Орден последней надежды. Тетралогия (СИ)

– Разрешите вас проводить, господин барон, – скрипит человечек. – Ваши грамоты готовы, извольте получить.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга. У чиновника холодные как лед глаза и колючий взгляд исподлобья. Коротышка весьма не прост, и я как‑то сразу понимаю, что позабыть о приданном мне не дадут, непременно напомнят, а потому тут же подзываю слуг. Вот и пригодилось проклятое золото тамплиеров, и еще как пригодилось!

Месяца не прошло, как мы обосновались в замке Тишемон, а я уже должен был оставить Жанну и отправиться в Марсель. Доложили верные люди, что именно там в последнее время обретается нужный мне человек. Наша встреча была для меня чрезвычайно важна.

Дело, что я задумал, было для меня новым и непривычным, и оттого я остро нуждался в тех, кто в нем разбирается: это во‑первых. А во‑вторых я испытывал острый недостаток в людях, проверенных настоящим делом. В тех, кто не разбежится при первом же грозном окрике, и подкупить кого если и не невозможно, то хотя бы максимально трудно. Таких отыскать непросто, так ведь и задача передо мною стояла куда как серьезная.

Подобный подход прекрасно себя оправдал при освобождении Жанны. Конечно же с моими‑то деньгами я без труда мог отыскать наемников. Но вот вопрос – сражались бы они до конца, как поступили баварцы? Прошли бы по моему следу, чтобы спасти нас с Жанной? Вот почему всякий знатный человек старается собрать вокруг себя друзей и соратников!

Проблема лишь в том, что я обзавелся деньгами и стал бароном совсем недавно, а потому никакими преданными вассалами обзавестись пока что не успел. Но вассалы – дело поправимое, появятся, никуда не денутся. Сейчас же я остро нуждался в помощи совершенно определенного рода. И, кровь из носу, был должен ее получить. Доверенный человек, юркий и совершенно неприметный, привел меня к гостинице в порту Марселя.

– Второй этаж, четвертая дверь слева от лестницы, – тихо говорит он. – Я пригляжу, чтобы вам не помешали.

Не проходит и минуты, как я властно стучусь в дверь.

– Кого там черти принесли? – рычит из‑за двери знакомый голос.

– Барон де Тишемон, – представляюсь я.

Дверь распахивается, хозяин преувеличенно галантно интересуется:

– И какого черта занесло в этакую глушь вашу светлость, Робер?

А он вовсе и не удивлен, привычно отмечаю я. Похоже, по‑прежнему в курсе того, что происходит в этом мире.

– Я здесь потому, что мне нужна твоя помощь, Жак, – признаюсь я. – Дело весьма серьезное, и я предлагаю немедля поехать ко мне, благо гостиница совсем недалеко. Ты уж прости, но тут о подобных вещах говорить нельзя.

– Ныне я в опале, – пожимает плечами де Кер. – О каких серьезных делах может идти речь? Ты уверен, что ничего не путаешь?

– Собери вещи, – говорю я. – Если столкуемся, сюда ты больше не вернешься.

– Разбогател? – любопытствует Жак, когда мы подъезжаем к лучшей в Марселе гостинице "Дева и лебедь". – Слышал тут краем уха о твоем сватовстве.

– Наследство привалило, – туманно объясняю я. – Мне просто повезло, вовремя один хороший человек преставился.

Мы устраиваемся в гостиной. Уютно пылает камин, в руках нянчим кубки с вином.

– Скажи мне, любезный друг, – перехожу я к делу, – нет ли у тебя на примете какого‑нибудь проверенного, надежного банка с устоявшейся репутацией?

Ничуть не удивившись, Кер деловито интересуется:

– Хочешь вложить в него деньги, или занять золото под недвижимость?

– Закладывать мне пока нечего, – признаюсь я, – пожалованное королем имение только обживаю. Меня другое интересует: хочу по случаю прикупить банк.

– Но для чего?

Жак хмурит брови, лоб его идет морщинами.

– Ты только не обижайся, Робер. Но я скажу тебе, как на духу: староват ты для того, чтобы заняться банковским делом. Тут, как и в каждом ремесле, начать надо с раннего детства. Поначалу, лет десять, проходить учеником, затем еще столько же подмастерьем.

