Попаданец (СИ)

Шершавые пальцы вновь робко коснулись его локтя, и чумазый заморыш пробормотал, заикаясь:

- У тебя что, тоже болотная хворь?

"Малярия", - догадался Кей и болезненно скривился, сползая на землю рядом с мальчишкой.

- Нет, - угрюмо буркнул он, утыкаясь лбом в колени. От мысли о том, что он, возможно, навсегда застрял в этой вонючей Алабаме, его даже замутило. Или это от ломки? Он снова тоскливо зарычал, и заморыш рядом с ним судорожно подпрыгнул.

- Как тебя звать, Заяц ты несчастный? - кое-как осведомился Кей, сумрачно покосившись на него.

- Айзек, - послушно доложил тот, шмыгнув носом.

- Ай, значит, - едва ворочая языком заключил Кей. - Будешь Ай. Ну или Заяц. А я - Кей Фирс Дог, так и зови, мелочь пузатая.

На него снова накатила дурнотная слабость - такая, что не передать.

- Попить бы, - уныло пробормотал он, стуча зубами, и Ай, видать, сразу его понял, потому что перед носом у Кея вдруг оказалась оплетённая верёвкой баклажка из тыквы, в которой что-то булькало. Он жадно выпил воду в несколько глотков, но легче ему не стало. Всё выпитое немедля подкатило к горлу.

- Тошнит, - еле выговорил Кей, глядя в сочувственные глаза Айзека. - Ломка, сука, накрывает. Ты этого не знаешь, Заяц, и не надо.

Какой-то частью сознания Кей понимал, что ломка сейчас ему даже кстати - чтобы вконец не ополоуметь в открывшихся сраных обстоятельствах. А так... ну, будет он валяться мешком, блевать и ссаться под себя, покуда не переломается, зато мысль о том, что он очутился не понять где и не понять с кем, за сотни миль и лет от родного Нью-Йорка, не вынесет ему последние мозги.

- Поможешь мне, Заяц? - прошептал Кей, откидываясь назад и упираясь затылком в стену, и Айзек быстро-быстро закивал, испуганно воззрившись на него.

Заяц и есть...

Дверь сараюшки со скрипом распахнулась, и до Кея, как сквозь вату, донёсся гвалт, царивший снаружи: гомон толпы и душераздирающие бабьи вопли.

Эти вопли, полные отчаяния, пробили даже окружавший Кея кокон дурноты, и он болезненно сморщился. Баба орала так, будто её резали, ей вторил детский рёв. Кей нехотя разлепил глаза и увидел на пороге давешнего бородатого козлину, которого огрел хлыстом. А рядом с ним - богато разодетую тёлку в длинном голубом платье, в шляпке и с кружевным зонтиком. Белую тёлку, что характерно. Та морщилась, как Кей, и прижимала к носу маленький платочек. Воняло ей тут, понятное дело.

Кей поглядел на Зайца - тот проворно вскочил и теперь неуверенно переминался с ноги на ногу. Сам Кей вставать не собирался - не было ни сил, ни желания. Но тут бородатый мудлон, видимо, желая выслужиться перед тёлкой с зонтиком, подскочил и попытался пнуть Кея сапогом в бок. Однако тот, как бы хреново ему ни было, увернулся и сам захлестнул цепь вокруг сапога верзилы - хоть какая-то с этой паскудной цепи польза оказалась!

Верзила торопливо отскочил и жалостно проблеял, обращаясь к тёлке:

- Я же говорил вам - он одержим самим Сатаной, этот черномазый, он опасен, мисс Лора!

Тёлка, поименованная мисс Лорой, отняла платочек от своего точёного носика и покрутила в обтянутых перчатками пальцах, внимательно разглядывая Кея. Тот нагло оскалился в ответ, памятуя, что из всей одёжи на нём сейчас - только тряпка, намотанная на бёдра, да грёбаные кандалы. Пускай любуется!

