Виктор

– И что?

– Попробуйте, сэр, эффект весьма впечатляет.

– А вам не кажется, что вы слишком умны для того, чтобы быть обычным слугой?

– Возможно, раньше я не был слугой. А возможно, это ложные воспоминания. В любом случае, я не смогу ответить на этот вопрос, сэр.

– Хорошо, Саймонс, спасибо за совет.

– Не стоит благодарности, сэр.

В течение недели Виктор плавал или фехтовал до изнеможения, а вечером отправлялся в склеп, где отдавался страхам. Сколько раз он думал, что умирает или сходит с ума, но в действительности ничего этого не происходило. Внезапно он понял, что боится только часть его «я», тогда как сам он наблюдает за этим со стороны. При этом он мог по своему желанию либо погружаться в сводящий с ума ужас, либо отстранённо наблюдать за ним. От удивления он забыл, где находится и попытался вскочить на ноги. Удар головой о каменный потолок принёс ещё одно открытие: оказывается точно так же можно наблюдать и свою боль! Страх и тьма оказались освободителями, а не врагами.

Ночью Виктору приснилось имя: Жозефина. Только имя, но это имя наполнило его душу чувством невосполнимой утраты, любовью, страстью, тоской… Подушка была мокрой от слёз.

Следующую неделю он был одержим этим именем и буквально считал минуты до заката. Уединяясь в склепе, он пытался вытянуть из себя хоть что-то, что могло бы открыть ему тайну этого имени. Только в полном изнеможении, мучимый голодом и жаждой, он возвращался наверх. Постепенно им начало овладевать отчаяние.

– Похоже, вы слишком усердны, сэр, – заметил Саймонс после того, как Виктор пропустил один из тех ударов, которые человеку с его уровнем мастерства стыдно пропускать.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, переводя дыхание.

– Стучи, и тебе не откроют. Своими усилиями вы не позволяете воспоминаниям прийти. Это как сон, который нельзя призвать. Ему можно только покорно отдаться и ждать.

Виктор подозрительно посмотрел на Саймонса.

– Я лишь высказываю то, что приходит мне в голову, – пояснил тот, – но откуда у меня эти мысли – остаётся загадкой, сэр.

2

Весенний Париж жил своей жизнью. В многочисленных ресторанчиках и кафе посетители наслаждались едой и вином. По улицам прогуливались дамы и кавалеры. Одни – в экипажах, другие – пешком. Город любви и наслаждений оправдывал свою репутацию.

Викто́р ходил среди этого великолепия и глотал слюни. В его жизни была очередная тёмная полоса. После того, как он по глупости связался с вольнодумцами (из-за чего пришлось покинуть Россию), в его жизни такие полосы случались всё чаще и чаще. На этот раз у него не было ни денег, ни жилья, ему даже нечего было продать. Он был готов на любую работу, пусть даже за стол и кров, но найти ничего не удавалось. Оставалось попрошайничать или грабить, однако ни тому, ни другому искусству он не был обучен.

Не зная, на что решиться, Виктор бесцельно слонялся по парижским улицам, наблюдая со стороны за праздником жизни, на который у него не было билета. Приближалась ночь, и надо было найти уютную подворотню, ещё не занятую другими такими же безбилетниками. Хуже всего было то, что сообразительная обычно голова была такой же пустой, как и желудок.

– Такое впечатление, что кто-то специально отгоняет любые хоть сколько-то полезные мысли, – сказал он себе, идя по тёмной безлюдной улице, куда его занесла судьба или предоставленные сами себе ноги. Виктор давно уже не стеснялся разговаривать с собой вслух.

Послышался стук копыт. Навстречу Виктору ехала слишком дорогая для этого района карета. Он заранее поспешил убраться с дороги, но экипаж остановился на расстоянии двух домов от Виктора. Сначала Виктор хотел было подбежать к экипажу, чтобы открыть дверь, – так можно было заработать пару медяков, – но одумался. Ночь, безлюдье, да и его внешний вид вполне могли заставить обладателей экипажа принять его за грабителя. И гарантированная в этом случае лишняя дырка в теле Виктора никак не устраивала.

