Хлеб наемника

Идти было недолго, но дорога давалась бургомистру нелегко. Он шел с усилием припадая на трость.

— Правда, что ваш зять начинал карьеру с самых низов? — поинтересовался я. — И он не коренной горожанин, а приезжий?

— Ну и что? Любой ремесленник или купец может стать гражданином Ульбурга. Да, Кнут начинал с самых низов! Но он сумел сколотить капитал и в Ульбург приехал уже состоятельным человеком. Когда он посватался к моей дочери, я решил, что лучшего зятя мне не найти. Что вы еще слышали о моем зяте? — вдруг остановился Лабстерман. — Что вы еще вынюхали?

— Вынюхал? Вы, сударь, верно, спутали меня с собачкой, — холодно отозвался я.

— Простите, — глухо обронил бургомистр, опуская голову. — Нервы…

— Бывает, — хмыкнул я, решив простить старику хамство.

— А все-таки, что вы еще узнали?

— Только то, о чем болтают в городе, — пожал я плечами.

Не буду же я говорить, что, по мнению горожан, именно бургомистр «выбил» для своего зятя место в Совете и должность старшины суконщиков.

— Возможно, Артакс, вам уже сообщили, что мой зять злоупотребляет вином. Поверьте — это не так! Кнут не преступает границ дозволенного и не нарушает правил приличий, — сказал бургомистр, словно оправдываясь.

— То, что в порядке вещей для любого горожанина, не сойдет с рук зятю первого бургомистра.

— Именно так, — с благодарностью за понимание отозвался бургомистр, поднимая дверной молоток. Потом попросил: — Вы разрешите мне войти первым? Хотелось бы поговорить с Кнутом наедине… Не волнуйтесь, Артакс, — успокоил меня старик, натянуто улыбнувшись. — Если ваши опасения подтвердятся, позову на помощь. К тому же — не будет же он убивать отца своей жены? К тому же в доме есть слуга, которому я плачу жалованье.

— Хорошо, — кивнул я. — Но, если что, мы будем рядом. Одежду возьмете?

— Одежду? — посмотрел герр Лабстерман на сверток. — Зачем? Я и так вижу, что это одежда моего зятя. Пусть мальчик отнесет ее туда, откуда взял. Только… — замешкался бургомистр, — мне не хотелось бы, чтобы вы устраивали самосуд.

— Постараемся, — заверил я. — Но имейте в виду, ваш зять опасен!

— Буду иметь… — кивнул Лабстерман и стал барабанить громче: — Что вы там, заснули? Ну наконец-то…

Мы остались, прислушиваясь к звукам, доносившимся изнутри. На всякий случай я обошел дом. Черного хода не было. Думать, что из жилища бюргера, пусть и имеющего навыки наемного убийцы, ведет подземный ход, — это было бы чересчур…

Внезапно из дома раздались крики, ругань. Не задумываясь, я выбил плечом дверь и ворвался внутрь…

Зять бургомистра — рослый мужчина, одетый лишь в нательное белье, лежал на полу, лицом вверх. В углу, прямо на полу, скорчилась растрепанная женщина. Около нее хлопотал какой-то старик. Видимо, это и был слуга. Герр Лабстерман, притулившись к окну, трясся всем телом…

— Вы были правы, — выдавил, наконец, бургомистр. — Мой зять оказался изменником.

«И дураком к тому же… — мысленно добавил я. — Кто же отдает прачке окровавленное платье?»

Из груди господина Брикмана торчал… набалдашник трости господина бургомистра. Вон как! Хитер старый лис. Надо будет обзавестись тростью с клинком!

— Однако, господин бургомистр! — восхитился я. — Теперь я буду думать, прежде чем рискну помериться с вами силами.

— У меня не было выбора, — прохрипел Лабстерман. — Когда я спросил зятя о крови на камзоле, он попытался меня задушить. Слава Богу, что Мюнцер был рядом и попытался оттащить Брикмана. Какое счастье, что дети все это не видели!

Распахнув белье, я обнаружил на плече убитого след от зубов, уже начинающий синеть. Гневко все же успел отметить иуду! Потрогал тело. Теперь, если у меня и были какие-то сомнения, они отпали.

— Пойдемте, — сказал я своим сопровождающим, — нам тут нечего делать.

Чем мы могли помочь? Утешать бургомистра, вынужденного убить собственного зятя? Выразить сочувствие дочери, у которой отец стал убийцей мужа?

