Рапсодия гнева. Трилогия (СИ)

Или это не Кирилл? Мысль, мелькнувшая у меня в голове, показалась мне ужаснее предыдущей. А ведь правда — Кирилл является такой же элементарной частицей, как и я. Он не мог ничего рассчитать!

— Какой же я идиот! — не открывая глаз, прошептал я.

Слезы теплыми струйками катились по моим щекам, заросшим двухдневной щетиной. Я понял, что Кирилл был той элементарной частицей, единственной функцией которой являлось подтолкнуть меня на нужную траекторию, Вывести к тому событию, которое необходимо конечному пользователю. Все частицы, с которыми я соприкасался за свою жизнь, взаимодействовали со мной, сталкивались, а затем разлетались в разных направлениях, спеша выполнить предначертанную программой функцию. Я подталкивал их, они подталкивали меня, а все мы — просто обеспечивали движение электрона в нужном направлении. Все люди на Земле и все существа на других планетах, все камни, все птицы и все кошки. И ветер, и шелест волн — все только для того, чтобы электрон попал в нужное место схемы Мироздания и замкнул нужный транзистор. Звезды зажигались и гасли, равноценные нам, людям. Потому что и у них, и у нас, и у последнего вируса была одна и та же функция — замкнуть нужный транзистор. И все мое преимущество перед другими людьми состояло лишь в том, что я не просто летел в оглушающей пустоте, а знал, какой именно транзистор замкнется от моего движения. Тот, что осуществляет функцию перезагрузки процессора.

Наверное, Олень не просто так появился передо мной в оцифрованном виде. Это была подсказка на доступном мне уровне. Подсказка, что все мы попросту обеспечиваем работу Сервера Мироздания. Вход — выход, единица — ноль, да — нет. Жизнь — смерть. Состояния битов. А эмблемой на корпусе этого сервера, скорее всего, является китайский черно-белый значок, символизирующий взаимодействие, Инь и Ян.

Вот почему я не мог противостоять Кириллу! До чего же все просто. Ни моя, ни его воля здесь ни при чем. Просто его функция — направить меня на нужный путь, заставить разбудить Спящего Бога. И ничего я с этим сделать не смогу. Потому что чем больше я сопротивляюсь, тем больше на меня будет давление электрических полей обстоятельств. А в то же время я мог сразу согласиться разбудить Бога, и не было бы никакого давления. Может быть, я бы даже не узнал о том, что Кирилл находится в сфере взаимодействия. Скорее всего. И как бы я ни выкручивался, Кирилл всегда меня переиграет, поскольку это функция, предписанная ему программой. А я-то, дурак, искал какие-то мотивации! Думал, зачем ему становиться всемогущим богом? Да ни зачем. Точнее, только затем, чтобы вынудить меня двинуться к транзистору, осуществляющему перезагрузку.

Даже если бы я застрелился в тот самый момент, это ничего бы не изменило. Другая частица начала бы выполнять мою функцию. Так уж лучше пусть я. Хотя бы с точки зрения уменьшения энтропии Вселенной. И все же какая-то мелочь, какая-то шероховатость в этой теории не давала мне покоя. Почему, спрашивается, Кирилл, уже находясь возле Спящего Бога, не может выполнить мою функцию? Не потому ли, что функция, возложенная на частицу, не может быть спонтанно изменена? Возможно, есть некий закон, вроде закона сохранения импульса, который запрещает резко изменять направление мотиваций? И Кирилл, согласно этому закону, будет мешать мне, а Катька и Дьякон будут помогать. Они не могут поменяться местами. И я не могу. Тогда получается, что все, что говорил мне Олень, — только поле, толкающее меня к нужным шагам. Поле более высокого порядка управления, чем те поля, которыми взаимодействуем мы, элементарные частицы.

Я усмехнулся, вытащил из коммуникатора SIM-карту, швырнул ее на земляной пол лаза и с наслаждением раздавил ногой.

— Уши и глаза, — прошептал я, проползая глубже. — Обоняние, осязание, вкус. Интуиция, внутренний голос… К чертям собачьим! Я закрываю порты. Я теряю ориентацию в пространстве. Я выхожу из-под контроля полей. Пусть я буду той самой частицей, которая создает шум и помехи в работе компьютера.

