Стратегия обмана. Трилогия (СИ)

   - Тебя по голове не ударили? - переводя дыхание, спросила Алистрина.

   - Нет, - сбивчиво выговорил Шеймас.

   - Точно?

   Он кивнул.

   - Это хорошо. Внутри что-нибудь болит?

   - Только спина. Специально подставил, чтоб не отбили чего.

   - Ладно тебе отнекиваться, - не поверила она. - Я же вижу, как ты дышишь. Небось, первый удар был в живот. Тебе надо в больницу. Вдруг разрыв внутренних органов.

   - Нет уж, - отмахнулся он, - дома отлежусь.

   - Где ты живешь? - тут же спросила Алистрина. - Я не навязываюсь, но дай мне посмотреть, что с тобой, иначе мне будет неспокойно.

   Шеймас охотно согласился. Он привел её в скромную квартирку неподалеку. Алистрина тут же скомандовала ему лечь на кровать и расстегнуть рубашку. Тщательно ощупав живот, она с облегчением заключила.

   - Разрыва паренхимы нет. Считай, легко отделался.

   - Ты доктор?

   - Бывшая медсестра.

   - Нежные у тебя руки.

   Алистрина недоверчиво и слегка удивленно посмотрела на него. Шеймас улыбался мило, по-мальчишески.

   - Знаешь, тут сдается квартира, как раз за стенкой - указал он кивком головы себе за спину. - Не дешево, но и вовсе не дорого.

   Алистрина смерила его лукавым взглядом, и Шеймас тут же смутился:

   - Я б тебе и так сказал, ещё на марше, - пробубнил он, потупив взор, - но, сама понимаешь, не успел.

   В тот же день Алистрина и Шеймас стали соседями. Вечером он пригласил её к себе посмотреть новости по телевизору. В его квартире было ещё трое молодых людей - приятели Шеймаса из ассоциации, такие же активисты, как и он сам. Все живо обсуждали, спорили и строили планы на следующий день.

   Первым делом в новостях показали самое животрепещущее событие дня - избиение Королевской полицией Ольстера мирной демонстрации в защиту гражданских прав.

   - Это просто зверство, - возмущался Шон из комитета Дерри по жилищным действиям. - Мало того, что нас увольняют и выгоняют из квартир, запрещают голосовать, так теперь ещё чуть не забили насмерть за то, что нам это не нравится.

   - Надо продолжать протесты, - вторил ему Финбар из комитета Дерри по вопросам безработицы. - Завтра выйдем на улицы снова.

   - Тебя, наверное, полиция сегодня обошла вниманием? - съязвила Алистрина.

   - А ты боишься? - решил поддеть её Шон.

   - За себя? - удивилась она и искренне ответила. - Ни капли.

   - Пойдешь завтра с нами? - поинтересовался Финбар.

   - Почему бы и нет?

   Целый вечер, почти до самой ночи, они рисовали плакаты с лозунгами взамен порванных и отобранных. Алистрина тоже написала парочку:

   "Пора распустить специальные силы Б".

   "Гражданские права, а не гражданская война".

   На следующий день марш прошёл на удивление спокойно. Демонстранты беспрепятственно прошествовали по улицам Дерри, а полисмены только стояли в стороне и недовольно наблюдали. Кроме активистов на марш пришли и простые люди, в знак солидарности после увиденного в вечерних новостях. И их были тысячи - большая поддержка для такого маленького городка как Дерри. Полиция не могла с этим не считаться. И это было победой, пусть небольшой, но первой.

   - Было б ещё лучше, - говорила вечером Алистрина, когда Шеймас пригласил её на чашечку кофе, который она и так не пила, - если бы меня не турнули с завода позавчера. Им, видите ли, католики из Богсайда не нужны. Какая к черту разница, кто метёт им дорожки и убирает мусор?

   - Ты права, так не должно быть, но так происходит везде. Нет закона, утверждающего дискриминацию, но и закона, дискриминацию наказывающего, тоже нет. Надо бороться за наши гражданские права и дальше.

   - Надо, - апатично согласилась Алистрина и закурила.

   - Откуда ты приехала? - Внезапно поинтересовался Шеймас.

   - Из Кастлдерга, - и глазом не моргнув ответила она.

   - Ясно. А я родом из Кулмора. Там осталась моя мать. А у тебя кто из родственников в Кастлдерге?

   - Никто.

   - Совсем? - удивился Шеймас. - А родители?

