Семицвет: молодость богов. Части 1-2 (СИ)

— Похвально. — Ответил отец, садясь за стол, — вот только результатов не заметно.

— Ну, Паш. — Сказала Света умоляющим голосом, она, как всегда, старалась всех помирить. — А ведь Лешенька сегодня полдня в спортзале был, ещё историей занимался, ведь, правда, Лешенька?

Тот кивнул. Правда от «Лешеньки» его слегка передернула.

— Да что толку, что он весь день чем-то занимался? — Раздраженно спросил отец, садясь за стол. — Мне кажется, что я становлюсь сторонником классического образования. Зачем отменили школы? Ещё бы телесные наказания ввели. Сразу бы все стали образованными, а руками писать уже в шесть лет умели.

— Дорогой, успокойся. — опять сказала Света, но Алексей сразу почувствовал, что зря. Иногда слово «успокойся» было совершенно неуместно, и человек вместо того, чтобы успокоиться злился ещё сильнее. Удивительно, что Света этого не понимала.

— Да спокоен я! — сказал отец, звякнув вилкой. Он всегда говорил, что спокоен, но было видно, что разозлен. Иногда в таких случаях хотелось позлить его ещё больше.

— Но твои дети и так тебя не видят, — продолжала Света, — если ещё и общеобразовательная…

— Это не только мои дети!

— Я решил. — Внезапно сказал Алексей.

А ведь он действительно внезапно решил. Просто решил и все. Ему прямо похорошело от определенности — прямо сейчас и здесь он выбрал себе профессию. И этому было самое лучшее время и место!

Правда, кажется, его никто не услышал.

— Ну, конечно, не только твои. — Согласилась Света. А она всегда соглашалась со всем, что говорит отец, Алексея это иногда бесило, ведь, стоит со Светой поговорить о какой-нибудь проблеме, так она была за него, за Лешеньку. Но стоит оказаться рядом отцу — так все их совместные разговоры можно было запихнуть куда подальше. Алексей терпеть не мог эту двухстороннюю дипломатичность. И вот сейчас опять то же самое, — подумал он.

— И вот сейчас то же самое! — Сказала Света. — Не самое лучшее время, чтобы упрекать меня в этом…

— Но я решил! — сказал Алексей громче.

— А знаешь, я подала генотип на анализ и хочу ребенка.

— Что? — Спросил отец. — А у меня спросила?

— Тебя я спрашивать должна, если хочу, чтобы ребенок был общий. А себе, своего ребенка я могу и без твоего ведома родить. А ты же все равно откажешься.

— Почему откажусь!? — вдруг взорвался тот.

— А что, не откажешься?

— А ты спрашивала?

— Спрашиваю! Отвечай.

— Нужно все обдумать.

— Ничего не нужно обдумать. Так мы ещё лет десять протянем, пока думать будем…

— Я решил!!! — закричал Алексей.

— Он решил, и мама будет рожать? — спросил маленький брат, вышедший из спальни в одной пижаме. Ну, да, только вот его здесь и не хватало. — Что вы так кричите? Я чуть не описался. — Пискнул он.

— Так. — Сказал отец. Кажется, от всего, что произошло, он действительно стал успокаиваться. Или просто был ошарашен. — Давайте по порядку. Вот Алексей — старший мужчина в доме после меня, пусть и начинает. А дальше тот, кто только что чуть не описался.

— В общем, представляешь, эти двое встали в позу, совсем обо мне забыли, а я тут и говорю — военная кафедра! — Он засмеялся, просматривая учебники для скачивания.

— И они поверили? — спросил Злат.

— Во что поверили?

— В эту ахинею.

— В какую такую ахинею?

— Ну, в то, что ты решил поступить на военную кафедру.

— Так ты тоже мне не веришь? — устало сказал Алексей. Ему стало обидно. Никто ему не верил. Родители, уж точно. Но если уж Злат не поверил, то уж что ждать от остальных. А от старосты, а от куратора ждать вообще ничего не стоило. Хотя, помощь куратора была сейчас неоценимой.

