Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием

— Да.

— Это Дик. Работу сделал.

— Знаю. Почему не звонил?

«А то ты не в курсе», — подумал ронин и ответил:

— Засиделся в библиотеке.

Молчание. Все–таки не в курсе?.. И наконец:

— Я все выясню. Книги за мой счет.

— Контракт?

— Закрыт. Деньги тебе сегодня поступят. Жди. — И резкий отбой.

А до сих пор, выходит, не перевел. Ждал звонка? Возможно. Не в надежде ли, что переводить солидную сумму уже некому? Ладно. Идем дальше.

Коминс длинно потрескивает. На сей раз не отвечают долго.

— Алло?

Разбудил–таки. Это уже не месть, это необходимость.

— Здорово.

— Хай.

Ром. Напарник и старый друг. Старый и… Ну да,

выходит, что единственный.

— Спишь, что ли?

— Сплю. Какие проблемы?

— Меня позавчера чуть не отправили. Интересуюсь — кто.

— Где?

— На конкурсе эрудитов. Сутки прокопался в библиотеке. Нужен твой совет.

Глубокий вздох человека, отрывающего волевым усилием голову от теплой подушки и едва глядящего, продрав глаза, на часы.

— Хорошо. Попробую выяснить.

— Желательно сейчас.

— Этого не обещаю.

— Не исключено, что теперь возьмутся и за тебя.

Так что постарайся.

— Ладно, уговорил. Ты где сейчас?

— Все еще в библиотеке.

— Выходить уже можешь?

— Придется. Я сейчас быстро завтракаю и встречаюсь с тобой через сорок минут в «Стекле».

— Завтракаешь?.. — Буквально.

Завтрак и впрямь уже пожаловал: серебряный диск — по сути миниатюрный флаер, выполненный в виде подноса, плавно пересек спальню, выпустил «посадочные ноги» и остановился перед ронином, демонстрируя ему скудную картину, не вызвавшую в голодном организме особого энтузиазма: овощной салат, два яйца и бокал с чем–то белым. Времена, когда вид любой натуральной пищи заставлял его рот наполняться слюной, давно канули в Лету.

Ронин был выходцем с первой Земли — колыбели человечества, своего рода матрицы для сотен обитаемых миров, освоенных людьми в давно завершившуюся эру массовых космических перелетов. Открытие телепортации — мгновенного перемещения живых объектов и материальных ценностей практически на любые расстояния — положило начало новой эре: поскольку попасть на другую планету стало, по сути, не сложнее, чем шагнуть в соседнюю комнату, а на многих из них имелись города–столицы с прежними названиями, постепенно Земля как бы размазалась по Галактике, стала, так сказать, дискретной. Когда путешествие из одной столицы в другую с тем же названием стало отличаться от вояжа в соседний город на той же планете лишь существенной разницей в цене, произошло наконец окончательное разъединение общественных слоев, и до того тысячелетиями живших словно на разных планетах: обитаемые миры разделились на три основных категории — планеты–люкс, планеты–труженики и планеты–парии. При этом Земля–прародительница, выжатая человечеством до дна, скатилась вскоре в третью категорию. Жесткие условия жизни на париях делали их поставщиками лучших в галактике солдат, охранников, телохранителей и разного рода убийц.

— Трапеза аскета, — пробурчал ронин, берясь за вилку.

— Для тех, кто имеет обыкновение падать с крыш, предпочтителен легкий завтрак.

Жен положила рядом на постель стопку одежды. Не поленилась собственноручно принести — надо же.

«Столик» с остатками завтрака снялся с кровати.

— Еще бы ополоснуться. Можно?

— Только осторожно. Душ налево. Давай помогу.

— Спасибо. Дальше я сам.

Они почти не разговаривали до тех пор, пока не оказались у дверей в гараж. Прежде чем поцеловать ее по–приятельски в щеку, он сказал еще раз:

— Спасибо. — И дежурный вопрос: — Сколько я тебе должен?

Пауза. Короткий вздох:

— Как всегда.

Стало быть, «особые условия» лечения ему следует воспринимать как дружеский жест, возможно — как знак личного внимания. А может быть, их следовало отнести к категории «постоянным клиентам скидки»? Сейчас ронин предпочел бы второй вариант, поскольку личное внимание не ограничивается, как правило, единичным жестом. А он собирался обратиться к ней еще с одной просьбой.

