загадкой для всех. За бульдозерами деловитые санитары пронесли носилки с люто матерящимся солдатом, подстреленным в мускулюс глютеус максимус, а если по простому, то в зад – обещание Зимникова увеличить число боевых патронов на тренировках с делом не разошлось. Протрусила вытянутая цепочка вымотанных бегом пехотинцев из второго батальона. Судя по отдельным ругательствам, с трудом выдыхаемым сквозь сжатые зубы, им предстояла полоса препятствий и иные увлекательные занятия. Таланов ещё раз вдохнул весенний воздух и повернул к разрывам.

Зимников стоял на небольшом пригорке, во весь рост, сложив руки на груди и выставив нижнюю челюсть. Почти как изваяние, символизирующее дух войны, непреклонный и суровый. За его спиной суетилась обслуга миномётной батареи, сверяясь с планом стрельбы, подтаскивая мины к наклонённым трубам, покрытым исцарапанной зеленой краской. Впереди, на расстоянии около километра, надрывал жилы франко–германский батальон, перебежками продвигавшийся вслед за смещающейся линией разрывов.

— Растягиваются в глубину, непорядок, — буркнул полковник и приказал миномётчикам. – А теперь серию за ними, подгоним отстающих.

Бухнули орудия. Со стороны пехоты донеслись неразборчивые вопли не менее чем на трех языках сразу. Осколок с протяжным свистом плюхнулся у ног Зимникова. Командир бригады скептически скосил на него взор и заметил:

— А говорили, учебные осколков не дают… Кругом обман и мошенничество.

— Здравия желаю, господин полковник, — бодро приветствовал его Таланов.

— Ага, — согласился Зимников, ограничившись кивком.

— Нескучно живёте, — заметил майор. – А штаб куда дел, где свита?

— Занят штаб, работает, — сказал Зимников, не отрываясь от батальона. – Это ещё что. Вчера так броневики обкатывали, и случилось несрабатывание капсюля у гаубичного снаряда. Выждали уставные три минуты, перезарядили, и по старой наводке пальнули.

— Кого‑то отправили на покой?

— Без жертв, — полковник вздохнул. – Повезло. В принципе, такие вот эксцессы полезны. Хорошо выпрямляют кривые руки.

— Это да.

Алеманнеры, как называли французских и немецких беженцев из оккупированной Европы, наконец, достигли границы тренировочного поля. Стрельба прекратилась, пехота потянулась обратно, едва волоча ноги.

— Посредственно, — подытожил полковник. – Но уже лучше.

— Это, я так понимаю, успех.

— Ещё какой. Мне бы только время, я сделаю хорошую, правильную бригаду, никакой дивизии не уступит, — полковник махнул металлической рукой, словно отсекая сомнения. — Ладно, чего хотел то? Или тебе подбросить полезных занятий?

— Захарыч. У меня мысль возникла…

— Излагай.

— Мои «механики» рассеяны по батальонам, как самоходные пулеметы.

— Есть такое, — насторожился Зимников. – И пока так и останется, не проси.

— Это я понял, — согласился Таланов. – Тут мысль другая. Сейчас в «шагоходы» ставят слабенькие рации, только чтобы кричать не пришлось. Но у меня первые выпуски, там радиотехника мощная, километра на три достают.

— Да, — Зимников явно заинтересовался, по–видимому уже понимая, к чему клонит майор.

— Их можно использовать как запасную связь. Ходячие телефоны. У моих ребят подготовка повыше, технические навыки тоже на уровне. Если уж нарушать устав, то чтобы с максимальной пользой.

— Прекрасно, — полковнику не понадобилось долго обдумывать. – Давай часам к шести ко мне в штаб, обдумаем, как все это организовать правильно.

— А хорошие броневики будут? – сменил тему Таланов.

Зимников не ответил, отвлекся на подошедший «иностранный» батальон. Полковника обступили офицеры, грязные, взмокшие, обсыпанные землёй, начался жаркий спор на русском, немецком и французском. Батальонные командиры доказывали, что у них получается очень уже почти хорошо, комбриг, в свою очередь, безжалостно перечислял допущенные ошибки. Сошлись на том, что на сегодня занятия завершены и батальон получает целых полдня отдыха. Но завтра процедура повторится, огонь будет переноситься в два раза быстрее и в каждом четвертом залпе окажется боевая мина.

— О броневиках, — вспомнил Зимников, когда иностранцы отправились по казармам. – будут.

Таланов почуял нечто несообразное в словах командира и изобразил внимание.

— Американские, — полковник произнес лишь одно слово, но майора уже перекосило. Конфедераты умели делать многое – корабли, пушки, самолеты, всевозможные технические штуки. Но вот тяжелая бронетехника им хронически не удавалась.

Зимников зловеще улыбнулся и уточнил:

— «Ванны смерти».

Таланов совсем по–детски шмыгнул носом и двинул нижней челюстью. Сказать что‑нибудь в данном случае и в самом деле было бы затруднительно. «Ванной смерти», «таратайкой», «тачанкой» и множеством иных лестных прозвищ именовалось заморское чудо конструкторской мысли под названием Т-8/2. Четырнадцать тонн противопульной брони с открытым верхом и стопятимиллиметровой короткоствольной пушкой гаубичной баллистики. По отдельности лафет и орудие были хороши, но, соединенные вместе, порождали несчастного, обиженного мирозданием мутанта. Формально агрегат заявлялся как противотанковое средство, и в формуляре английским по белому было написано «105 mm AT howitzer». «AT» означало «аntitank», то есть «противотанковый». Теоретически агрегат мог работать почти по любой цели, от пехоты до инженерных сооружений. Мощный осколочно–фугасный снаряд разрушал любую пехотную мишень, а кумулятивный — уничтожал или, как минимум, тяжело повреждал большую часть бронецелей с любой дистанции и ракурса. На практике он все это действительно делал, но одинаково плохо. Стрелять на полную гаубичную дальность не позволял небольшой угол возвышения, любые дистанции дальше брошенного камня требовали поправки на дальность и превращали стрельбу в высокое искусство, а уж стрельба с упреждением и вовсе нуждалась в особой артиллерийской магии. Хуже всего было то, что почти любой снаряд пробивал «ванну» насквозь.