Я хотел изменить траекторию, прекрасно понимая, что без внешнего управления она станет непредсказуемой. Я сознательно отдавался Хаосу. Я плевал на Порядок, установленный запредельным программистом. Я знал, что у меня не получится убить Кирилла, поскольку это не входило в число моих функций, а резко изменить функцию мне не даст закон стабильности. Пусть так. Но я собирался внести такой хаос в систему, который приведет к непредсказуемым результатам. Пусть этот результат будет непредсказуем для меня, но главное, что он будет непредсказуем для Программиста. Этот результат с вероятностью пятьдесят на пятьдесят может сыграть на руку как мне, так и Программисту, Но ловушка, в которой я неожиданно себя осознал, оказалась настолько безвыходной, что и пятидесятипроцентная вероятность могла оказаться щедрым подарком.

Забравшись в беспросветное пространство «пузыря», я почти сразу нащупал винтовку. Под тяжестью шестнадцати килограммов она вросла сошкой в рыхлый грунт, но я вытянул ее без труда. Я провел ладонью по ее гладкому, чуть влажному боку, я готов был расцеловать ее, ведь в настоящий момент она была единственной частицей в пространстве Вселенной, чья траектория в точности совпадала с моей. Когда-то давно я дал ей имя — Хитрый Обманщик, поскольку война, по утверждению восточных мудрецов, является путем обмана.

— Теперь мы с тобой всех перехитрим, — прошептал я. — Пусть теперь попробуют направить нас в нужную им сторону. Пусть теперь только попробуют…

Ничего не видя в кромешной тьме, я пополз к выходу, отшвырнув автомат и увлекая за собой винтовку. Рана руки была слишком тяжелой, я и винтовку тащил с огромным трудом, куда уж еще автомат! Зато мы с Обманщиком снова были вместе, и снова у меня в кармане лежали девять патронов от ДШК, которые и на этот раз я стащил из Громовского боекомплекта прежде, чем он отправился выполнять отвлекающий маневр. С винтовкой я ощущал себя в силах противостоять замыслу Программиста, кем бы он ни был. Пусть даже истинным венцом творения. Слезы высохли на моих щеках. Я был готов принять бой хоть с богами, хоть с чертями.

На самом деле у меня начиналась истерика, я это чувствовал. Нахлынувшая эйфория была следствием чудовищного нервного напряжения последних минут и следствием непрекращающегося болевого давления. Понятно, что долго она не продержится, понятно, что я сорвусь, но все же я был намерен использовать душевный подъем по полной программе. Выбравшись из «пузыря», я не без труда зарядил винтовку, поднялся в полный рост и взвалил ее на плечо. Чавкая ногами по раскисшей от ливня глине, я направился туда, где, по словам Алисы, расположилось Белое озеро, возле которого рос таинственный гриб, видящий мир во сне. Желтые, красные и коричневые листья падали вокруг вместе со струями вечного ливня.

Когда я отошел от «пузыря» метров на сто, на меня из-за дерева выскочил когтерез. Наверное, тот, взгляд которого я ощущал возле лаза. Тварь эта на редкость быстрая, но не успела она преодолеть и четверти расстояния до меня, как ствол Обманщика уставился ей в живот. В следующую секунду грянул сокрушительный выстрел. Отдачей меня швырнуло на землю — из таких винтовок не стреляют иначе, чем с сошки и из лежачего положения. Наверное, от резкой боли в руке я на несколько секунд потерял сознание, но едва очнулся, тут же вскочил на ноги. Когтереза видно не было. Только проходя мимо того места, где в него попала двенадцатимиллиметровая пуля, я заметил изуродованную тушу в кустах. Нога чудища все еще дергалась в конвульсиях, а вот грудь разнесло в кровавые клочья. Когда, попав в тело, пуля такого калибра и такой энергии переворачивается хвостовой частью вперед, она образует в плоти огромную временную раневую полость. Иногда эта полость оказывается больше тела, и тогда его разрывает чудовищным гидравлическим и кавитационным ударом, возникающим при прохождении пули через насыщенные водой ткани на сверхзвуковой скорости. Порой этот эффект оказывается более мощным и более разрушительным, чем эффект от легкой разрывной пули.