В самых расстроенных чувствах мы вернулись к воротам. Я не стал ругаться, когда увидел, что у парней бутылки с вином.

— Помяните убитых, но — не очень… — хмуро разрешил я, потом пригрозил: — Кто перепьет — лично протрезвлять буду. Колодец рядом… Бруно — ты отвечаешь за всех! Если что — первым и полетишь! Я — спать. Если что — знаете, где искать.

Когда выходил, над башней донесся звук рога, которому отозвались и другие рога и трубы, сзывавшие защитников.

«Тьфу ты!» — плюнул я мысленно. Определенно, сегодня опять спать не придется.

Часть вторая

ОБОРОНА УЛЬБУРГА

Глава первая

ВОЙНА — ДЕЛО ГРЯЗНОЕ!

Начало осады — самое паршивое время. Еще ничего толком не известно, но все уже начинают дергать главного воинского начальника — что делать и как быть? Продержимся или лучше сразу сдаваться?

Можно подумать, что я знаю больше других… Ну а что нужно говорить? Что, если нас сразу и с ходу не возьмут «на копье» — сядем в осаду. Ну а сколь долго будем сидеть, зависит не только от сил и средств, но и от терпения. Сколько крепостей сдалось только потому, что их защитники просто устали! И напротив, немало завоевателей уходило не дождавшись совсем чуть-чуть…

Объяснять всем и вся, что меня нанимали защищать город, а по поводу сдачи — это не ко мне, было бы глупо. Посему, напустив на себя важность (лучший способ сделать умный вид, когда ничего не знаешь), отмахнувшись от вопросов, я приказал Густаву расставить караулы и пошел спать.

— Господин Артакс, кушать будете? — робко спросила меня Эльза (или — Гертруда?).

Я вяло покачал головой и поднялся наверх, в свой номер. Ута, стелившая постель, пыталась о чем-то спрашивать (кажется, все о том же — как быть и что делать?), но я был уже не в силах отвечать — заснул, едва коснувшись ухом подушки. Снилось что-то нелепое — фрау Ута в свадебной фате, выходившая замуж за Гневко; бургомистр, пытавшийся вручить мне вместо платы голову своего зятя; старина Жак с соломенной короной на голове и, наконец, пламя, пожирающее пригород Ульбурга.

Проснулся я так же, как и заснул, — резко. Прислушался, но шума, которым сопровождался бы штурм, не услышал. Песочных часов или клепсидры в комнате не было, но я и так знал, что нужно вставать. Судя по лучику света, прорывавшемуся сквозь закрытые ставни, — скоро вечер. Однако, проспал почти весь день…

Хозяйка не то караулила под дверью, не то умела читать мысли, но сразу же появилась с кувшином, тазиком и всем прочим, потребным для умывания.

— Если не будете мыться, то в следующий раз будете спать на грязном белье, — мстительно пообещала фрау, вытаскивая из кармана передника бритву.

— Ага… — рассеянно отозвался я, намыливая голову и приступая к процедуре бритья.

Щетина, что на голове, что на щеках, — будь здоров!

— Не ага, а забота о вашей чистоте! — возмутилась Ута. — И не говорите мне, что вы устали! Сами виноваты, что три ночи не спали…

— Как там, на стенах? — поинтересовался я, пропустив мимо ушей тираду о том, что торчать на стенах денно и нощно — глупо, и всегда можно распределить время так, чтобы его хватило на нормальную жизнь…

— На стенах все спокойно, — кротко доложила фрау, устав от воспитательных бесед: — Никто не прибегал и ничего не сообщал. Ваш мальчик накормлен и спит в прихожей.

— Мальчик? Откуда он взялся? — удивился я. — И почему он спит в прихожей?

— Мальчик отрекомендовался Эдуардом, командиром «летучего отряда» и вашим адъютантом. Спал, между прочим, весь день, как и вы. Вначале он хотел лечь в коридоре, у дверей вашей комнаты. Дескать — адъютанту так и положено, но я решила, что в прихожей ему будет удобнее. Идти домой он отказался. Говорит, что там ему нечего делать. Для гостевых комнат Эдуард чересчур грязен, а конюшня занята. К тому же, — усмехнулась женщина, — адъютантам, даже оборванным, не стоит спать там же, где стоит ваш буйный жеребец…

— Буйный? — обиделся я.