Сборник "Войти в бездну"

Болдырев сплюнул, развернулся на каблуке и потопал в сторону КПП. Для него чужаками были мы.

– …Я частично ознакомлен с проблемой, – отрывисто говорил капитан, пока корзина лифта медленно ползла вниз, – однако процесс полного клонирования личности мы провести не сумеем. Для этого требуются информационные накопители, предоставить которые может только «Птолемей» с его огромными резервами. Мне строжайше приказано не выходить на связь с сообществом ИР и справляться своими силами.

– Минуточку, – я недоуменно посмотрел на капитана. – Восстановление организма и личности человека, чей мозг хранится в стазисе, невозможно? Но я же просил его высокопревосходительство о…

– Вы не дослушали, господин Виттман, – резко перебил меня Калягин. – Учитесь терпению, пригодится в жизни. На обсуждение выносятся три варианта. В нейронах, как вам известно, записывается информация – воспоминания, чувства и субъективные ощущения человека, начиная от зубной боли до жмущих ботинок или неудобного кресла. Каждую наносекунду мозг получает и «записывает» тысячи впечатлений от окружающего мира, за сутки – сотни миллиардов и триллионы бит. Вам нужно что-то конкретное, я прав? Отсеять не представляющую интереса информацию мы не сможем, следовательно, придется считать с нейронов весь комплекс впечатлений за определенный период и затем выделить требуемое. Процесс длительный, но вполне надежный.

Мы вышли в тоннель, ИР идентифицировал ДНК и пропустил за охраняемый периметр. Обосновались в кают-компании. Вадим, ненавязчиво исполняя долг хозяина, заказал автоповару чай и бутерброды.

– Первый вариант годится только в случае, если вам необходимо получить воспоминания человека, относящиеся к тому или иному отрезку времени продолжительностью не более года – аппаратура корабля на большее не рассчитана, – продолжал втолковывать капитан. Он был невероятно краток, но как уверенный в своих знаниях профессионал рассказывал легко и доходчиво. – Вероятность номер два: мозг имплантируется в тело неактивированного андроида. Периферическая нервная система и жизнеобеспечивающие органы формируются методом генозамещенного партеногенеза. Такой человек, правильнее сказать – такое существо, проживет около двух-трех лет, пока не начнется реакция отторжения. Первое время сознание будет ясным, вы сможете общаться. Затем – аллергическая деменция, слабоумие, смерть. Мы еще не умеем соединять естественные ткани с искусственными без тяжких последствий.

– Еще хуже, чем обычное считывание информации с нейронов, – только и сказал я.

– Снова торопитесь, Виттман. Есть третий вариант, наиболее сложный, но и вполне перспективный, – биореконструкция. На основе оригинальных ДНК организм восстанавливается в исходном виде. Мозг, как носитель информации, хирургическим путем переносится в новое тело. Вероятность успеха пятьдесят на десять, где десять – летальный исход.

– Как пятьдесят на десять?

– Именно. Если биореконструированный организм «оживет», сорок процентов отдается на сбои в работе центральной нервной системы. Человек останется непроходимым дебилом. Навсегда. Выбирайте. Каждый способ имеет свои преимущества.

Шикарный выбор, ничего не скажешь.

– Герр Виттман, когда вы примете решение? Лучше бы поторопиться.

– Третий… – это слово вырвалось у меня непроизвольно. Снова наитие? – Третий вариант. Каковы сроки?

– Пять-семь стандартных суток с учетом времени, затраченного на вывод из стазиса.

Целый день я прилежно делал вид, что занимаюсь невероятно важными делами, а в действительности изнывал от нетерпения и с уныло-сосредоточенным видом продолжал копаться в базе данных «Вальхаллы», через каждый час заглядывая на нижний уровень комплекса – проверить Сферу Мёбиуса. «Машина времени» никуда не сбежала, и призраки ее не утащили – слишком громоздкая и тяжелая. Вовсе наоборот, на операционной панели появлялось все больше зеленых и синих индикаторов, свидетельствовавших, что техногенный монстр работает исправно, псевдосингулярность в двух отсеках уже не действует, силовая защита постепенно ослабляется, а несколько часов назад криогенная фуга с андроидом переключилась в активный режим, «размораживая» объект.