Она была немногим старше него, эта расфуфыренная цаца, и смотрелась очень даже годно: высокая, фигуристая, сиськи размера "D", никак не меньше, белокурая, судя по выбившимся из-под шляпки волосам, а глаза - синие-синие. Надменные, изучающие Кея, будто насекомое какое-то. Несмотря на общий аминь, творящийся вокруг, на подступающую ломку и клятые цепи, Кею до смерти захотелось как следует ей засадить.

Чтобы спеси-то поубавить.

- Вздор, - наконец негромко произнесла мисс Лора мелодичным спокойным голосом. - Он достался мне бесплатно, он силён, молод и неплохо пригодится на плантации, Гектор.

- Сперва отсоси у меня, сучка ты белобрысая! - процедил Кей, у которого при её словах всё внутри так и вскипело от ярости. Но по тому, как она недоумённо заморгала своими синими зенками, он сообразил - до неё не дошло. Ладно, сейчас ему всё равно было невмоготу препираться с этой богатейкой: его вновь начал сотрясать озноб. Этой мисс Лоре ещё предстояло понять, что пахать на неё Кей Фирс Дог не собирался ни при каком раскладе. Пускай хоть за ноги прикажет вешать!

Но он всё-таки прохрипел ей вслед, прежде чем провалиться в чёрный обморочный омут:

- Погодите! Какой сейчас год? Леди, мать вашу! Скажите, какой сейчас год! От Рождества Христова, - добавил он, из последних сил удерживаясь на краю омута.

Синие глаза удивлённо моргнули, но она ответила ему - всё тем же спокойным мелодичным голосом:

- Одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмой.

И Кей опять провалился в безмолвие и темноту.

* * *

(cause i'll beat you down, like it ain't nothin')

tha streetz R Deathrow

(cause i'll beat you down, like it ain't nothin')

tha streetz R Deathrow

I just murdered a man, i'm even more stressed

wearin' a vest

hopein' that their aimin' at my chest

much too young to bite tha bullet

hand on tha trigga

I see my life before my eyes each time I pull it

* * *

Сквозь дурманную муть Кей слышал скрип колёс и отчётливо понимал, что дурдом не закончился, а продолжается. Его голова бессильно перекатывалась по выщербленным доскам, прикрытым тряпьём. Чьи-то руки заботливо приподнимали её, в запёкшиеся губы тыкался мокрый холодный край баклажки, вода выплёскивалась на шею и грудь. Кей жадно глотал воду и проваливался в забытье... чтобы, очнувшись, снова обнаружить под собою щелястые доски, а над собою - пронзительно-голубой купол неба.

Время от времени над ним возникала чумазая озабоченная физиономия давешнего заморыша, как-его-бишь-там, Ая-Зайца, и тут же пропадала, когда Кея опять накрывало беспамятством - чёрным, глухим и тошнотным.

Но и в этом беспамятстве он цеплялся памятью за одну лишь фразу, произнесённую мягким женским голосом: "Одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмой". Он знал, что эта фраза знаменует собой что-то очень важное... что-то такое, что он забыл, но непременно должен вспомнить... что?

Когда Кей прочухался в очередной раз, никакие доски под ним не шатались и не скрипели. Под ним была твёрдая земля, а над головой распростёрлось не голубое, а черно-звёздное небо. Громко и пронзительно трещали цикады, рядом ещё что-то потрескивало, согревая ему голый бок - костёр, догадался Кей. А его голова покоилась на чьих-то упругих коленях, которые точно не были костлявыми коленками Зайца.

Кей озадаченно похлопал глазами, попытался протереть их кулаком и обнаружил, что запястья его по-прежнему скованы злоебучей цепью. Яростно замычав, он всё-таки протёр зудящие зенки и сделал ещё одно открытие: над ним светилась смуглявая мордашка хорошенькой девчонки, печально ему улыбнувшейся. Значит, его разнесчастная башка лежала как раз на её коленях.