Он вздыхает:

– Отец, покойник, все пытался меня приобщить к финансовому делу, но я не выдержал, сбежал. Представить себе не можешь весь этот ужас: с раннего утра и до позднего вечера без остановки гремишь счетами, складывая и умножая, деля и отнимая, высчитывая прибыль и уточняя расходы.

Помолчав, Жак вкрадчиво интересуется:

– А знаешь ли ты разницу между флорином, дукатом и цехином? А как надо вести и проверять бухгалтерские книги? Да вот тебе самое простое – сколько весит тысяча зерен перца, а?

Я сокрушенно развожу руки.

– То‑то же! – восклицает Жак.

Осторожно, чтобы не спугнуть его, я говорю:

– Жак, ты же знаешь, друг, как я к тебе отношусь. Я тебя где‑то даже люблю.

Затуманенные воспоминаниями глаза Кера медленно проясняются, он машинально кивает, но тут же настороженно переспрашивает:

– Любишь, говоришь? Ну‑ну! Давай выкладывай прямо, что тебе нужно, без этих твоих подходцев!

Вот и попробуй общаться с разведчиком по науке Карнеги. Правильно говорят, что профессионального обманщика не надуть. Есть, правда, один способ, как добиться от Жака того, что хочешь. Надо сказать ему правду.

– Жак, – говорю я, – как ты слышал, теперь я богат. Ужасно, сказочно, и, не побоюсь этого слова, прямо‑таки неприлично!

Мой собеседник делает нетерпеливое движение, и я продолжаю:

– Мои деньги хранятся в добром десятке банков. Но так уж сложилось, что я чужим банкам не доверяю, и, вот такая у меня прихоть, желаю хранить все свои деньги в собственном. Это первое. И второе, но самое главное: я прошу тебя возглавить мой банк. Не пугайся, ненадолго. Едва только дело наладится, ты порекомендуешь мне надежного управляющего, а дальше занимайся, чем хочешь. В оплате сойдемся.

Пару минут Жак Кер молчит, переваривая услышанное. Затем, глядя мне прямо в глаза, он тихо спрашивает:

– Зачем это тебе?

И вот тогда, решившись, я открываю ему свой план. Поначалу Жак считает, что я сошел с ума. Затем – что это шутка, какой‑то нелепый розыгрыш. Но я терпеливо отвечаю на все его каверзные вопросы, и постепенно он убеждается, что дело может выгореть. Да что там может, оно просто обязано выйти!

– Для того, что ты задумал, нам и в самом деле потребуется завести собственный банк, – решает он наконец. – Получить концессию на его открытие можно хоть в Венеции, а хоть и во Флоренции, дело это нетрудное. Впрочем, учитывая некоторые обстоятельства, Венецианская республика исключается.

Я киваю, губы сами расплываются в самодовольной ухмылке. Все‑таки здорово я их умыл, до сих пор приятно вспомнить!

Язвительно фыркнув, Жак продолжает:

– Как только появится банк, в течение пары лет мы откроем филиалы во Франции и Британии.

– Еще один вопрос, – прерываю я Кера. – Скажи, а куда теперь пойдут твои люди, чем займутся?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я хочу взять их к себе на службу. Думаю, что французский король перестал им платить, и вряд ли кто из них успел отложить достаточно денег для безбедной старости. Я прав?

– Пока я их подкармливаю, – пожимает Жак плечами, – но надолго меня не хватит.

– И сколько же у тебя числится разных умельцев?

– Если считать простых исполнителей, то десяток наберется, – не раздумывая отвечает Жак. – Ну а людей с головой, чтобы могли все продумать и просчитать – трое… вместе со мной.

– Насколько я тебя знаю, со всяким быдлом ты работать не станешь, – улыбаюсь я. – Так что исполнители, наверное, все же не простые.

– Люди – золото, – уверенно кивает Кер. – Работают без осечек. А простые потому, что головой работать не любят, хотя в своем ремесле равных им не сыскать. Требуется тебе, к примеру, чтобы человечек ненужный незаметно исчез, да так, чтобы и через сто лет следов от него не нашлось – сделают. Выкрасть что‑то или кого‑то, проследить за кем‑то незаметно – и тут им цены нет.

Жак тяжело вздыхает:

– Эх, что и говорить, у покойного графа все работало, как часы!

– Ну что же, – говорю я, – раз уж мне все равно придется собирать собственную команду, пусть я с самого начала знаю, что работаю с настоящими профессионалами. Хватит любительства, и никаких поддавков. Жак, я принимаю твоих людей.