Лидия (СИ)

Мы лежали рядом, разделённые узкой скобой подлокотника. Лида взволнованно теребила похожую на портфель сумку и хмурилась, глядя в чёрный купол над нами — невероятный экран в сотни метров шириной.

— Всё в порядке? — прошептал я.

Лида быстро взглянула на меня и отвернулась.

— Я и не думала, что он такой большой.

— Именно так, как я себе и представлял, — сказал я, хотя пустой погасший купол тоже вселял в меня странный и необъяснимый страх.

Послышался мелодичный голос ведущего — хорошо поставленный и ровный. Было даже трудно поверить, что это говорит живой человек. Нас приветствовали и просили немного подождать — через несколько секунд должен был начаться рассвет.

— Рассвет? — удивлённо спросила Лида.

Наконец, зелёные таблички над дверями погасли, шёпот в зале затих, перестали поскрипывать кресла.

Мелодичный голос напевно произнёс:

— Проходят неуловимые мгновения, и на востоке, там, где ещё совсем недавно сгущалась тьма…

Голос потонул, поблёк в свете. Экран залило неестественное белое сияние, похожее на вспышку при химической реакции взрывоопасных веществ, и прямо у нас над головами, из пустоты, выплыло багровое, как сгусток плазмы, солнце, повиснув в воздухе, точно шаровая молния размером с дом.

Я невольно прикрыл рукой глаза.

Кошмарное солнце всходило, взлетало к вершине купола, оставляя после себя тонкий, поблёскивающий искорками шлейф — как хвост от горящей кометы.

— Что за ерунда? — прошипела Лида.

Полимерный купол неба медленно заливал оранжевый свет, сгущаясь у горизонта — там, где стены сходились с потолком.

— В полдень… — прозвучал музыкальный голос.

Солнце пролетело сквозь рдеющие потолочные своды, и закатные краски, игравшие на куполе, поблекли. Купол принял голубоватый оттенок, изображая оглушительно пустое дневное небо — без облаков, без солнца, но странно светящееся изнутри.

— Близится ве… — продолжал электронный ведущий.

Небо тускнело, как будто кто-то осторожно снижал яркость экрана, давая, наконец, отдохнуть глазам. Но потом у подразумеваемого горизонта вспыхнуло багровое зарево, и голографическое солнце — уже не такое яркое, выгоревшее за стремительный день — вновь возникло из пустоты у нас над головами.

— Голографический проектор, конечно, впечатляет, — шепнула мне Лида, — но зачем всё это нужно?

— Детям, наверное, нравится, — предположил я.

— Ага, — сказала Лида, усмехнувшись. — Если человеку, всю жизнь просидевшему в подземелье, рассказать о смене суток, то он наверняка представил бы нечто подобное.

Меж тем наступила ночь. Купол над нами погас, истлело призрачное солнце, и заведённый голос принялся рассказывать о звёздах, забавно растягивая слова.

— Это шоу длится уже сколько? Минус десять? — сказала Лида. — Нам пока что не показали ни одной звезды.

— Интригуют, — сказал я.

— Ага. Или проектор сломался.

Темнота, которая поначалу, после ослепительного заката и рассвета, давала приятный отдых глазам уже начала угнетать. Было похоже, что мы просто сидим в огромном зале, где выключили свет, и слушаем утомительную запись бессмысленной речи, которая доносится с разных сторон из спрятанных в стену динамиков.

Но потом появилась звезда.

Вернее, это был Марс — такой, каким его иногда видно по ночам с Земли. Маленькая искорка вспыхнула над нами, и под аккомпанемент мелодичного голоса поплыла, точно светлячок, в густой темноте.

— Одна, — прошептала, едва сдерживая смех, Лида.

Заиграла музыка — впервые с начала представления. Правда, тихие струнные переливы больше подошли бы фильму о несчастной любви, чем сумрачной бессветной ночи, которую старательно воссоздавал проектор.

Появилась ещё одна звезда — точнее, Венера, как не преминул сообщить незримый ведущий — и две мерцающих песчинки закружились над нами, как в водовороте, красиво взлетая ввысь.

— Две, — шепнула Лида.

