Наблюдатель

Макс. Август 3359 г.

Комната была большой и светлой, хоть и немного старомодной. По крайней мере, стол и кресла не убирались в пол после нажатия кнопки (терпеть не могу этих новомодных штучек). Поляроидных окон тоже не было, вместо них стекла закрывали самые обычные тяжелые и приятные на ощупь гардины, вбирающие в себя жесткость света дневных ламп.

На столе рядом с двумя видеотелефонами и мусоросжигателем, сделанным в виде симпатичного пингвинчика с раскрытым клювом, лежала ярко - красная коробка с микрофильмом. Второй микрофильм крутился на экране видео, врезанном в дубовую панель.

Зрителей было всего двое: я и мой непосредственный начальник, шеф Центрального отдела Службы безопасности. На первый взгляд могло показаться, что его совершенно не интересует происходящее на экране. Маленькие, широко расставленные глаза равнодушно смотрели в сторону, в густой черной бороде попыхивала дорогая сигарета, огромный живот мерно колыхался в такт дыханию.

Видео показывало нам чью-то квартиру. Человеку, который в ней жил, явно было плевать на бытовые удобства, большую часть средств он тратил на первоклассную радиоаппаратуру и коллекцию шахмат (я успел заметить большое количество клетчатых досок - камера двигалась медленно по периметру помещения). Интерьер был небогатый: серый - шкаф с фильмами вдоль стены, традиционное видео со стереоэкраном, стоившее пару моих годовых зарплат, пластиковые кресла с мягкими подушками. На низеньком журнальном столике лежала одна из досок с расставленными шахматами. Издалека было похоже на сицилианскую защиту, но я мог и ошибаться, гроссмейстер из меня не ахти.

Возле столика стояло другое кресло, побольше и помягче, предназначенное, скорее всего для хозяина (а может, для почетного гостя). Камера неведомого оператора сделала оборот вокруг него и показала нам самого хозяина - черноволосого, с полными губами, круглым лицом и круглыми, несколько женственными плечами. Он полулежал в кресле. По тому, как он лежал, и по неестественно вывернутым ступням я понял, что хозяин всего этого великолепия мертв.

- Запись трехлетней давности, - прокомментировал шеф. - Это Ракша Бамир, индус. Старший оператор Дальневосточного филиала Института времени. Ты его должен помнить.

- Тот, что первым обнаружил неисправность в датчике контроля?

- Да. В программу датчика контроля одного из временных колодцев был запущен особый вирус, стерший данные об использовании колодца. Обрати внимание: обычные компьютерные вирусы на это не способны, они могут лишь целиком уничтожить программу, но колодец тогда прекратил бы свое существование. Здесь же он остался цел, но узнать, кто и когда им пользовался для перехода во времени, невозможно.

- Но служба безопасности допрашивала Бамира, я сталкивался с ним по ходу работы.

Шеф фыркнул:

- Топорно. Он был единственным возможным подозреваемым. За него взялись, прогнали через психоконтроль, и все впустую. Наружное наблюдение велось за ним в течение года, прослушивался телефон, фиксировались контакты. Разве что в сортир за ним не ходили.

Что-то еле уловимое в словах шефа царапнуло мой мозг, но шеф продолжал, не дав мне передышки:

- Его быстро отпустили, он улетел на Мальту и работал там начальником вычислительного центра на одном предприятии, потом жил на Эрусиме-6 в поселке геологов, вскоре улетел на Луну, проработал месяц в обсерватории на орбите и опять исчез, чтобы появиться таким образом, - шеф кивнул на экран. Потом он вдруг резко развернул в кресле свое объемное тело и уставился на меня. - Что ты об этом думаешь?

Я пожал плечами.

Как и любой гражданин, он имел полную свободу передвижения.

- Да? Тебе известно, где находится Эрусима?

- Парсеков сто пятьдесят-двести. Четыре гиперпространственных прыжка. Шеф, это неделя полета, не больше. Планета, конечно, заштатная, не столица, но после такого потрясения, которое испытал Бамир, я бы на его месте закатился куда дальше, чтобы никого не видеть и не слушать панихидные речи в свой адрес.

Шеф нажал кнопку. Комната с трупом исчезла, и на экране появился живой Ракша Бамир, симпатичный улыбающийся парень. Он помахал кому-то рукой; камера, проследив его взгляд, выхватила остановившийся аэромобиль и выпрыгнувшего оттуда бородатого тощего субъекта в потерявшем свой изначальный цвет комбинезоне.

- Тойво Геллер. Уроженец Земли, европеец, тридцать четыре года, специалист по контактам, специалист по гиперволновой связи. Бывший сотрудник Дальневосточного филиала Института времени. На Эрусиме обслуживал геологическую партию. Срок его контракта закончился в ноябре позапрошлого года, и он отбыл в неизвестном направлении. Дальнейших сведений о нем нет.

- А почему мы должны располагать сведениями о его местоположении? Он что-нибудь нарушил?

Шеф вздохнул, посмотрев на меня как на нерадивого ученика.

- Ракша Бамир, как сказано, было в предварительном заключении, умер от сердечной недостаточности. Но позднее вскрытие показало другое.

На экране крупным планом возникли шахматы - одно из маленьких произведений искусства. Сделанные из янтаря, они походили на миниатюрные ласковые весенние солнышки, такой приятный желтый свет исходил от них.

Я вдруг обратил внимание, что Ракша Бамир последнюю в своей жизни партию проиграл вчистую. Черные загнали белых в угол доски и практически разгромили. Конечно, это не было сицилианской защитой, мое первое впечатление оказалось ошибочным, хотя кое-какие мотивы ее напоминали. Белый король стоял в сиротливой изоляции, ему угрожали с трех сторон, и лишь одна преданная пешка, припав к его животу, будто самурай, готова была защищать своего господина не на жизнь, а на смерть.

- С них хотели снять отпечатки пальцев, - задумчиво сказал шеф, - но неожиданно оказалось, что фигурки особым образом обработаны.

Они абсолютно стерильны - с них удалено все, вплоть до микрочастиц.

- Теперь понятно, - так же задумчиво сказал я.

- Это еще не все. Когда шахматы исследовали, была отдана команда на эксгумацию трупа. И лаборатория обнаружила в мышечных тканях остатки неизвестного яда ряда алкалоидов. Бамира отравили. Теперь ты понимаешь, что эти полтора года он не просто путешествовал с планеты на планету - он скрывался. От всех: от себя, от черта с дьяволом. И одного желания - уединиться после потрясения здесь мало.