Космическая одиссея 2201 (СИ)

- А ну, морда, говори, а то кишки выпущу...

Майк не выдержал: "Димон, нельзя так пленного!", но Джонс остановил его...

Китаец, дрожа, быстро заговорил...

- Просит отпустить, говорит, он хороший, будет нас слушаться, только не бей...

- Скажет, где сибиряки служат?

Китаец закивал, залопотал...

- Они сюда возвращаются под видом охотников, информацию собирают... У них знак есть, по которому узнают друг друга... Он знает.

- Вот и хорошо, значит есть через кого передать, что товарчик у нас... ты ему скажи, что будет у нас сидеть, пока такому лазутчику не передаст... А там уж пущай присылают шишку какого-нибудь, договариваться о деле будем...

Джонс улыбнулся:

- Будешь ты, Димон, когда-нибудь паханом всей Сибири.

Трындинский пахан всполошился.

С окраины деревни неслись крики и шум. Все вскочили. На поляну выкатил заляпанный грязью паробег. Из него вывалился дрожащий от страха мужичок, повалился на землю перед зубодробинским паханом:

- Батюшка, Ваше Превосходительство, Самый Крутой! Не казни!

- Что? Что случилось? Говори, ты, хмырь долбаный!

- Налетели демоны с неба, я охранял корабль доблестно, но они огнем по нему вдарили... Как загремело, куски полетели во все стороны...

Джонс так и сел на землю. Все, теперь отсюда не выбраться... А Мэри? Увидит ли он когда-либо ее снова?

- Взорвали? Ну и пес с ним. Морока одна. Все остальное-то цело? Амбары? Склад мой? Баня? Ну и славно... Ладно, прощаю тебя, Федот, даже хвалю... А ты че, шпиён, расстроился? Дам я тебе твою дощечку мигучую, поговоришь снова со своей кралей...

Джонс только вздохнул.

Девки уже разлили по кружкам первача, вывалили в огромное блюдо чан вареной картошки, для дорогих гостей выложили запасы квашеной капусты и сопливых маринованных опят. Гости тоже прибыли не с пустыми руками: задрыкинский пахан привез огромный шмоток копченого окорока, а забылдыгинский - особые, только в его паханстве производимые сахаренья и варенья, а также уникальную настойку из коры секретного дерева, особую настойку, от которой глаза лезли на лоб и начинали бешено вращаться, а выпившего сего бальзама окружали духи давно умерших, давали полезные советы или ругали за никчемность.

Зубодробинский пахан привез салат-финикрет, рецепт которого передавался в его роду из поколения в поколение с глубины веков, и который прославил его паханство по всей необъятной Сибири. А Криводановский пахан совсем чудную вещь притащил - огромную заливную рыбину, которые, оказывается, еще водились в некоторых маленьких притоках Оби.

В Сибири уже посвежело, обычная для этого края промозглая и серая ранняя осень, в избе протопили печь, отчего в горнице запотели окна, а паханы и их шестерки (по двое на каждого пахана, как этого требовал церемониал) скинули куртки.

Председательствующий Пахан Трындинский величественно поднялся, и старший шестерка тут же вручил ему полную кружку.

- Слухайте, братаны паханы!

Злой басурман подлючий

Змей-бармалей летучий

Послал на наш род могучий

И сетью своей паучьей

Нас вяжет и тянет ручи

Но мы ведь народ гремучий

Не страшен нам гад ползучий

Ни демонский гад из тучи...

Традиционная речь Пахана-Головы для собрания, полная эпической удали, в то же время верно, хотя и несколько занудливо описывая ситуацию, писалась знающими традицию шестерками-секретарями, согласно обычаю выслушивалась собранием стоя с полными кружками в руках... Цветистую поэзию уже мало кто понимал, включая и самого Голову, но традиция уважалась... Поэтому все старательно слушали Трындинского, стараясь открыто не зевать, и с вожделением принюхивались к сладкому первачку в кружке...

Наконец, Трындинский Пахан выкрикнул последнее:

- ...и сгинут злыдни-бусурманы!

