Смертельный огонь

— Ты боишься, что это случится, когда тебя не будет рядом.

— А мне непременно надо быть рядом? Это говорит тебе твой провидческий дар, Вар’кир?

Вар’кир склонил голову, услышав в голосе Нумеона гнев.

— Я не хотел задеть — только поделиться мнением.

— Мне говорят, что наш отец мертв, что его убил кинжал ассасина, находящийся в нем до сих пор.

— И ты думаешь, если кинжал вытащить, Вулкан исцелится?

— Он пережил падение сквозь атмосферу Макрагга, — ответил Нумеон. — Да, я думаю, что он оживет, если мы вытащим фульгурит. Он даже мог бы сам его вытащить.

— Ты пытался его извлечь?

Нумеон кивнул, успокоившись:

— Да.

— После того как мы взошли на борт «Харибды»?

Второй кивок.

Вар’кир нахмурился, заметив на руках Нумеона кровь. Латные перчатки и шлем лежали в стороне. Вокс-связь в шлеме была отключена.

— Сколько раз?

— Каждый день. — На этот раз он в отчаянии замотал головой. — Но он ни разу не поддался.

— И не поддастся никогда. Во всяком случае, силе.

— Тогда что насчет веры?

— По-твоему, Вулкан вернется к нам, если ты будешь достаточно сильно верить?

— Даже если я буду верить в одиночку, моей воли должно хватить.

Вар’кир мгновение молчал, не зная, что сказать.

— Я с тобой, Артелл. Все мы с тобой. Вулкан вернется на Ноктюрн, но не для того, чтобы воскреснуть, а для того, чтобы упокоиться с миром.

— Вар’кир, неужели ты не веришь в бессмертие? В перерождение? Разве не это проповедует Круг огня?

— Мертвые не возвращаются, Артелл. Я говорю это не как твой капеллан, но как брат и друг. Не цепляйся за эти отравляющие идеи, они тебя уничтожат.

На лице Нумеона отражалась борьба двойственных чувств. Он в символическом жесте показал капеллану ладони. Раны, покрывавшие их и пальцы, были неглубокими, но многочисленными.

— Помоги мне, Вар’кир. Пожалуйста.

— Только скажи, чем я могу помочь.

В глазах Нумеона отразилось столь сильное чувство, что в них страшно было смотреть.

— Верь.

Треск вокса в шлеме Вар’кира подарил ему долгожданный перерыв. Он вслушался. Нумеон смотрел.

Когда сообщение передали, их глаза встретились — холодное стекло и алое пламя.

Первым заговорил Нумеон:

— В чем дело, брат?

— Нас ждет долг.

Из правобортного пускового дока «Харибды» вылетел одинокий штурмовик с тускло светящимися, не выбрасывающими реактивных струй двигателями. Он назывался «Драконис» и вез Саламандр на Бастион.

Адиссиан отвел «Харибду» обратно в радиоактивный участок, чтобы скрыть ее от «Некротора». Судя по внешним признакам, корабль Гвардии Смерти их не заметил.

На полной скорости полет до базы не занял много времени. В десантном отсеке сидели двенадцать легионеров, вооруженные и готовые к встрече с неизвестным. Свет был тусклым, указывая на скорую боевую высадку.

Воины чувствовали странное спокойствие, ибо полет в пустоте шел гладко.

Восемнадцать минут прошло с того момента, как они получили сигнал бедствия. Ксафен следил за хронометром на визоре шлема.

— Если это действительно Гвардия Смерти, неважно, как хорошо защищен Бастион. Им потребуется не больше получаса, чтобы вторгнуться, убить всех обитателей станции и забрать то, за чем они пришли.

— Значит, будем надеяться, что окажемся на станции раньше, — ответил Зитос. К генератору его брони магнитным замком крепился болтер, но он предпочитал громовой молот, лежащий на коленях в деактивированном состоянии. — Ушаманн? — обратился он к эпистолярю, который сидел в стороне от остальных, на противоположном от Зитоса ряду.

Библиарий сидел с закрытыми глазами, сосредоточившись на мистических делах. Он давно уже не прибегал к своему искусству. Жиллиман восстановил библиариум в Империуме Секундус и поставил Тита Прейтона во главе, ибо психические способности были оружием, и только обладатель имел значение, но не само оружие. Такой подход был выбран из необходимости, а не в результате философских размышлений. И тем не менее Ушаманн держал свои силы при себе. До резни он был учеником Ра’стана и продолжал следовать заповедям учителя даже после его смерти. Воля Императора требовала сдержанности и отказа от силы. Лишь недавно Ушаманн начал отходить от этих правил. Прагматизм стоял выше долга, ибо сам служил долгу.

