Освободите тело для спецназа (СИ)

И даже часа через три, когда они счастливые, расслабленно бултыхались в ванне, он всё равно хотел её. И глядя на эти груди, всплывшие среди пены как морские мины, влажными и крутыми боками, ему нестерпимо хотелось ухватиться пальцами за эти торчащие детонаторами соски, чтобы ещё разок раствориться в этой огненной буре, имя которой — ЖЕНЩИНА!

Г л а в а 13

Под вечер, сославшись на то, что её ждёт мама, Сьюзен ушла. Глеб проводил её до машины.

— Ты был великолепен, Рич — чмокнула она его на прощанье в щеку.

— Рад стараться, леди! — вытянулся он по стойке смирно, выпятив грудь. Но, почувствовав, что девушка на его шутовство вот-вот обидится, взял ее руки и, прижав к груди, искренне сказал: — Ты просто прелесть, Сью…. И очень мне нравишься…. Очень….

Девушка ему поверила. Он заметил, как чуть дрогнули зрачки, и глаза радостно засияли. Она поцеловала его ещё раз и села в машину.

— И не забудь, я тебя завтра жду к обеду, — торопливо сказал он, когда заурчал мотор.

— И не надейся! — погрозила она ему пальчиком. — Я не забуду! Не каждый день меня приглашают долговязые и нахальные магистры.

На «долговязого и нахального» Глеб не обиделся. Слова звучали ласково и нежно, лаская слух. Сьюзен выжала сцепление и плавно тронула машину от тротуара. Она дважды оборачивалась, и Глеб махал ей рукой, опасаясь, что она во что-нибудь врежется.

На душе было светло и празднично. Перескакивая через ступеньку, он птицей взлетел наверх и с упоением мурлыкая «Бухгалтера», начал толкаться по всей квартире из угла в угол. Толкался то он, в общем, не бесцельно — искал подходящую сумку или пакет, чтобы сходить в магазин, но одно другому не мешало. Уж очень хорошо пританцовывалось под это радостно-мажорное: «Бух-галтер! Милый мой бухгалтер! Та-та-та-та, та-та-та-та!» Слов то дальше он не помнил, да они и не к чему слова, когда на душе праздник. Гуляй, Самара!

Минут через пять, сменив рубашку и найдя довольно приличный на его взгляд пакет, он опять вышел на улицу. Секунду постояв, он повернул налево — в сторону, противоположную той, откуда они приехали с Сьюзен. В начале улицы, насколько он помнил, магазинов не было.

Супермаркет он нашёл через два квартала, почти рядом с гаражом Гаррисона, где, по словам Митчелла, стояла его машина. Магазин располагался с другой стороны улицы, чуть наискосок. И хотя уличное освещение ещё не зажгли, но над магазином уже зазывно вспыхивала реклама. Глеб, чуть волнуясь, пощупал в кармане бумажник (не испарился ли?), толкнул стеклянную дверь и впервые в жизни вошёл в американский магазин.

Разобрался он быстро. Принцип был тот же, что и в советских «Универсамах» застойных времён. Только вместо металлических корзинок с ручками, стояли никелированные тележки на колёсиках. Да от всевозможных товаров, в непривычно яркой упаковке, рябило в глазах.

Среди многочисленных стеллажей и полок, вытянувшихся рядами, он катал свою тележку добрых полчаса, пока не набрал всё необходимое для завтрашнего обеда. Когда он остановился перед стеллажом с фруктами, у него разбежались глаза — слишком много всяких диковинок здесь лежало. Половину из них он не только не пробовал, но и не знал даже, как они называются. После долгих размышлений, не желая попасть впросак, сержант остановил свой выбор на ананасе и грозди бананов. Фрукты были относительно дороги, но больше всего его поразило, что червивые яблоки стоили на пятьдесят центов дороже хороших. «Считают, что червяк тоже не дурак — грызёт то, что получше!» — сообразил он, удивляясь американскому умению нажиться даже на червоточине.

Не удалось купить самого главного — мяса или фарша для пельменей. Колбаса, ветчина, буженина — пожалуйста. Бифштексы, шницеля, расфасованные в пакетики — бери, не хочу. Но свежего мяса не было.

Две девицы бойко рассчитывали покупателей, укладывая покупки в точно такие же пластиковые пакеты, какой лежал у него в кармане. «Зря искал», — подумал Глеб и, заметив, как мужчина впереди него протянул кассирше кредитную карточку, тоже достал из бумажника свою. «Если что не так, расплачусь наличными», — с долей неуверенности протянул он девушке свою кредитку. Но всё оказалось «так». Она всунула её в щель аппарата, и его счёт в банке облегчился на пятьдесят с лишним долларов.

