Наука побеждать. Авантюра (СИ)

   - Диего, - обратился я к своего адъютанту-переводчику, - беги к артиллеристам и раздобудь мне пушку с расчётом и пороха на два десятка выстрелов. Что хочешь говори и делай, - добавил я, - но к вечеру пушка должна быть у меня, ясно?

   - Ясно, - кивнул Диего, явно опешивший от такого приказа. - Но позвольте спросить...

   - На поле боя, - перебил его я, - будет твориться кромешный ад. К мушкетным выстрелам мои люди привыкли, а вот пушечные залпы будут их пугать поначалу. Это нормально. Но я не хочу из-за этого терять людей. Теперь всё ясно?

   - Так точно, - козырнул Диего. - Разрешите удалиться.

   - Ступай, - махнул я, оборачиваясь к плацу, где продолжали дырявить мишени мои люди.

   Я верно выбрал человека для подобного поручения. Не прошло и двух часов, как на плац выехал запряжённый двумя лошадьми передок с лёгкой пушкой. На нём устроились несколько бомбардиров во французских мундирах и кучер, а также Диего.

   - Господин лейтенант, - обратился он ко мне, спрыгивая с передка, - пушка по вашему приказу доставлена.

   - За каким чёртом мы вам понадобились? - фамильярно обратился ко мне старший бомбардир. Как и всякий солдат действующей армии, он свысока глядел на ополченцев, а так как мундир на мне был и вовсе ему, похоже, неизвестный, унтер окончательно распоясался.

   - Смирно! - рявкнул я ему в лицо и бывалый служака, тут же вытянулся. - Как разговариваете с офицером?!

   - Прошу прощения, господин офицер! - согласно уставу поедая глазами начальство, ответил старший бомбардир. - Разрешите готовить орудие к холостой стрельбе?!

   - Готовьте, бомбардир, - распорядился я. - И, кстати, моё звание во французской армии - лейтенант.

   - Понял, господин лейтенант, - кивнул тот и, срывая зло от невольной промашки, заорал на своих подчинённых: - Чего расселись, увальни?! Работать, канальи! Отцепляй орудие! Разгружай вьючную лошадь!

   За передком шла лошадь, нагруженная продолговатыми мешками с порохом, какими заряжают пушки. Бомбардиры сноровисто взялись за работу и уже спустя несколько минут орудие было готово к стрельбе.

   - Ставьте орудие за рядами моих солдат, - приказал я, - и ведите непрерывную стрельбу пока те будут выполнять строевые упражнения.

   - Есть! - снова вытянулся по стойке "смирно" старший бомбардир и, отвернувшись, принялся отдавать распоряжение, перемежая их отборными ругательствами.

   Во время первого выстрела большая часть солдат сбилась с ритма, барабаны и флейты замолчали, кое-кто даже не удержал мушкет. И тут же на них заорали унтера, отпуская самым нерасторопным оплеухи и зуботычины щедрой рукой. Второй выстрел, хоть и застал солдат врасплох, но музыканты уже не замолчали, и бойцам было легче держать ритм строевого шага. На последовавшие за ним выстрелы они реагировали всё меньше и меньше. К первому десятку и вовсе перестав сбиваться с шага.

   - Прекратить огонь! - скомандовал я бомбардирам, успевшим изрядно умориться, возясь с орудием на испанской жаре. - Отдыхаем до заката!

   - Мы можем быть свободны, господин лейтенант? - с надеждой спросил у меня старший, как и весь расчет, он сразу же расстался с мундиром и теперь щеголял замаранной порохом нижней рубахой.

   - Никак нет, - ответил я. - Для чего бы мне требовать два десятка зарядов? Вечером, когда люди немного отдохнут, а ваше орудие остынет, мы продолжим упражнения.

   - Ясно, - мрачно бросил старший бомбардир, возвращаясь к расчёту.

   Я прошёлся мимо рассевшихся в тени от стен казармы солдат, оглядывая их. Те кивали мне, отвечали на вопросы, которые я задавал, сами спрашивали, в основном, когда в бой. Я говорил, что скоро и потому надо готовиться упорней. Когда солнце скрылось за крышами домов, и жара немного спала, я приказал проложить упражнения, от строевых перейдя к стрелковым.

   Первый залп прошёл просто ужасно. Солдаты хоть и привыкли к выстрелам пушки, однако когда она звучно рявкнула, все вздрогнули, пусть даже едва заметно, и пули ушли "в молоко". И снова кричат унтера, костеря солдат на чём свет стоит. Новый залп под аккомпанемент пушечного выстрела прошёл несколько лучше. Третий - ещё лучше. А когда заряды у бомбардиров подошли к концу, промахов мои люди почти не давали.

