Под колесами – звезды

Глава тринадцатая

– Эй, соня, завтрак на столе!

Егор открыл глаза и увидел над собой умытую и одетую Зою.

– Привет, – сказал он и потянулся было поцеловать девушку, но, вспомнив вчерашнее, остановился и сделал вид, что просто потягивается со сна.

Зоя засмеялась, наклонилась и сама поцеловала его в уголок рта. Егор вдохнул молодой запах её волос и подумал, что испорченную Анютой ночь нужно срочно исправлять, а не то он и «ква» сказать не успеет, как потеряет эту замечательную девушку, – быстро найдётся какой-нибудь молодой да ражий с нормальной машиной в придачу.

– Проводишь меня до троллейбуса? – спросила Зоя, когда они покончили с кофе и бутербродами.

– Зачем троллейбус? – удивился Егор. – Я тебя довёз… – и осёкся.

– Вот именно, – усмехнулась гостья. – После вчерашнего мне что-то пока не очень хочется садиться в твой автомобиль. Ты его сначала в порядок приведи, а уж потом я подумаю. Хорошо?

– Его нельзя привести в порядок, – буркнул Егор. – Он сам себя в порядок приводит. И не только себя.

– Это такая фигура речи? – сощурилась Зоя.

– Хотелось бы…

– Не хочешь говорить – не надо.

– Да не в этом дело… Просто я не знаю, что говорить. С этой машиной последнее время действительно происходят довольно странные вещи, в которых я пока не могу разобраться. Разберусь – расскажу.

– Ты не учитываешь, что я любопытна как кошка, – сообщила Зоя. – Впрочем, в машинах и в их устройстве всё равно ничего не понимаю, так что в данном случае моё любопытство вполне компенсируется моей безграмотностью. Ладно, разбирайся. Только сначала всё-таки проводи меня до троллейбуса.

– Тогда уж позволь мне посадить тебя в такси, – предложил Егор. – А то как-то неправильно получается: не обеспечил девушке обещанного удовольствия да ещё и домой доставить с комфортом не сумел.

– Джентльмен! – засмеялась Зоя.

– Да, я такой, – скромно согласился Егор.

– Кстати, сударь, мы уже столько дней знакомы, а я так и не знаю чем вы занимаетесь в этой жизни и на какие средства существуете. Непорядок.

– Между прочим, сударыня, то же самое я могу сказать и по отношению к вам.

– Студентка я…

– Комсомолка, спортсменка?

– И наконец – просто красавица, – обнаружила хорошее знакомство с отечественной киноклассикой Зоя. – Пятый курс журналистики. Через месяц – диплом. Но вообще это не честно. Я первая спросила.

– Художники мы. – вздохнул Егор. – Керамисты. Глина, шамот, ангоб, глазурь… Ты разве ещё не поняла?

– Да о чём-то подобном догадывалась. Но хотелось всё же уточнить. А где можно увидеть твои работы?

– Работы… Последнее время, к сожалению, я мало работал. Впрочем, погоди… – Егор поднялся из-за стола и вышел в другую комнату.

Вскоре он вернулся с большой картонной коробкой в руках…

– Это тебе, – он положил коробку на стол перед Зоей. – Подарок. Должен ведь я как-то компенсировать прошедшую ночь…

– Далась тебе эта ночь… Я уже обо всём забыла. – Зоя с нескрываемым интересом попыталась открыть коробку. – Что-то не получается…

– Зато я не забыл. Нет, не так. Дай-ка мне…

– Какие вы, мужики, самолюбивые – просто смех. Особенно, когда дело касается койки. Ну не удалось трахнуть девушку. Подумаешь! Сегодня не трахнул – трахнешь завтра. Опять же в этом не ты виноват, а просто девушка такая попалась. Чувствительная слишком на внешние факторы.

– Вот интересно, – задумчиво проговорил Егор, снимая с коробки крышку. – Все будущие журналисты такие циничные, или это только мне подобный экземпляр попался? За особые, так сказать, заслуги.

– Поколение такое, – объяснила Зоя. – Пепси-кола, как оказалось, способствует выработке цинизма в гораздо большей степени, чем водка. Но за «экземпляр» всё равно ответишь. Потом. Ой, какая прелесть!

Она держала в руках маленькую глиняную кофейную чашку.