— Вам доставить на дом, мистер Хадсон? — спросила его упаковщица, сложив покупки в два пакета.

«А меня здесь, оказывается, знают», — задержал на девушке взгляд сержант и с улыбкой ответил: — Нет, спасибо, я с собой заберу. А вы не подскажете, есть ли по близости мясной магазин?

— Да, конечно, — доброжелательно улыбнулась девчонка в ответ, и тут же пояснила, — направо за угол, через два дома.

Глеб поблагодарил ещё раз и, забрав свои пакеты, направился к выходу.

Пока он торчал в супермаркете, уже стемнело. Зажглись фонари, а неоновых огней стало раза в два больше. Отыскав магазин и купив без всяких проблем говядины и свинины, сержант двинулся домой. Шёл он не торопясь, наслаждаясь благодатным вечером, когда осточертевшая жара, наконец то спала, и лёгкие с удовольствием вбирали не обжигающий зной мартена, а живительный влажный воздух, принесённый ласковым ветерком с реки.

«Так, на первое — борщ, на второе — пельмени, на десерт — фрукты. Салатик ещё какой-нибудь сварганю и лады, — прикидывал Глеб завтрашний обед. — Окрошечки бы, конечно, по такой жаре, ну да ни кваса, ни хлеба ржаного здесь не найдёшь, наверное. А без ржаного сухаря, какой квас?!»

Готовить, надо отметить, Ткач умел хорошо. На первом и втором курсе ему частенько приходилось стоять у плиты. Мать работала тогда участковым врачом (пока не перешла в Пироговку), приходила затемно, валясь с ног от усталости, после десятка полтора вызовов к больным. Вот они и брали с отцом часть хозяйственных забот на себя. А когда подросла Ольга, то со свойственной ей решительностью, быстренько забрала кухню в свои руки. Всё у неё там сияло, каждая вещь лежала на своём месте, и она частенько им с батькой делала выговор, если они, по своей мужской бестолковости, клали что-то не туда, где положено. Готовить сестрёнка любила, и всегда краснела от удовольствия, когда отец и брат без зазрения совести нахваливали её стряпню. А по части пирогов, пирожков и пирожных Ольча вообще была докой. Даже мать порой удивлённо ахала, когда та вынимала из духовки своё очередное творение, дразнящее сдобным запахом и глянцевой хрустящей корочкой….

— Ты не находишь, Боб, что этот долговязый джентльмен устал нести наши пакеты? — неожиданно загородили Глебу дорогу две фигуры, отделившиеся от стены дома.

— Не только пакеты, но и бумажник, по-моему, тоже! — отозвался тот, которого назвали Бобом. Он поигрывал для устрашения ножом, делая кистью небольшие круговые движения. Второй, с той же целью, похлопывал себе по ладони сложенными нунчаками — медленно и методично, лишь позванивала цепочка, соединяющая концы забранных металлом палочек.

Сержант, остановившись, молчал. Бросить пакеты на землю было жалко — высыпятся, а поставить их к стенке — напроситься, чтобы пнули по рёбрам, хотя свободные руки ему бы не помешали в такой ситуации. Он ждал. Эти двое впереди тоже чего-то ждали. Пауза затягивалась.

«Чего они ждут?» — прокручивал Глеб, удивляясь, что парни не нападают, и в ту же секунду почувствовал за спиной движение. «Ясно чего — третьего!» — непроизвольно напрягся он, чуть сгибая для толчка ноги в коленях.

— Не дергайся, придурок, — раздалось сзади, — целее будешь! Давай сюда пакеты, и бумажник давай!

Большие ладони легли на его руки и, ухватившись, потянули за полиэтиленовые ручки, которые Глеб тут же выпустил и сделал два стремительных удара ногами. Один короткий — пяткой вперёд, который согнул пополам и отбросил подонка с нунчаками на задницу, второй боковой в подбородок Бобу, от которого тот, даже не пискнув, пролетел метра три и грохнулся на мостовую. Молниеносно повернувшись, сержант перехватил руки третьего: — Спасибо, что подержал, приятель! — выдохнул он в лицо стоявшему сзади грабителю, не успевшему ничего сообразить и, откинув голову, саданул его лбом в переносицу. Тот, залившись кровью, сразу обмяк, и Глеб, опуская его потихоньку на асфальт, высвободил из безвольных пальцев свои пакеты.