Загорелось ещё несколько звезд — не таких ярких, тающих в искусственной ночи. Плавная электронная музыка звучала теперь совсем жалобно и тоскливо, а странный танец мерцающих песчинок под чёрным куполом напоминал всё, что угодно, но только не суточные движения звезд, как пытался уверить нас ведущий.

Лида уже перестала считать и со скучающим видом наблюдала за этим представлением.

Внезапно музыка ускорилась, послышалось тревожное пение горна, и в тот же миг весь купол над нами расцвёл мириадами сверкающих песчинок, кружившихся в обморочном вихре — так близко, что, казалось, можно было достать их рукой.

— Здесь и сейчас, — прозвучал голос ведущего, — мы способны достичь невозможного, отправившись со скоростью, превышающей скорость света, к далёким мирам.

Я посмотрел на Лиду. Она молчала и смотрела на звёзды. В глазах её отражались яркие огоньки.

Искусственное небо над нами вздрогнуло, звёзды на несколько секунд застыли под куполом, а потом зазвучала бодрая музыка — торопливый ритм ударных напоминал биения сердца, — и переливающиеся созвездия понеслись нам навстречу, возникая из пустоты.

— Вот такой вид представился бы космическому путешественнику, летящему на корабле со скоростью…

Движение звёзд ускорилось, мерцающие песчинки превратились в стремительные световые росчерки, и у меня даже закружилась голова. Но потом небо снова погасло, музыка сникла, сойдя на нет, и установилась тяжёлая чёрная тишина — как будто кто-то остановил вечное движение вселенной, просто нажав кнопку на своём пульте.

— Интересно, — прошептала Лида, — а звёздные карты у них правильные? Мне кажется, здесь всё ещё хуже, чем в том забавном кафе.

— Да, образовательный потенциал у этой программы, конечно, оставляет желать лучшего, — сказал я.

Тем временем проектор вновь изображал радиоактивный рассвет. Солнце плыло к вершине купола, оставляя после себя искрящийся след.

— Запись пошла по кругу? — спросила Лида.

Я пожал плечами.

Но солнце, вместо того, чтобы исчезнуть, пройдя сквозь своды, застыло под потолком, и ведущий торжественно произнёс:

— А теперь снова сделаем невозможное и перенесёмся на сотни лет вперёд, когда именно здесь, с этой самой точки, можно будет наблюдать полное солнечное затмение.

Лида зевнула, прикрыв рукой рот.

Солнце под куполом вздрогнуло, и с одной стороны его стала затягивать ровная темнота — тень от блуждающей Луны. Ведущий что-то говорил, но я уже слушал; Лида тоже с интересом смотрела в потолок. Тьма медленно поглощала солнце — через секунду оно уже превратилось в яркий горящий полумесяц, как народившаяся луна, а спустя ещё одно мгновение от него осталась лишь тонкая исчезающая полоска света.

После этого тень полностью заслонила солнце.

Какое-то время — не дольше, чем длится взволнованный вздох — под куполом висела страшная чёрная луна. Но потом искусственное небо над нами погасло, сгустилась темнота, даже зажглись робкие неуверенные звёзды, и над чёрным диском луны расцвела пылающая солнечная корона, яркий, красивый нимб, который переливался и дрожал, как последнее дыхание.

— Полная фаза затмения, — рассказывал электронный ведущий, — длится лишь несколько минут. Мы просто помолчим это время, с восторгом любуясь воцарившейся среди дня ночью.

Огромное чёрное солнце горело, доживая свои последние мгновения, источая прощальный свет.

— Пока в столице царит ночь, — продолжал ведущий, — тень от Луны со скоростью километр в секунду движется по пригородам и…

— Он же обещал помолчать, — шепнул я, усмехнувшись.

Но Лида лишь быстро посмотрела на меня и прислонила указательный палец к губам.

Наконец, тень начала спадать, загорелся яркий серп освобождённого солнца, просветлело полимерное небо, погасли фальшивые звёзды.

— Это было… — прошептала Лида.

Солнце полностью освободилось от чёрной кошмарной мантии и, вспыхнув, как сверхновая, устремилось к вершине купола, продолжая свой абсурдный восход. Над ними теперь горело пустое голубоватое небо, как в засушливый день.