В небольшом гараже стояли две машины: его серебристо–серый «Мустанг» — тачка не новая, но надежная и маневренная — смотрелся как неуклюжий прогл рядом с ее изящной, словно удлиненная бусина, «Феррари–Супрой». Когда–то он задал Жен глупый вопрос:

«Зачем тебе эта незаконная практика? Чего тебе не хватает?» Она отделалась коротким ответом: «Хобби». Наверное, это было правдой, точнее той небольшой частью правды, с которой у нее все начиналось. «Хобби» вытащило ее из полунищего прозябания на какой–то из рабочих планет, обеспечило комфортное существование в мире категории «Прима–люкс», после чего, что называется, «взяло за жабры»: Жен оказалась плотно е завязана со структурой, сделавшей ее «леди полусвета» и по–прежнему нуждавшейся в ее услугах. Она стала необходимым звеном системы, не имеющей привычки отпускать людей «по собственному желанию» — разве что через двери морга. Здесь они с ронином могли считаться товарищами по несчастью — лишний повод помогать друг другу в ситуации, когда на горизонте замаячили эти самые «двери».

— Разреши взять твою машину? У моей что–то сбои в программе, а копаться сейчас некогда — срочное дело. Она протянула ключи:

— Бери.

— И выпусти меня с заднего подъезда. Мне оттуда удобнее добираться.

Она, улыбаясь, качнула головой:

— Выкатывайся через главный. Я поутру люблю прошвырнуться по магазинам, так что подозрений не вызовет.

Еще раз болван. Юлить перед ней не имело смысла.

— Слушай, Жен… Я не могу гарантировать, что верну тебе машину. Если что…

— Разумеется, ты купишь мне новую. А теперь выметайся.

По крайней мере, садясь в ее «Феррари», он теперь не чувствовал себя последней скотиной, обманувшей человека, оказавшего ему помощь.

Выплыв из гаража, ронин неспешно развернулся и задал среднюю скорость, постепенно перестраиваясь в нижние уровни скудного утреннего потока машин. «Хвоста» вроде бы не было, и тонированный колпак «Феррари» надежно скрыл его от возможного наблюдателя с оптическим прицелом. Впрочем, любому профи известно расположение посадочных мест во флаерах основных типов.

Наблюдатели себя не обнаружили. Пока.

Остановился за дом до назначенного места. Закурил. Хмурое нынче утро — под настроение. И город вокруг как бежево–серый дагеротип на мятом небе.

Похоже, что снаружи чисто. Пожалуй, даже чересчур чисто. Или в нем уже просыпается синдром дичи? Страх перед опасностью и еще больший страх, когда ее нет. «Синдром дичи». У него.

Ронин усмехнулся от души, впервые за эти дни искренне и зло, во весь оскал — по–волчьи. Убийство киллера, что бы ни воображали себе на этот счет любители детективов, — дело простое и практически безнаказанное: ни тебе телохранителей, ни охраны, а расследование, как правило, скоро заходит в тупик. Единственное условие — убивать следует наверняка, с первого раза. Иначе задача грозит принять прямо противоположную направленность. В чем кое–кому пришлось недавно убедиться на собственной шкуре. Кто? Р–р–разберемся.

Ветровое стекло подернуло мелкой моросью. Пора. Круглосуточный ресторан–бистро «Осколки», в просторечии «Стекло», расположенный в центральной части высотки на площади Гагарина, при всех недостатках имел два важных преимущества: войти, как и выйти из него, можно было с шести разных точек, при этом не обязательно с улицы. Кроме того — и это было известно немногим — в кабинете хозяина за потайным шкафом имелся экстренный телепорт. Супердорогое удовольствие, но того стоит.

Ронин вошел в здание на первом уровне, с самой земли, которой в последнее время нечасто касался ногами, и поднялся вверх на скоростном лифте.

Ром уже на месте.

В заведении, помимо Рома, оказалось целых три посетителя — подозрительно много для столь раннего времени и дождливой погоды: молодая женщина с двумя кавалерами шкафообразного телосложения. Телохранители знатной особы? Что может делать знатная особа во второсортной забегаловке в полседьмого утра? Ром устроился на излюбленной позиции — возле «стекла обозрения». Ему оттуда, конечно, улицу видно. Но и сам он с улицы — словно на стенде для стрельбы — отменная мишень. «Значит, за свою жизнь не опасается. А как насчет моей? Тоже спокоен? Или?.. ? Сейчас выясним».