Алексей нахмурился, встал из-за стола и вышел. Ему надо было торопиться в школу — он не высидел свои шесть часов. Можно было посмотреть историческое кино или порисовать. В общем, чем-нибудь заняться, чтобы не шататься без дела, иначе подойдет какой-нибудь блюститель правопорядка, отправит его в школу насильно, а родителям придет жалоба. А этого не хотелось — особенно сейчас, поэтому стоило спешить, до продленки меньше двадцати минут.

Злат догнал его метров через тридцать.

— Да подожди, не дуйся.

— Ты совсем как Света! Она тоже мне не верит, а верит больше отцу, и ещё она постоянно говорит «успокойся», «не сердись», «не дуйся».

— Но это же безумие! На военную кафедру поступить ещё сложнее, чем на преподавательскую. А преподавательская кафедра даже ещё сложнее, чем юриспруденция, куда Витек хочет.

— Не говори мне про Лазарева. Даже слышать про него желаю.

— Ну… — он задумался. — Военная кафедра, это гораздо сложнее, чем медицинский, куда Алена пошла.

— И что? Кто мешает мне попробовать?

— Да тебя в классе вся засмеют.

— А мы никому не скажем.

— Но зачем пытаться сделать то, что у тебя все равно получиться?

— Ты думаешь, что это невозможно? Это возможно, только трудно. А никто из героев прошлого не боялся трудностей. И сложностей. Кто мешает мне попробовать? И мне не нужно бояться. Хотя я боюсь. К тому же я сказал отцу, что если…

— Что?

— Только никому не говори. В общем, я сказал отцу, что если я не смогу сдать общие вступительные экзамены, то возьму профессию, предложенную центром занятости.

— А ты сможешь?

— Мне нужна оценка «отлично» на экзамене по любой технической профессии.

— А если родители тебе денег не дадут?

— Центр занятости.

— А если не сдашь?

— Центр занятости.

— А если все равно откажут?

— Центр занятости. — Вздохнул тот.

И оказалось, что единственный предмет, которого ему не хватало для поступления — это математика. По русскому языку у него был зачет, хотя руками он писать и не умел. По литературе оценки не было, но для принятия резюме требовалось или литература, или история, а с историей у него проблем не было — как и с биологией, которые он вообще считал простыми науками. Даже слишком.

Значит, математика. Ненавистная, вездесущая математика. Камень преткновения. Сложная, малопонятная дисциплина, учиться которой по своему желанию не станет никто. Только из-под палки. Ну, или если захочет поступать на военную кафедру.

Самым неприятным было то, что для математики требовалась оценка «отлично», в то время как для остальных предметов — только зачет. Хотя, получить отличную оценку по всем предметам тоже было бы неплохо. Это могло повысить шансы…

Он перестал понимать математику в тот момент, когда цифры стали заменять буквами — иксами, игреками и прочими, а когда буквы стали заменять названиями — косинусами и синусами, он вообще перестал посещать занятия.

Хотя, пару раз он все-таки приходил на урок, но было как-то неприятно сидеть и совершенно не понимать, что происходит. И единственное, что оставалось — это притворяться, будто что-то понимаешь, списывать с доски и кивать, молясь всем богам, чтобы к доске не вызвали.

И этому придется учиться. Ну что же, придется, так придется…

Все усложнялось тем, что заниматься придется тайно — одна мысль о том, что класс узнает его тайну о военной кафедре, будет дружно смеяться, поминать каждый день, подкалывать пугала так, что руки опускались.

Он повертел головой, отгоняя дурные мысли, и вошел в помещение. С библиотекой ему в некоторой степени повезло — это была лучшая библиотека в городе и находилась она в двух шагах от его дома, через дорогу. Обычно, он смотрел здесь исторические фильмы — у них дома тоже был стереовизор, но в библиотеке он был огромный, и звуки, и запахи и полное погружение…

К тому же, часы, проведенные в библиотеке, засчитывались как учебные, а в школе чаще всего делать было нечего. Только английский, может быть. Или история. Ну, и математика.

Злат уже ждал его внутри. Все-таки хорошо, что у него есть Злат. Он хоть и слабенький, но отчего-то всегда был рядом и часто помогал. Было бы обидно, если о его тайне вообще никто не знал. А тут — хоть какая-то, но поддержка.