Свободный Волк

Тут, как по команде, завязалась потасовка. Все, кто остался недоволен пивом, принялись кидать табуретки и опрокидывать столы.

Воспользовавшись суматохой, приятели тихонько смылись. Под крики и грохот они прибежали в конюшню и обнаружили, что их и в самом деле обокрали. Стояли две кобылы, а черный жеребец исчез. И два козла вернулись обратно в стойло.

Мосик выскочил наружу с воплями, желая непременно найти ворюгу и вырвать негодяю руки. Он был во гневе и жаждал мести. И тут увидел, что жеребца ведут ему навстречу.

– Ваша милость! – закричал мальчишка. – Не извольте гневаться! Жеребец объелся сена. Пришлось выгуливать, а то вычтут с меня за недосмотр!

Мосик немедля сдулся. Он даже с умилением погладил скакуна по холке. «Избавляйтесь от него скорее.» – посоветовал Вендрикс Стайсу.

Едва красавца ввели в конюшню, снова раздался шум. Козлы опять скандалили. Странно, но жеребец, такой послушный, такой безупречный, ни у кого из обитателей лошадиной гостиницы не вызывал симпатии. Овцы его терпели. Лошади морщились и отворачивались. А козлы так прямо разъярились.

На верхнем этаже принялись ругаться. В темноте заняться особо нечем. И все постояльцы завалились спать. Шум в конюшне всех их разбудил.

Тут в конюшню заглянул трактирщик и начал извиняться за свою ошибку. Но Мосик уже забыл об инциденте и теперь желал лишь одного: поскорее улечься спать. Пивцо было вовсе неплохим и очень даже крепеньким.

– Господин мой, – шепотом обратился к Стайсу трактирщик, – Меня к вам послал мой гость, герцог Геллемор. Он видел вашего коня и спрашивает, не продадите ли его ему. Сегодня ночью он отъезжает и хочет до отъезда переговорить с владельцем скакуна. Советую не отказываться. Он один вам даст хорошую цену. У остальных вы рискуете нарваться на обман. Мы тут привыкли встречать гостей с фальшивыми монетами. Я даже вас, простите сердечно, принял за таких плохих людей. Не пожелаете ли пройти к нему и переговорить о сделке? А я пока бы предложил вывести коня во двор, чтобы не тревожить постояльцев.

Стайс подумал, что случай сам идет в руки. И, поскольку Мосик залез уже по лестнице наверх и, судя по рыканью, даже успел заснуть, то Стайс направился с хозяином к покупателю. Коня и впрямь лучше поскорее сбыть, в хозяйстве вещь бесполезная. А беспокойства просто масса.

Его провели в покои герцога Геллемора. Стайс увидел немолодого человека с бледным лицом и темными глазами. Тот был ростом невысок, но смотрелся щеголем. Стайс подумал, что он в одежде простолюдина выглядит куда скромнее этого красавца, несмотря на то, что сложен безупречно.

– Вы хозяин лошади? – герцог оживился, завидев Стайса. – Прошу. Присаживайтесь. Я не хотел бы задерживать вас на ночь глядя, но очень тороплюсь. Я слышал, вы желали бы продать этого красавца. Уверяю, цена вас удивит. Я любитель хороших скакунов, а у вашего редкостная стать. Едва ли вы найдете где лучшего покупателя, чем я.

Герцог был так любезен. Его манеры были столь приветливы. Он хлопнул в ладоши и прислуга, не трактирная, а его собственная, налила в высокие бокалы темно-бордовое вино.

– Прошу отведать, – пригласил Стайса герцог, – никогда не пью в дороге ничего чужого. Только из своих запасов. Итак, ваш жеребец… Стайс глотнул из бокала.

«Опасность. Вино отравлено.» – только и успела сказать программа адаптации. Стайс отключился.

«Слуша-а-ай меня-а-а. Слу-у-ушай.» – тягучий голос застревал в ушах, давил на барабанные перепонки, переполнял, как ртуть, пульсирующий мозг. Стайс медленно приходил в себя. В голове все грохотало. Он открыл глаза, и свет ударил по зрачкам так больно, что он задохнулся и принялся про себя считать. Досчитав до ста, он осторожно разомкнул веки. Было больно, но уже терпимо. «Что со мной? Где я?»

Глаза скользнули по стенам, по портьерам. Он не узнавал место. Впрочем, он еще и не огляделся по-настоящему. Стайс осторожно пошевелил руками, проверяя, не связаны ли кисти. Нет, не связаны. Ноги тоже свободны. Тогда он решился сесть.

В голове немедля застучало, и в глазах поплыли красные круги. Он перетерпел. Программа адаптации должна все это скоро прекратить. Итак, что с ним случилось? Почему ему так плохо? «Неизвестный наркотик.» – ответила программа адаптации.

Значит, его отравили. Он вспомнил предупреждение программы. И было смутное ощущение, что он видел еще что-то. Но память отказывалась говорить. Стайс решил не насиловать ее.

Он сумел понять, где находится. Это комната герцога. Но самого его тут больше нет. Стайс сидит в том кресле, куда уселся прежде, чем выпить коварное угощение. Стайс поднялся. Ноги уже держали. Программа справляется неплохо. Что с Мосиком?

Он сошел по лестнице. В зале немного меньше народу, но все также все пьют. Некоторые спят на столах. В окнах занялся рассвет. Сколько же он спал?! Неужели всю ночь?

– Хозяин, где герцог?

