Четвертое правило Мангуста

Гоня по нагретому асфальту к дому, я с досадой думал о том, что не продвинулся ни на шаг. Что сообщил мне Папаня об отморозке, именующем себя Французом? Дерется, как смертоносная машина. Ладно, положим, это кое-что. Но где искать этого ниндзю?

Было полтретьего пополудни. Солнце пекло умеренно, без напряга, и языки встречных собак не вываливались от жары. Язык готов был вывалиться у меня от этих головоломок. Даже ветерок, врывающийся в окошко, ничуть не освежал.

Допустим, мой двойник и есть Француз-отморозок. Что говорит в пользу этой версии? Он полная моя копия, это раз. Хочет меня изгнать и называться моим именем, это два. Дерется опять же: выдержал около минуты поединка со мной – не фунт изюма. И все-таки не верю. Почему? Глуповат, неуравновешен… Если б только это. Несамостоятелен, наверняка работает на того хмыря в полотняном костюме… Так-так, теплее. Он знает, что уступает мне в драке, но абсолютно уверен в своей неуязвимости. Еще теплее. Он ведет себя так, будто убежден, что я не сдам его в милицию. Интересно, с какой стати? Может, в этом вся закавыка?

Приближаясь к дому, я въехал в безлюдную улочку с односторонним движением. И на тихой этой улочке, припарковавшись на тротуаре, меня поджидал, мать его, красный «Москвич». Чтоб не оставалось сомнений, что это именно тот «Москвич» и приехал он по мою душу, из него вышла капитан Сычова и встала на проезжую часть: мол, вылезай, гад, твоя песенка спета. Ей-богу, до вчерашнего понедельника я мог бы посетовать на некоторую монотонность жизни.

Притормозив, я выглянул из окна.

– Светлана Анатольевна, хотите, повешусь на это столбе?

Казалось, она обдумала мое предложение.

– Выйди, поговорим. Пять минут, не больше. – В голосе ее прозвучало едва ли не извинение.

Что делать? Я припарковался рядом на тротуаре и, выходя, указал на свои часы.

– Время пошло.

Сычиха окинула меня хмурым взглядом. Будто решала в уме задачу, в которой я был одним из неизвестных.

– Что стоять, – буркнула она, – давай пройдемся.

– Под ручку? – уточнил я.

– В теньке походим, – проигнорировала она шутку. Очко в ее пользу.

Красный «Москвич» был пуст: других сотрудников МУРа не наблюдалось. Улочка также была пуста, словно в испанском городке в часы сиесты. И девушка в джинсах, офицер уголовки, приглашала меня прогуляться. Обстановка напоминала кадр из мистического триллера.

– Ладно, – кивнул я. – Только без предисловий.

Мы перешли на другую сторону улочки, в тот самый тенек. И Сычиха взяла быка за рога:

– Один вопрос и деловое предложение…

– Стоп! – перебил я. – Сперва мой вопрос.

Ее серые глаза блеснули сталью. Ну конечно, вопросы здесь задает она.

– Слушай, я не уполномочена…

– Светлана Анатольевна, либо вы отвечаете, либо приходите с ордером. Часы, между прочим, тикают.

Она так напряглась, словно прикидывала, расстаться ли ей с невинностью сейчас или отложить на после обеда. Практические соображения победили.

– Задавай, – разрешила она с неохотой.

– Кто такой Павел Тимофеевич и почему вы обозвали его Хлыстом?

Ее удивленный взгляд выразил облегчение.

– Ах, заступничек твой… Хлыстин – то ли вор в законе, то ли сам по себе – толком неизвестно. Первый такой случай на моей практике. У Хлыста корпорация под названием «Стратосфера»: цветные металлы, элитное строительство, лекарства, бензин, сеть супермаркетов. Это легально. А что подпольно – сам черт ногу сломит. К Хлысту не подступиться: он и группировки в кулаке держит, и в правительство дверь коленом открывает. Гнида редкая, но ухватить его… не знаешь даже, с какого бока. Притом в такое дерьмо ухнешь…

– Понятно, – ввернул я. Хоти ни шиша мне не было понятно. – Я-то ему на кой?

Сычиха пристально на меня посмотрела:

– Это и меня интересует, Француз. Очень интересует.

Я пожал плечами:

– Полагаю, скоро выяснится. Ладно, Светлана Анатольевна, ваша очередь.

Мы прохаживались по тротуару туда и обратно. Не сводя с меня взгляда, Сычиха вдруг улыбнулась. И опять нельзя было не заметить, что улыбка чертовски ей шла.

– Где ты был вчера с десяти до часу ночи? – спросила эта милицейская стерва.

Я и бровью не повел.

– Дома. Подтвердить может только жена. Простите, мне очень стыдно.

На иронию Сычиха не прореагировала, лишь кивнула с таким видом: дескать, чего от тебя еще ждать. И сказала:

– Жена у тебя – глаз не оторвать. Я сперва аж обмерла от зависти.

Я опешил (очко в ее пользу) и осведомился:

– Что совершил Француз в указанное вами время?

Она вздохнула:

– Винный магазин на Таганке. Убит сторож.

– Приемом карате, – подхватил я. – И, разумеется, открытка с навязчивой подписью.

– Именно навязчивой, – согласилась Сычиха. Третье очко в ее пользу.

Что-то я наладился подсчитывать очки. Не к добру.

– И в связи с этим, – догадался я, – у вас ко мне предложение.

Она кивнула, отведя взгляд.

– Конечно, Француз, я под тебя покопаю, чтобы вполне убедиться, но… Я уже не верю, что это делаешь ты. Я, конечно, не Зигмунд Фрейд, но не тот ты человек, чтобы такое творить.

– Догадался, Штирлиц, – не удержался я.

Она развела руками:

– Ну не Штирлиц, айм сори. Но гниду эту я изведу.

Я бросил взгляд на облачка, затем – на хмурую Сычиху. И этот мир не казался мне уж столь безнадежным.

– Трудновато придется, Светлана Анатольевна.

Она отмахнулась:

– Разберусь. У меня вот какое предложение: уезжай из Москвы, Француз. Хоть на месячишко. Ляг на дно, чтоб ни одна собака не знала, где ты. И не высовывайся.

Черт возьми, это уж слишком. Не многовато ли желающих выпереть меня подальше?

– Какого рожна? – осведомился я нелюбезно.

Она снизошла до объяснений:

– Если ты свалишь, здесь останется лишь один Француз – которого мы ищем. Что бы он ни сделал, к тебе это уже не привяжут. Мы выйдем с ним стенка на стенку, без подставок Сваливай, пока я не возьму эту мразь.

Я постарался сохранить самообладание:

– Светлана Анатольевна, а начальство ваше в курсе этого грандиозного проекта?

Она изучала шнурки своих кроссовок:

– Им лучше не знать. А то меня турнут.