После чего залпом выпил кружку, крякнул, прожевал протянутый шестеркой маринованный гриб и уселся на председательское место...

В горнице забулькали и зачавкали.

В оконцах уже показалось вечернее холодное солнце, осветило столы пирующих, объедки, кости. Шестерки, не самые крутые, заносили полные кувшины первача (девки на собрания Крутых Паханов не допускались), раскрасневшиеся паханы уже стали забывать о цели визита, а заречные гости все не прибывали.

Майк услышал свистки паробега и шум неизвестного двигателя во дворе... Сделав знак старшим шестеркам - "дедам", не пившим и зорко следившим за происходящим, он вышел во двор...

Во дворе царила суета. Два экипажа, один - паробег Джонса, другой - непонятная низкая машина без котла на дутых баллонах, стояли, остывали, потрескивая. Одни шестерки протягивали от непонятного экипажа красный половик к сеням, другие приволокли красномордую девку с хлебом-солью, девка растрепанная, с мокрыми волосами...

"Из бани вытащили, для паханов драилась", - подумал Майкл.

Из паробега вышли Хамми и Джон, пожали руку Майклу, Василий гасил пары.

- А где Славик с Димоном?

- А там остались... вроде как для укрепления контактов. Я так думаю, в заложниках, вместо этого типа. Сами вызвались, я не заставлял...

Дверь в повозке открылась, оттуда вышел лощеный молодой человек в черном длинном пальто. Девка было дернулась вручить ему хлеб, но в это время открылась дверь с другой стороны машины, оттуда вылез еще один точно такой же молодой человек, видимо шофер. Оба они открыли задние двери, оттуда вышли еще двое. Один с черной папкой, другой без всего, но с красными нашивками и постарше на вид.

- Вон он, китайский пахан, - безошибочно определил шестерка и пихнул девку с хлебом. Та натянула фальшивую улыбку и бросилась навстречу послу. Тот с недоумением поглядел, взял хлеб, повернулся к Джонсу и Кабботу, помахал рукой. И уже вместе они отправились в хату, где их ждали трезвеющие паханы...

Те хмуро сидели, скрестив руки и щурились на китайскую делегацию... Наконец хозяин, Трындинский, понял, что невежливо так вести себя по отношению к гостю, налил две кружки, положил на тарелочку грибочков и подошел.

- За знакомство. Выпьем, - изобразил он жестом.

- Выпьем, - согласился посол, взял кружку и залихватски ее опрокинул. Паханы переглянулись одобрительно. Трындинский подошел к послу и закричал ему прямо в лицо, будто глухому.

- Меня... Зовут... (он показал на себя)... Пахан Трындин ... а тебя? (он ткнул посла в грудь)

- Меня зовут Сунь Фэнь. Я неплохо знаю ваш язык..

- Вот это да! А чурка говорить умеет, - разинул рот Забылдыгинский пахан.

- Узкоглазый-то дает, молоток, - похвалил Задрыкинский.

- Кто же желторожего по-нашему научил? - поинтересовался Зубодробинский.

Только Криводановский промолчал. Он близко к китайцам жил, мало ли чего.

Лед растаял, и посол уже пил и закусывал наравне с паханами, согласился и на баньку с девками на завтра, а пока все разгоряченные вывалили на двор, окружили машину китайца.

- А скажи... этот... Сунь не знаю чего куда, что за странная машина у тебя? Где котел? Где топка?

- Фэнь мое имя. А Сунь - это фамилия. А машину сами поглядите, - усмехнулся посол, приглашая паханов к экипажу. Те кинулись внутрь, раздались восхищенные возгласы.

Джонс уже видел эту машину, она была напичкана новейшей электроникой и средствами связи, о которых паханы даже и не слыхивали. Впрочем, до того и сам Джонс не предполагал такого развития технологий.

Трындинский все ходил вокруг, принюхивался.

- А где-то тут у вас первачок припрятан?

- А в баке.

- Это зачем? В дороге поправляться что ли?