— Я ощущаю страх… много жизней… — проговорил он странным, резонирующим голосом, как будто обращался к ним из-под толщи океана.

Ксафен подтолкнул Зитоса локтем:

— Я думал, это заправочный пункт.

— Наши кузены отвечают агрессией, — продолжал Ушаманн. В число его многочисленных талантов входила телепатия, поэтому он попытался направить свой разум через варп и сосредоточиться на эмоциональных отголосках в Бастионе. — Безрассудная ярость… Я чувствую… — Ушаманн затрясся в фиксаторах, энергично сжимая и разжимая кулаки. Лицо исказилось от боли, пока он пытался ухватиться за нити эмоций. — Что-то ядовитое…

Психические способности были как пружины: они ржавели, если их долго не использовали.

— Спаси нас! — закричал он чужим голосом. — Трон Земли, прошу! Помоги нам, Ангел Императора, помоги…

Голос резко прервался, но Ушаманн продолжал трястись. Он широко расставил пальцы, и на кончиках что-то с треском вспыхнуло, осветив полутемный отсек.

— Она захватила их… — бормотал он. — Скверна, она скребется в моей голове. Вскрывающий Кабар! Я не могу…

Раздался громкий удар латной перчаткой по голове, и Ушаманн завалился вперед, обмякнув, как сломанная кукла. Над ним стоял, примагнитившись к полу, Иген Гарго. Беловолосый кузнец размял плечи, а затем вернулся на свое место.

— Неужели это было необходимо? — спросил Ксафен, указывая на потерявшего сознание библиария. — Он отключился, а может нам понадобиться.

— Он мог уничтожить весь корабль. Кроме того, ты кое-что упустил, Рек’ор, — ответил Гарго. — Во время соединения с тем несчастным с Бастиона он сказал «Ангел Императора».

— Он много чего говорил, — ответил Ксафен. — О скверне, например. И кто такой Кабар?

— Человек, с которым он соединился? Неважно. Важно то, что на станции может быть союзник, — сказал Гарго. Он вытянул руку и несколько раз согнул и разогнул ее.

— У тебя до сих пор проблемы, кузнец? — склонился к нему Ксафен.

Гарго, судя по его виду, собирался сделать так, чтобы у Ксафена они тоже появились, но ему помешали.

— Переданные Ушаманном слова ничего не значат, — сказал Нумеон, наклоняясь вперед, насколько позволяли фиксаторы. — Не делайте преждевременных выводов, братья. Враг уже ждет внизу, и он не упустит возможность нас обмануть.

Гарго опустил взгляд, но Ксафена слова Нумеона только раззадорили. Хотя на нем был шлем, по его голосу было понятно, что он хищно улыбается.

— Полностью согласен, капитан. Нельзя щадить никого, ибо нас щадить не будут.

Зитос открыл частный канал с Ксафеном.

— Ты очень воинственно себя ведешь, брат, — мысленно проговорил он, а шлем воссоздал его слова для Рек’ора Ксафена. — Не знай я тебя так хорошо, я бы решил, что ты хочешь просто подраться, а не исполнить свой долг перед гражданскими.

Ксафен отреагировал с типичным для него пренебрежением.

— Если они мертвы, а это весьма вероятно, наша задача будет заключаться в возмездии, а не в спасении.

— А какую предпочел бы ты?

Ксафен обладал достаточно сильным характером, чтобы ответить честно:

— Любую.

— Что случилось с твоими опасениями насчет численного превосходства?

— У меня их никогда не было, Зитос. Я просто хочу убить наших предателей.

Зитос подумал, что иногда раны бывают слишком глубоки и не поддаются лечению. При этой мысли взгляд отнюдь не случайно остановился на Нумеоне.

Он не стал закрывать канал, и Ксафен, проследив за его взглядом, спросил:

— Он готов к этому?

— Гарго сообщил мне, что физически он полностью восстановился. — Зитос вдруг подозрительно покосился на Ксафена. — Разве ты не проводил с ним бессчетные бои в тренировочных клетках?