   - Умерли, - безразличным тоном произнесла она.

   - Ты прости, пожалуйста, - произнёс он, извиняясь. - А друзья у тебя там остались?

   Алистрина внимательно посмотрела на Шеймаса, пытаясь понять, куда он клонит. Парень смутился.

   - Может у тебя остался близкий друг...

   Алистрина только усмехнулась и тут же без всякой трагедии в голосе ответила:

   - Да нет. Оба мужа уже давно в могиле.

   Шеймас от такого ответа заметно опешил и часто заморгал:

   - Как... так? Ты же ещё совсем молода... Что случилось?

   Алистрина безразлично пожала плечами.

   - Первый - самоубийца, второй, так сказать, погиб на производстве, - она потушила сигарету и внимательно посмотрела Шеймасу в глаза. - Может я и молодая, но чувствую себя старухой. И я поняла, что ты хотел узнать на самом деле.

   Она встала с места и медленными усталыми шажками подошла к нему. Два дня манифестаций и стычка с полицией дали о себе знать. Всё так же неспешно она уселась Шеймасу на колени и, упершись руками в спинку кресла, нависла над юношей. С минуту Алистрина наблюдала, как удивление в его глазах сменяется тревогой и интересом, прежде чем сказать:

   - Нас укоряют за то, что мы католики, - начала она, не сводя с Шеймаса немигающего взгляда. - Значит, мы и должны ими оставаться. Ты знаешь, что до брака не положено...

   - Да-да, конечно, - тут же закивал он, да так охотно, что Алистрина поспешила его осадить.

   - Я не хочу снова замуж, - твердо произнесла она, и в глазах Шеймаса проскользнул огонёк отчаяния. - Не хочу стать вдовой в третий раз. Мне нужно от тебя совсем другое.

   - Что? - с надеждой спросил он.

   - Я скажу, если ты исполнишь.

   Шеймас заёрзал в кресле, а Алистрина обвила его шею рукой, пытаясь обнажить его плечо.

   - Конечно, хорошо, - пообещал он. - Что нужно сделать?

   - А ты не боишься? Вдруг я попрошу слишком многого?

   - Я готов.

   - Тогда обещай, что никому не скажешь о том, что мы сделаем.

   - Я обещаю.

   И она воспользовалась его согласием, его неопытностью, добротой и жаждой женского тепла. Шеймас совсем не понимал, на что соглашается, да и что он мог понимать, этот мальчик, годящийся ей, семидесятилетней кровопийце, во внуки.

   Она давно носила при себе складной нож. Шеймас только вздрогнул, когда лезвие коснулось его плеча и глубоко впилось в плоть. Алистрина с жадностью прильнула к вожделенной ране. Больше месяца она ждала своего нового донора, таясь, выискивая и оценивая. Шеймас ведь сам дал согласие на всё, что угодно. Обмана нет - не так много она у него забирает.

   Три месяца жизни в районе Богсайд на Вильям-стрит тянулись однообразной нитью. Работы для Алистрины не было, и это обстоятельство выбивало её из колеи больше всего. За семьдесят лет жизни она не работала только когда была ребёнком и пока первый муж в первые годы брака противился её службе машинисткой. Теперь же безделье буквально разъедало разум. С милым покладистым Шеймасом, а вернее, его кровью, у Алистрины появилось море энергии, вот только приложить её было решительно некуда. Она искала любого повода увязаться с Шеймасом в офис ассоциации в защиту гражданских прав, лишь бы чем-нибудь там помочь - принести листовки из типографии или обзвонить активистов. Шеймас говорил Алистрине, что ему неудобно из-за того, что ассоциация не может ей заплатить. Алистрина лишь отмахивалась. По-хорошему, платить должна была она и ему. В Мюнхене с донорами она поступала именно так. Но сейчас всё её пособие уходило на уплату квартиры.

   Кроме ассоциации, Алистрина посещала ещё два комитета, в которых состояли друзья Шеймаса, и везде она предлагала свою безвозмездную помощь. В среде активистов Дерри её давно считали невестой Шеймаса, даже спрашивали, когда удастся погулять на свадьбе, даже советовали в каком пабе лучше всё организовать. Алистрина отшучивалась, Шеймас смущенно улыбался и молчал. Юноша был безнадежно в неё влюблен, а она уже давно ощущала себя фригидной старухой с мальчишечьей фигурой, потерявшей вместе со способностью к деторождению и всякое желание плотских страстей.