Тем временем дверь экипажа открылась, и из него вышла прилично одетая дама. Едва она покинула экипаж, кучер поспешил убраться подальше. Открыв своим ключом дверь, дама вошла в дом. Буквально в следующую же секунду послышался сдавленный женский крик. Её там ждали, причём далеко не друзья. Недолго думая, Виктор бросился на помощь даме, но едва он вбежал в подъезд дома, как сильный удар по голове сбил его с ног…

Он пришёл в себя только около полудня: с обмороком от удара объединились голод и практически полное отсутствие нормального сна в в течение длительного времени. Голова была забинтована, болела, но была на месте. Виктор лежал на огромной кровати в просторной, дорого и со вкусом обставленной комнате. На Викторе была дорогая пижама. От тела приятно пахло чистотой – прежде чем переодеть и уложить, его выкупали. Чистота! Только после бродячей жизни можно до конца осознать, какое это блаженство – ощутить себя чистым!

Виктор попытался встать, но сильная боль во всём теле, – удар по голове оказался не единственным подарком тех неизвестных друзей, – заставила его отказаться от этой затеи.

На тумбочке возле кровати рядом с подсвечником лежала записка, написанная красивым мужским почерком:

«Дорогой друг!

Доктор прописал Вам покой, так что можете наслаждаться им сколько угодно. Если Вам что-то понадобится – звоните. Если нет – тоже звоните. Буду рад с Вами познакомиться.

Ваш покорный слуга Джеймс».

Найдя шнур у изголовья кровати, Виктор несколько раз дёрнул за кольцо. Где-то вдали послышался звон колокольчика.

Через минуту в комнату вошёл изысканно одетый мужчина средних лет. Всё его существо буквально излучало силу и уверенность в себе, а глаза светились добротой и умом. Он был высокого роста, худой, но физически очень крепкий. Лицо его было приятным и говорило о том, что он принадлежит к числу породистых людей.

Хоть Виктор и вспомнил каждую деталь внешности этого человека, но то главное, что создаёт из деталей целое, от него ускользало. Встреть он его на улице, Виктор прошёл бы мимо, не узнав человека, сыгравшего важную роль в его судьбе.

– Добрый день, мсье, – сказал вошедший, – рад, что вам стало лучше. Моё имя – Джеймс Рид. Для вас просто Джеймс.

– Виктор.

– Доктор сказал, что вам нужно ещё несколько дней провести в постели. Сейчас я распоряжусь, чтобы вам принесли поесть, а потом мы сможем поговорить.

Сказав это, Джеймс позвонил. Слуга принёс в комнату поднос с чашкой бульона, кофе и круассаном. После своего вынужденного поста Виктор готов был съесть быка, и такой завтрак мог разве что ещё сильней раззадорить чувство голода, которое несколько притупилось после безрезультатных попыток раздобыть хоть какую-то еду.

– Доктор предупредил, что к еде вас надо приучать постепенно, иначе может стать плохо, – пояснил Джеймс, понимая состояние Виктора.

– Прежде всего, – начал разговор Джеймс, когда Виктор закончил есть (во время трапезы они сохраняли молчание), – я хочу от всего сердца поблагодарить вас за ваш отчаянный поступок, благодаря которому моя дочь избежала огромных неприятностей. Можно даже сказать, что вы спасли ей жизнь.

– Но я ничего не успел сделать.

– Вы приняли огонь на себя, позволив, тем самым, выиграть время. Только благодаря этому всё обошлось.

– Что ж, я очень рад, что смог оказаться полезным вам и вашей дочери.

– А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы поговорить с вами о деле.

Со стороны Виктора возражений не последовало.

– Пока вы лежали в беспамятстве, я позволил себе навести о вас справки. Вы – Виктор Александрович Григорьев, русский дворянин, бывший офицер. Пять лет назад вы спешно бежали из России, боясь преследований со стороны властей за участие в антиправительственном заговоре. Во Франции ваша жизнь складывалась не очень удачно.

– И это ещё мягко сказано! – согласился Виктор. Он был поражён тем, насколько оперативно Джеймс смог о нём всё узнать.

– Учитывая всё это, я хотел бы предложить вам место моего секретаря. Надеюсь, вы не откажетесь?