Когда-то, лет шесть назад, Егор сделал это кофейный сервиз специально для одной довольно богатой заказчицы, которая в результате от заказа отказалась, предпочтя ручную Егорову работу какой-то заграничной модной штамповке. С тех пор, тщательно обёрнутый в мягкую толстую бумагу и уложенный в специально склеенную для этого картонную коробку, сервиз пылился на шкафу в полном забвении.

– Это тебе, – сказал Егор. – Дарю.

– Не может быть! Это… это ты сам сделал?

Зоя с восторгом разглядывала изящную светло-коричневую, со сложными разводами-узорами, чашку в своей правой руке и такую же сахарницу в левой.

– Нет, – усмехнулся Егор. – Купил.

– Врёшь! – радостно засмеялась Зоя. – Сам сделал! Ой, какой ты молодец… Спасибо!

Она чмокнула Егора в щёку, быстро и аккуратно уложила чашку и сахарницу на место и посмотрела на часы:

– У-у! Мне уже совсем пора-пора! Позвонишь сегодня вечером, да?

Проводив Зою до проспекта и поймав ей машину, идущую в центр, Егор вернулся домой. В задумчивости постоял некоторое время подле Анюты.

Делать решительно ничего не хотелось.

Глупо зарабатывать деньги на хлеб насущный, когда у тебя в кармане без малого пять тысяч долларов, к тому же полученных не за честный труд, а просто выигранных на пари. Лёгкие деньги взывают к лёгкой жизни. Правда у Егора и заработанные деньги никогда особенно не задерживались, а уж шальные и подавно.

Однако желания пить-гулять и сорить рублями отчего-то тоже не возникало.

– Чего тебе надобно, старче? – пробормотал Егор, решительно распахнул дверцу и уселся за руль.

Сразу стало как-то легче.

– Приручила, да? – сказал Егор и включил радио.

Знакомая уже тишина на всех волнах…

– Ну ладно, Анюта, хватит уже, – попросил он. – Давай мириться.

– Давай.

Егор даже вздрогнул от неожиданности и машинально огляделся по сторонам.

Разумеется, они были одни. Он и Анюта. Если, конечно, не считать кота Тихона, который притаился на крыше сарая и внимательно смотрел вниз, на машину. Хвост у Тихона медленно и напряжённо ходил из стороны в сторону, а жёлтые от природы глаза даже при солнечном свете горели грозным огнём. Впрочем, нападать кот не решался, а, возможно, и не хотел. Просто всем своим видом показывал кто на самом деле в этом дворе хозяин, а также независимость и самодостаточность своей натуры.

– Здравствуй, Анюта, – волнуясь, как четырнадцатилетний школьник на первом свидании, сказал Егор.

– Здравствуй, Егор. Давно не виделись.

– Лично я даже успел соскучиться, – сообщил Егор, закуривая.

– Я тоже.

– Слушай, ты меня прости, пожалуйста, за те необдуманные слова насчёт колёс…ну, ты понимаешь. Я должен был догадаться, что ты живая.

– А я должна была понять, что тебе трудно так вот сразу поверить в происходящее. Я тут поразмышляла на досуге и пришла к выводу, что это вообще чудо – твоё ко мне отношение. Другой бы или с ума сошёл или избавился от меня каким-нибудь варварским способом. Скажем, облил бы бензином и сжёг.

– Вполне возможный вариант, – кивнул Егор. – Мне тоже, знаешь ли, до сих пор не по себе. Тем более, что я так и не знаю кто ты на самом деле. То есть, я понимаю, что ты живое разумное существо, но…

– Что «но»?

– Но… ты ведь… ты… не человек?

– А что такое человек?

– Человек – это, например, я.

– Ноги вместо колёс и сердце вместо двигателя внутреннего сгорания?

«А вместо сердца – пламенный мотор!» припомнил ни к селу ни к городу строчку из полузабытой песни Егор, а вслух сказал:

– Ещё голова.

– А в голове так называемые мозги?

– Допустим.

– И это всё?

– Что «всё», – несколько растерялся Егор.

– Всё, что определяет живое существо как человека?

– Нет, конечно. Самое главное – это душа.

– Наконец-то… – в голосе Анюты послышалась снисходительная усмешка. – Ну и как ты считаешь, есть у меня душа или нет?

– Мне почему-то кажется, что есть, – тихо сказал Егор.

– Правильно кажется. Значит, я человек?

– Курица не птица, женщина не человек, – ляпнул Егор и осёкся.