Лесков тем временем устроил для господина Калягина и его помощников экскурсию по Юрге, заявив, что пора увольняться из Конторы и переквалифицироваться в гиды. Вернулись туристы перед самым закатом, и я не без злорадства оценил их вытянувшиеся лица – такая планетка кого хочешь приведет в замешательство!

– Много странного в жизни видел, – признался капитан. Кажется, его проняло всерьез. – Бывал на Вейстере и Денебе-4, однако… Начинаешь всерьез задумываться о корректном использовании понятия «параллельная цивилизация» – мы так называем «Птолемея», – хотя следовало бы применить этот термин к Гермесу.

– Все обжитые миры, включая независимые планеты и Протекторат, не могут существовать вне сферы влияния Содружества, – ответил я. – Обмен технологиями, торговля, культурная общность… А здесь – четыреста лет саморазвития. Поверьте, я испытал аналогичные чувства, когда прилетел на Гермес.

– Оставим чувства и вернемся к делам насущным, – Калягин недолго пребывал в философическом настроении, вернув себе привычный облик чуждого эмоциям сурового прикладника. – Вы торчали в бункере целый день, Виттман. Какими успехами порадуете?

– Вас лично порадовать пока нечем, господин капитан, – под стальным взглядом Калягина у меня появилось непреодолимое желание вытянуться во фрунт. – Работать с «Объектом 278» можно будет только завтра, зато мой андроид вернулся в реальное время, если подойдет такое определение. Я ждал вашего возвращения из города.

– Одному боязно? – поддел меня Вадим. – Давайте посмотрим, что за неведомая зверюшка народилась.

– Зверюшка? – озадачился я.

– Снова цитата. Такое впечатление, что в Содружестве вообще разучились читать – никакого представления о классической литературе Земли!

– На такую ерунду мы не отвлекаемся, – вполне серьезно ответил Калягин, выходя к лестнице. – Литературой пусть занимаются специалисты-культурологи, у нас другие задачи.

– Узкие специализации? – понимающе кивнул Вадим. – Не понимаю этот образовательный принцип. Человек может оказаться прекрасным специалистом в области биологии, но не сумеет решить простейшего уравнения или перепрограммировать ПМК, поскольку для первого существуют математики, а для второго – компьютерные техники.

– Зато каждый знает свое дело, – отрезал капитан, – а не рассуждает о высоких материях, в которых ровным счетом ничего не смыслит.

Мы с Лесковым переглянулись. Прикажете воспринимать эту фразу как завуалированное оскорбление?

– Первая секция Сферы Мёбиуса не активна, – подал голос ИР, когда мы оказались в Блоке-II. – Состояние объекта удовлетворительное. Выдвинуть криогенную фугу?

В металлопластиковой оболочке корпуса Сферы появилась узкая щель, из которой брызнул ровный белый свет, разошлись лепестки внешнего шлюза, зашуршали сервомоторы. Спустя полминуты капсула с прозрачной крышкой выползла из чрева стазис-комплекса.

– Очень древняя модель, – сдвинул брови Калягин. – Таких фуг уже не осталось, по крайней мере я ни разу не видел. А выглядит как новенькая.

– Она и есть новенькая, – проворчал Вадим, проводя ладонью по гладкому куполу. – Благодаря стазису и отсутствию потерь во времени. Слава богу, никаких сбоев, хотя я всерьез беспокоился – очень большой срок, техника имеет свойство изнашиваться. Могло жахнуть так, что на месте «Борисполя» осталась бы воронка километрового радиуса. В случае отказа внутренних силовых полей Сферы Мёбиуса псевдосингулярность могла вырваться на свободу – было бы очень неприятно оказаться в нескольких метрах от микроскопической искусственной черной дыры! Она распадется в течение двух-трех наносекунд, но за это время успеет притянуть все вещество в ближайшем радиусе и превратить его в энергию.