Ностальгия

ую истину “Человек человеку — волк” и этими плотно прижатыми друг к другу людьми. Они такие же волки и каждый из них все время сам за себя. И мне сразу становится легче. Включается выработанный годами муштры рефлекс выживания, я бросаю в утилизатор замасленную обертку и устремляюсь к подошедшему вагону, яростно распихивая локтями толпу и не обращая внимания на тычки и проклятия.

За мной по пятам постоянно следуют частные детективы — форменные громилы, нанятые “TRI” и “AMB Corp”. Они навязчиво следят, чтобы меня не прирезали уличные грабители, и чтобы я не сделал ноги, или не бросился под поезд, не завербовался на отдаленную планету, на астероидные рудники или в армию. Иногда они так близко, что я чувствую тепло их тел и запах их одеколона. Мои кредиторы терпеливо ждут, когда от меня отстанет полиция, чтобы приступить к мерам более радикальным, чем судебные разбирательства. Не знаю, на что они надеются, но мне кажется, что они уверены в том, что у меня есть чем им заплатить. Надо лишь хорошенько меня убедить в том, что я обязан это сделать.

Я хожу на допросы, как на работу. Против меня возбудили дело по целому ряду статей. Мое имущество и банковский счет арестованы. Мой коммуникатор ломится от официальных повесток. Против меня подано сразу несколько исков. Если бы я не успел снять со счета немного наличных, то сейчас мне было бы нечего есть.

Сегодня двенадцатое мая. Я трясусь в вагоне пневмопоезда, возвращаясь с очередного заседания суда, как всегда, плотно прижатый к поручням. Перед глазами стоит крысиная мордочка моего бесплатного адвоката. По виду мой защитник — из недавно переучившихся и сменивших профессию копов. Он так откровенно подыгрывает истцам, что мне все время хочется придушить его собственными руками. Я знаю, что это ничего не решит, но ничего с собой поделать не могу, так чешутся руки. И он никогда не беседует со мной наедине, словно понимая мои чувства. У мелких вороватых адвокатишек чутье на неприятности, как у клопов на кровь. Несбыточность моей маленькой мечты бурлит внутри, перекипая в глухое раздражение. Взгляд мой падает на кучку хмурых мужчин из Латинских кварталов, что оккупировала торец вагона, даже в вечной давке надземки старающихся держаться компактной группой. Я смотрю на этих, преимущественно среднего возраста людей, явно работяг, которым посчастливилось найти какую-нибудь грязную работу в Зеркальном. Сцепив зубы, они смотрят себе под ноги, словно воришки, чьи глаза постоянно бегают от мелкого вранья, и злость внутри меня разрастается и кипит, грозя изойти паром из ушей. Я понимаю, что вот конкретно эти, что сумели зацепиться за чужой берег и могут, наконец, досыта накормить семьи дешевыми пищевыми суррогатами, ни в чем передо мной не виноваты, и что они просто безропотное стадо, которым умело управляют за ниточки невидимые и недоступные мне кукловоды, и что именно эти кукловоды лишили меня работы, денег, Ники, всего, и что мне не стоит затевать драку, когда мы уже почти у границы Латинских кварталов, но уже ничего