   - Завтра с рассветом жду вас, - сказал я на прощание бомбардирам, цеплявшим орудие к передку. - Зарядов берите в три раза больше.

   - Прошу прощение, господин офицер, - ответил на это старший, - но у нас заряды казённые. За них отчитываться надо. А кастелян гарнизонный прижимистый, гад! За каждую пуговицу и ниток моток отчитываться требует.

   - С кастеляном я поговорю сам, - заверил ему я. - Ваше дело выполнять приказы.

   - Есть!

   А разговор с кастеляном будет сложным, быть может, придётся заложить ради тренировок своё жалование за несколько месяцев вперёд. Вот только даст ли кастелян пороховые заряды в долг, зная, что я офицер с временным патентом и могу уйти со службы до того, как рассчитаюсь с долгом, а после - ищи ветра в поле. Что ж, попробую заложить свою долю трофеев от грядущей битвы, но и это - весьма сомнительно. Победим ли? А даже если и победим, то останусь ли я жив после победы? Остаётся идти к полковнику Жехорсу, как бы мне ни не хотелось этого делать.

   Но идти к командиру гарнизона не пришлось. Вечером того же дня ко мне в комнату заявился капитан Жильбер в парадной форме.

   - Завтра вечером лорд Томазо устраивает большой приём в ратуше, - сообщил он мне. - На него приглашены все офицеры гарнизона. Ты должен выглядеть соответственно и потому сейчас пойдёшь со мной.

   - Куда? - удивился я.

   - К портному, конечно, - усмехнулся он. - Не можешь же ты заявиться на приём в своём старом мундире. Он же пришёл в полную негодность.

   Тут он был прав. Мой мундир, переживший купание в Средиземном море, варварское обращение и испанскую жару, выглядел не лучшим образом, хоть я и старался ухаживать за ним со всем должным тщанием.

   Портных в Уэльве было несколько, однако капитан Жильбер повёл меня к самому дорогому. На мой вопрос, заданный с не слишком скрытым смыслом, кто будет за это платить, он ответил, что ему выписал вексель полковник Жехорс.

   - Он сказал мне на прощание, - усмехнулся капитан, - что офицеры его гарнизона должны выглядеть наилучшим образом, и потому в средствах мы с тобой не стеснены.

   Самый дорогой портной Уэльвы был самым тривиальным с виду человеком - не молодым и не старым, не высоким и не маленьким, не худым и не толстым. Его окружала небольшая группка помощников и подмастерий, мгновенно, как только капитан Жильбер предъявил вексель, устремившихся ко мне, подобно стайке рыбок-пираний, что живут в реках Америки и, как говорят, могут мгновенно сожрать не то что человека, а быка. Они быстро освободили меня от старого мундира и рубашки, тут же принялись обмерять со всех сторон, записывая результаты в блокноты. Сам портной в это время ходил вокруг, давая ценные указания, которые подмастерья воспринимали с каким-то чуть ли не благоговейным вниманием.

   - Когда должен быть готов мундир? - произнёс он, когда меня обмерили.

   - Завтра к полудню, - ответил капитан Жильбер.

   Портной назвал цену, от которой у меня в ушах зазвенело. Это же моё лейтенантское жалование за полгода! Жильбер и бровью не повёл, просто положил вексель перед портным.

   - За оставшимися деньгами и мундиром мы придём завтра, - сказал он.

   Когда мы вышли из мастерской, я задал капитану мучавший меня вопрос:

   - Сколько денег выделил нам полковник?

   - Хватило вполне, - махнул рукой Жильбер, - однако мы вплотную приблизились к краю выделенной суммы. Слава богу, франки сейчас особенно в цене.

   Утром следующего дня я провёл только короткую тренировку, после которой собрал своих солдат и обратился к ним:

   - Сегодня вечером лорд Томазо, командир паладинов Сантьяго-де-Компостела, устраивает для всех офицеров гарнизона на приём. Это может означать лишь одно. Завтра утром, самое большее - послезавтра, мы выступим на войну. На войну против Годоя и Кастаньоса. Не знаю, что спровоцировало паладинов, но думаю, битва будет жаркой. И естественно, мы, как ополчение Уэльвы, не можем остаться в стороне, равно как и войска французского гарнизона. Готовьтесь, мои солдаты и офицеры, к боевому крещению. Крещению огнём и кровью.