– Он уехал, ваша милость, – ответил тот без всякого почтения, даже почти не глядя. – Как вы с ним заключили сделку, так он и уехал. Вам вот только предоставил комнату. Я не стал будить. Ведь все равно уплачено.

– А где мой попутчик?

– Я полагаю, спит на сеновале. Как вы продали вашего коня, так все и угомонилось. Все заснули спокойно.

Жеребца на месте не было. Но две их лошади стояли. На сеновале крепко дрых Мосик.

Вот так-то, Стайс. Обмишурили тебя. Подпоили и свели коняку. Хорошо еще, что только его. Все могло бы кончиться гораздо хуже.

– Вставай, Мосик. – хмуро растолкал он компаньона. – Нам пора. Карета ждет.

– Ну и видуха у тебя, приятель! – расхохотался Мосик. – А говорил «не пью!» Да ты, видать, вчера, пока я спал, наведался к бочонкам с вином!

– Пойдем отсюда. Мне цены здешние не нравятся. Переговорим в дороге.

В дороге Стайс все молчал, зато его приятель разорялся за троих. Он не мог никак все успокоиться, что их, мошенников, так ловко облапошили. И кто?! Вельможа!

– Нет, ты подумай, что может быть хорошего в стране, где герцоги занимаются таким паскудным делом – обманывают простой народ! Крадут у нас с тобой работу! Мало им, сидят на шее у народа, так еще и норовят последнее украсть! Нет, я вернусь, я им всем, и трактирщику, собаке, намылю шею! Не удерживай меня, пожалуйста! Стайс и не думал его удерживать, но Мосик отчего-то не спешил вернуться.

Волк Чевинк мрачно молчал. Его нисколько не тревожила пропажа скакуна. Даром получили, даром и отдали. Гораздо хуже было другое. Он уже примерно час не мог дозваться нимру Юсса. Мозговой партнер молчал. И Стайс не ощущал его присутствия, как если бы тот попросту исчез из его головы. За несколько тех лет, что он провел в партнерстве с нимрой, он так привык к постоянному его присутствию, что странное и таинственное его молчание приводило Стайса чуть ли не в панику. Он не понимал. Может, нимра отключился из-за спиртного? Или, что еще хуже, из-за наркотика. С программой адаптации не поговоришь, она выдает сообщение только тогда, когда сама считает нужным. Но если мозг функционирует, то нимра не может выпасть из процесса. Он погибает только вместе со своим партнером.

– Брось так мучиться, Стайс! – беспечно воскликнул Мосик. – Подумаешь, ограбили! Эка невидаль! Я и почище видел переделки! Вот я однажды ввязался в приключение. Представляешь, чуть не женился по жалости!

– Как? Еще раз? – отозвался Стайс, не вникая в слова приятеля.

– Ну да! Иду так по большому городу. А там на площади казнь готовилась. Казнили городских воров, здесь с этим строго. Представляешь, целую шайку изловили! И была у них там одна такая краля, сама невинность! Так вот она-то ими всеми и руководила. Приперся я на площадь, рот разинул, стою, смотрю. Вот девчонку-то и повели к «свекрови», так у нас тут называют виселицу. Все гогочут, тычут пальцами. А мне так жалко стало ее, такая милашка! Я вылез в первый ряд, всех растолкал. Стою, сам пригорюнился. И тут красавица как крикнет, мол, люди добрые, сжальтесь над моею жизнью молодой. Неужели тут не найдется милостивой души, что спасет ее от смерти?! А я так встрепенулся и кричу: чего, мол, надо-то? А она так вперила в меня свои синие глаза и на колени! Представляешь?! Палач тут ухмыляется и говорит в толпу, что есть такой обычай в их славном городе. Из семи казнимых седьмому может быть поблажка, если кто из зрителей согласится взять преступника либо в жены, либо в мужья. Только надо уплатить в казну полсотни галеманов. Тут у меня вся дурь в башке взыграла, такая одолела жалость к молоденькой воровке. Разве виновата бедная, что родилась в такой среде, где быть приличным и честным человеком подобно дурной болезни, вроде бешенства?! С рождения только и слышат, сколько кто украл, да сколько у кого украли. Я вышел на подмостки и кричу, как последний дурень, что я возьму девицу в жены. Она тут бросилась ко мне, глаза сияют, что звезды. Так чудно раскраснелась вся, что у меня поплыла голова. И обняла меня так страстно, с такой надеждой. Я говорю ей: не бойся ничего, дитя. Я тебя спасу. Я буду тебе, если не верным мужем, то хотя бы добрым братом. Все так и заревели в три ручья. Сам подумай, жалко погибающую красоту! Палач и тот зашмыгал! Я сунулся на пояс за кошельком своим, там как раз полсотни было припасено. А кошелька-то нет! Срезали, паскуды! Я взревел. Кричу: как посмели, гады! Неужто жизнь человеческая для вас дешевле каких-то там полсотни галеманов! Да как вас небо только терпит, когда одних воров казнят на глазах других воров! Тут палач как сунет руку девице в юбки и достает кошель. Не это ли, говорит, ты ищешь, милый человек? Точно, мой! Девица обокрала меня, пока я речи чувственные там произносил! Тут все хохотать давай. И вся толпа, и палачи, и стражники. И, представь себе, сама красотка! Так и хохотала, пока не повисла на «свекрови». Да что сказать, Стайс, порченые люди! Деньги мне, понятно, не вернули. Сказали, что уплачено в счет спасения. А то, что после – новая статья. Неплохо я в тот день потешил публику. А ты тут говоришь мне, мол, герцог!